Все звезды

- Что будем пить?

- Джин с тоником.

После того, как Ханин приготовил для девушки ее питье, между ними завязалась оживленная беседа. Собственно, в основном говорила Синди, а продюсер больше помалкивал да мотал себе на ус. Вскоре разговор перешел на личные пристрастия и вкусы.

- Вы спрашиваете, кто мой кумир? - тараторила девица, выразительно поглядывая на собеседника, - Конечно, ожидаете, что я скажу - та, на которую я сама похожа? Да, мне импонирует Синди Кроуфорд, но не только она. Есть и другие.

Она отхлебнула из своего стакана и как-то очень по-деловому оценивающе окинула взглядом интерьер продюсерской гостиной, где они вели беседу. Стильная итальянская мебель, на полу ковры ручной работы, на стенах подлинники довольно приличных картин. "Упакован дядя, дай бог каждому!" так и прочитал Большой Папа в красивых глазках юного дарования и почему-то подумал, что ей, по-видимому, не впервой посещать подобные квартиры.

- Больше всего мне нравится Шарон Струн, - продолжила Синди, - И мне очень хочется на нее походить. Такая милашка - все мужики от нее тащатся. И потом, говорят, она себе сама дорогу в Голливуде пробила, без мужа или папы продюсера.

- Это точно, - кивнул Ханин, - Мой знакомый из Лос-Анджелеса рассказывал, что она переспала в Голливуде со всеми подряд - и с мужиками, и с бабами!

- Ну и что? - вызывающе посмотрела на продюсера вошедшая в дискуссионный раж девица, - Да таким женщинам памятники ставить надо! Поначалу всех удовлетворила физически, а потом - виртуально, с помощью искусства кинематографа!

- Интересная мысль, - удивленно заметил маститый шоу-бизнесмен, - Надо запомнить.

- А вы думаете, я бы так не смогла? - развивая свой "вербальный" успех, поклонница заокеанской секс-бомбы неожиданно опустилась перед Большим Папой на колени и протянула руку к его зипперу, - Ну поднимись же, мне так не удобно.

Многоопытный деятель сферы развлечений с готовностью подчинился, хотя и был застигнут врасплох стремительным переходом Синди от теории к практике. А еще через двадцать минут, он был уже уверен на все сто процентов - его неожиданная посетительница вполне в силах достойно пройти по стопам пресловутой заокеанской кинозвезды.

Дверь камеры следственного изолятора с лязгом закрылась, и Барыга предстал на глаза своих временных соседей по "киче". Те, в свою очередь, с любопытством смотрели на вернувшегося после последнего судебного заседания по его делу сокамерника.

- Ну, как? - коротко спросил старший по камере, единственный среди них вор-рецидивист по кличке Худой. При росте не более метра семьдесят, в нем было не менее центнера живого веса.

- Восемь лет дали, - еле пошевелил непослушными губами Ханин и, не говоря больше ни слова, забрался на свое место на нарах и лег лицом вниз.

- Да как же так? - пришел в себя старший, после немой сцены изумления тюремной братии, - Я же лично твой "объебон"1 читал. Тебе, самое большое, "трешник" корячился. Что же могло на последнем судебном заседании измениться?!

- У-у! Вот суки! - возмущено гудела "хата"2, - Че делают, волки отмороженные!

Будущий столп российского шоу-бизнеса догадывался, в чем здесь было дело. Наверняка, работа Шевченко Юрия Леонидовича! Однако, он не хотел об этом рассказывать браткам по камере. Скажут - фраернулся ты, кореш. С КГБ шутки плохи! "Господи, восемь лет на "зоне"!" - с ужасом мысленно повторял вновь осужденный, - "Восемь лет!"

Худой, поразмыслив некоторое время, потом подошел к неподвижно лежавшему на нарах Барыге-Ханину и сказал, покачивая крупной в больших залысинах головой:

- Что-то ты, брат, мне не договаривал - не мог просто так тебе такой срок выйти! Одним словом, какой-то ты Мутнорылый!..

Большой Папа вздрогнул и проснулся. Он лежал на шикарной широченной кровати в своей спальне, а не на жестких нарах в вонючей камере. Рядом разметалась во сне юная претендентка в отечественные секс-символы. Бывший зэк перевел дух и тыльной стороной ладони вытер со лба холодный пот. Видно до самой смерти суждено видеть ему подобные сны!

Немного успокоившись, шоу-бизнесмен остановил взгляд на своей гостье-наложнице. Очень развитый ребенок, хорошая фигурка, да и мордашка у нее, что называется "фирменная". В самом деле, надо попробовать ее раскрутить. А вот фирме "Все звезды" она не нужна. Почему?

Глава пятая: Виктор

Славин возвращался домой после окончания очередного рабочего вечера в ресторане "Кристалл" пешком. Было начало двенадцатого часа ночи, над Благодатным опустилась бархатная южная ночь, и музыкант с удовольствием вдыхал свежий ночной воздух, понемногу отходя от прокуренной кабацкой атмосферы.

Жил Виктор, по меркам маленького городка, довольно далеко от центра, где располагался ресторан, в рабочем поселке Северный. Там находился его родительский дом, куда он вернулся после Афганистана.

Многоэтажные дома, признак урбанистической цивилизации, закончились, и он продвигался узкими кривыми улочками, застроенными индивидуальными домами. Сии жилища мало чем отличались от классических деревенских домов. Все те же "удобства" на улице, огороды и сады, хозяйственные пристройки во дворах. Виктор ходил этой дорогой тысячи раз, мог бы это сделать с закрытыми глазами, и поэтому его мысли были очень далеко от нынешнего места обитания. Мысленно он еще раз возвращался к предложению друга студенческой юности, а ныне телевизионного магната Алексея Пошлецова. Прошло уже ровно семь дней, давно истек трехдневный срок, данный ему Пошлецовым, а он не мог выбросить из головы это странное предложение. Ехать в Москву Виктор не хотел, но почему-то и забыть ее не мог. И дело было даже не в том, что поездки в столицу ничем хорошим для него не кончались.

Просто он никак не мог забыть, чем закончилось для него предложение будущего телемагната по созданию рок-оперы "Владимир Ильич Ленин суперстар"

Закончилось крупными неприятностями, круто и навсегда изменившими жизнь простого паренька из шахтерского поселка. Перед его мысленным взором появилась одна из картинок, когда эти неприятности начали материализоваться.

Студент журфака Виктор Славин робко вошел в строгий кабинет с портретом Дзержинского над рабочим столом хозяина кабинета. Им являлся подтянутый мужчина лот тридцати пяти в сером костюме.

- Виктор Сергеевич? - осведомился он, как будто бы его гость, по меньшей мере, был его ровесником, и радушно улыбнулся, - Проходите, пожалуйста.

- Меня зовут Шевченко Юрий Леонидович, - представился мужчина в сером, жестом предлагая посетителю стул напротив его рабочего стола, Присаживайтесь.

Виктор последовал приглашению, бормоча себе под нос невразумительную смесь приветствий и слов благодарности за предоставленный ему стул. Он никак не ожидал, что его в этом месте будут величать по имени-отчеству.

- Ну, как дела, Виктор Сергеевич? - задушевно спросил кэгэбэшник и в вновь широко улыбнулся.

- Да учимся понемногу, - туманно ответил Славин, инстинктивно предчувствуя, что он сюда приглашен не чаи распивать, - Общественной работой занимаемся.

- Угу, - благосклонно кивнул сотрудник спецслужбы, - А как работа над рок-оперой, закончена?

Тут студент на мгновение почувствовал, как его накрыла с головой ледяная волна.

- Какая такая опера?

- Рок-опера "Владимир Ильич Ленин - суперстар", вашего с Пошлецовым авторства.

- Извините, но я ни понимаю, о чем здесь идет речь. Я учусь в МГУ, а не в консерватории.

Кэгэбэшник согнал с лица наигранную улыбку и начал сверлить несговорчивого юношу прокурорским взглядом. Теперь они поменялись местами, и у Славина довольно хорошо выходила вежливо-недоуменная улыбка, особенно выводившая из себя офицера КГБ.

- Да ты, как я погляжу, совсем отпетый! - проскрежетал изменившимся тоном Шевченко, - Что, хочешь вылететь из университета? Так ты у меня еще намахаешься кайлом, намахаешься!

Но Славин так и не написал покаянного признания в объяснительной записке, которую ему пришлось составить по настоятельному требованию Шевченко...