Страница 111 из 124
Он не разговаривал с маленькой натурщицей со дня похорон ребенка, но своим взглядом тогда в саду он, в сущности, сказал ей: «Ты манишь меня к единственным возможным между нами отношениям». И она своим взглядом, в сущности, ответила ему: «Делай со мной, что хочешь».
Были и другие обстоятельства, с которыми приходилось считаться. Завтра Хьюза выпускают из тюрьмы; маленькая натурщица не перестанет ходить к мистеру Стоуну, если только не запретить ей это; мистер Стоун, по-видимому, в ней нуждается; Бианка, по сути дела, объявила, что ее выгоняют из собственного дома. Такова была ситуация, над которой ломал голову Хилери, сидя под бюстом Сократа. Долгие и тягостные раздумья все время возвращали его к мысли, что не Бианка, а он сам должен уехать из дому. Он с горечью и презрением обвинял себя за то, что не догадался сделать это давным-давно. Он обзывал себя всеми кличками, которые дал ему Мартин: «Гамлет», «дилетант», «бесхребетный». Но это, к несчастью, не очень его утешало.
К концу дня ему был нанесен визит: держа в руке корзинку из ивовых прутьев, в кабинет вошел мистер Стоун. Он не присел, а сразу же заговорил:
— Счастлива ли моя дочь?
При этом неожиданном вопросе Хилери молча отошел к камину.
— Нет, — ответил он наконец. — Боюсь, что нет.
— Почему?
Хилери молчал. Затем, взглянув старику в лицо, ответил:
— Я полагаю, что по некоторым причинам она будет рада, если я на время уеду.
— Когда?
— В самом ближайшем времени.
Глаза мистера Стоуна, светившиеся печалью, казалось, старались разглядеть что-то за стеной тумана.
— Мне думается, она приходила ко мне, — сказал он. — Я даже как будто помню, что она плакала. Добры ли вы к ней?
— Я старался.
Лицо мистера Стоуна вдруг покраснело.
— У вас нет детей, — проговорил ом с болезненным усилием. — Вы живете как супруги?
Хилери отрицательно покачал головой.
— Вы чужие друг другу?
Хилери наклонил голову. Последовало долгое молчание. Мистер Стоун перевел взгляд на окно.
— Без любви не может быть жизни, — проговорил он наконец и опять посмотрел на Хилери.
— Она любит другого?
И снова Хилери покачал головой. Когда мистер Стоун заговорил, было ясно, что он говорит про себя:
— Не знаю, почему, но я рад этому. Вы любите другую?
При этом вопросе брови Хилери сдвинулись.
— Что вы называете любовью?
Мистер Стоун не ответил. Он, очевидно, был погружен в глубокие размышления. Губы его начали шевелиться:
— Любовью я называю забвение самого себя. Часто бывают союзы, в которых только проявляются инстинкты пола или сосредоточенность на самом себе…
— Это верно, — прошептал Хилери.
Мистер Стоун поднял голову — лицо у него было напряженное, растерянное.
— Мы обсуждаем! что-то?
— Я говорил о том, что для вашей дочери будет лучше, если я временно уеду.
— Да, вы чужие друг другу, — сказал мистер Стоун.
— У меня есть на совести одно дело, о котором я должен рассказать вам до того, как уехать. А потом решайте сами, сэр. Та молодая девушка, которая приходит к вам работать, больше уже не живет там, где жила прежде.
— На той улице… — начал было мистер Стоун.
Хилери быстро продолжал:
— Она была вынуждена переехать, потому что муж той женщины, у которой она снимала комнату, увлекся ею. Он сидел в тюрьме и завтра выходит на свободу. Если девушка будет продолжать ходить сюда, он, конечно, сможет ее разыскать. Боюсь, что он опять начнет ее преследовать. Вы меня поняли, сэр?
— Нет, — ответил мистер Стоун.
— Этот человек, — терпеливо разъяснил Хилери, — жалкое, грубое существо, он был ранен в голову и не вполне отвечает за свои поступки. Он может обидеть девушку.
— Как обидеть?
— Он уже поранил штыком свою жену.
— Я поговорю с ним.
Хилери улыбнулся.
— Боюсь, что слова тут едва ли помогут. Она должна скрыться.
Воцарилось молчание.
— Моя книга! — проговорил мистер Стоун.
Хилери словно что ударило, когда он увидел, как вдруг побелело лицо старика. «Надо, чтобы он проявил силу воли, — подумал он. — Когда я уеду, она все равно сюда больше не придет».
Но он просто не мог видеть трагические глаза мистера Стоуна и, коснувшись его рукава, сказал:
— Быть может, сэр, она согласится на риск, если вы попросите.
Мистер Стоун не ответил, и Хилери, не зная, что еще сказать, отошел к окну. В негустой тени, где не было ни слишком тепло, ни слишком холодно, дремала Миранда, положив мордочку на лапы и слегка оскалив белые зубы.
Снова раздался голос мистера Стоуна:
— Вы правы: я не могу просить ее, чтобы она так рисковала!
— Вот она идет по саду, — сказал Хилери хрипло. — Позвать ее?
— Да.
Хилери знаком предложил девушке зайти.
Она вошла, неся в руке крохотный букетик ландышей. При виде мистера Стоуна лицо у нее погасло; она стояла молча, подняв букетик к груди. Поразителен был этот переход от трепещущей надежды к мрачному унынию. На щеках у нее вспыхнули красные пятна. Она перевела взгляд с мистера Стоуна на Хилери и снова на мистера Стоуна. Оба они смотрели на нее, не отрываясь. Все трое молчали. Грудь маленькой натурщицы начала тяжело вздыматься, словно после быстрого бега.
— Смотрите, мистер Стоун, что я вам принесла, — сказала она чуть слышно и протянула ему букетик ландышей. Но мистер Стоун не шевельнулся. — Они вам разве не нравятся?
Глаза мистера Стоуна по-прежнему были прикованы к ее лицу.
Хилери не вынес этого напряжения.
— Ну как, сэр, вы сами ей скажете или мне сказать?
Мистер Стоун заговорил:
— Я постараюсь дописать книгу без вашей помощи. Вы не должны подвергаться риску. Я не могу допустить этого.
Маленькая натурщица водила глазами из стороны в сторону.
— Но мне нравится писать, когда вы диктуете, — сказала она.
— Этот человек может вас обидеть, — сказал мистер Стоун.
Маленькая натурщица взглянула на Хилери.
— А мне все равно, я его не боюсь, я могу сама за себя постоять, мне это не в первый раз.
— Я уезжаю, — проговорил Хилери тихо.
Кинув на него отчаянный взгляд, будто спрашивая: «а я — я тоже еду?» маленькая натурщица застыла на месте.
Чтобы прекратить мучительную сцену, Хилери подошел к мистеру Стоуну.
— Вы будете диктовать ей сегодня, сэр?
— Нет.
— А завтра?
— Нет.
— Вы не хотели бы немного прогуляться со мной?
Мистер Стоун наклонил голову.
Хилери обернулся к маленькой натурщице.
— Итак, прощайте, — сказал он.
Она не приняла его протянутой руки. Глаза ее, глядевшие в сторону, сверкали; она закусила нижнюю губу. Потом уронила букетик, взглянула на Хилери, с усилием глотнула воздух и медленно вышла. Уходя, она наступила на упавшие ландыши.
Хилери подобрал то, что осталось от цветов, и бросил за решетку камина. В воздухе остался запах раздавленных ландышей.
— Теперь, сэр, мы можем отправиться на нашу прогулку, — сказал Хилери.
Мистер Стоун с трудом двинулся к двери, и вскоре оба они молча шагали к Кенсингтонскому саду.
ГЛАВА XXXIV ПРИКЛЮЧЕНИЕ ТАЙМИ
В этот самый день Тайми вышла из дому, ведя одной рукой велосипед, а в другой держа легкий чемодан, и быстро свернула с Олд-сквер в проулок. Там она остановилась, поставила чемоданчик и дала свисток, подзывая кэб. Он подъехал к тротуару, и тут же какой-то оборванец, будто выскочивший прямо из-под земли, завладел ее чемоданом. В тощем небритом лице оборванца было страдание загнанного волка.
— Проваливай-ка, эй ты! — крикнул ему кэбмен.
— Ничего, пусть, — пробормотала Тайми. Оборванец поднял чемодан, поставил его в кэб и стоял неподвижно, дожидаясь, когда ему заплатят.
Тайми дала ему две мелкие монеты. Он молча глянул на них и ушел.
«Несчастный, — подумала она. — Вот одно из тех явлений, с которыми мы должны покончить в первую очередь».
Кэб двинулся в направлении Хайд-парка, и Тайми последовала за ним на велосипеде, стараясь держаться невозмутимо.