Страница 69 из 73
И снова отваживаюсь — присела рядом. Пытаюсь повернуть, заглянуть Мирашеву в лицо. Подалась ближе и, давясь жутким амбре запойного перегара, несмело позвала:
— Мир… Мирон…
Вздрогнул. Тотчас распахнул веки. Пристальный взор мне в глаза. Поморщился.
Не ударил, не столкнул, как прежде. Напротив — вдруг движение руки и махнул перед моим лицом:
— Вот же, блядь, настырная какая… — и обмер, покорно зажмурившись. Шумный вздох.
Навалилась я ему на грудь, едва ли не прижимаясь своими губами к его:
— Мирон! — отчаянно. — Ты меня слышишь? Поехали домой…
Гыгыкнул вдруг:
— И тяжелая… — и снова открыл очи. Взоры сцепились. За густой щетиной сложно было различить ухмылку, но уголки глаз поморщились, а в зенках заплясал знакомую чечетку не менее знакомый бес. Дрогнула рука — коснулся меня — провел по волосам: — Но красивая… даже лучше, чем на фотке.
— Дурак! Я настоящая! — немного помолчав, подавляя в себе бурю жутких чувств страха и горечи. — Ну… поехали домой, прошу.
— Нет, — коротко, но не столь уже категорично. Зажмурился, голова склонилась набок. Засопел.
— Ладно, — громом послышалось где-то за моей спиной. — Отойди. Видимо, совсем только недавно догнался. Так дотащим…
Подчинилась.
Закряхтел, засопел Виктор. Ловкие, возможно, привычные движения — и подхватил под руки. Рывок — и выровнялся на ногах, кое-как удерживая рядом с собой анабиозного Мирашева.
Кивнул головой на выход:
— Придержи клеенку…
* * *
— И часто у него такое? — осмеливаюсь я на вопрос, когда наконец-то приехали домой (в квартиру Мирашева), и дотащили это тело до кровати, взгромоздили на постель.
Скривился Виктор. Жуткая, жалящая тишина…
Глубокий вдох — и решился. Взор мне в глаза:
— Второй раз. А первый… хуеву тучу лет назад был, когда батя его умер. Мы тогда его неделями из запоя выводили, то и дело, что по подвалам да по притонам отлавливая. Хорошо, что никакая тварь его спьяну на наркоту тогда не присадила, а то были бы дела…
— А сейчас? — от испуга дрогнул мой голос, кольнуло сердце.
— Нет, вроде… — протянул, поморщившись. — Да и он это дело, вообще, так-то ненавидит, — скривился. — У него несколько хороших товарищей… по этой причине «ушло» — потому, — еще усерднее замотал головой, — никак не приемлет. Если видит, что наши кто — сразу: или лечиться, или с вещами на выход. — Хмыкнул вдруг, на мгновение спрятав взгляд: — Он так и Маже, в свое время, жизнь спас… Так что нет, — взор около задумчиво. — Ладно! — шумный вздох. — Крягу вызвоню. Вечером, или когда он там сможет, приедет — прокапает. А пока сейчас продуктов принесу, воды, да прочее — самое необходимое. И, как немного отойдет, переодень да помой его, — скривился, кивнул головой на сопящего Мирона. — А то, блядь, что с помойки притащили. Еще не хватало, какую болячку к вам в дом занести…
* * *
— Майоров! — окликнула я Виктора, стоя у входной двери, едва тот уже стал спускаться по лестнице.
Покорно замер. Обернулся:
— Да?
— Прости меня за все… что было.
Улыбнулся (как-то добро, понимающе, благодарно):
— То ли еще будет. Мы с ним плохие мальчики, — рассмеялся, тотчас закивав головой.
— Спасибо тебе за все…
— Это тебе… спасибо. Что не отказалась от него. Наверно… ты первая.
Обмерла я. Нервно сглотнула слюну:
— А ты?..
Ухмыльнулся:
— Меня-то дела с ним еще держат. А тебя что?
Смущенно опустила взор.
— То-то же… Хотя да. Ты права… Прежде всего он мне друг. И я рад… — осмеливаюсь вновь устремить взгляд ему в глаза, отвечает тем же, — что он наконец-то нашел… того, кто любит его, и кого он любит. Берегите друг друга.
Подмигнул дружески — бойко разворот.
Побежал, пустился по ступенькам на выход.
* * *
Закрыть дверь на замок.
Забраться в постель, прижаться к Мирону… Может, и «как с помойки»… но зато мой, родной…
* * *
Словно током меня пронзили слова, мысли о том, что скоро, вероятно, придет Кряжин. А потому тотчас вырываюсь из полудрема — слетаю с кровати. Снять, стащить со своего благоверного грязную одежду, а затем — с миской и полотенцем — да попытаться хоть немного помыть его: лицо, руки, да так… где особо не сопротивлялся (матерясь, что-то отчаянно бурча под нос и отмахиваясь от назойливой, буйной «белки»).
Не хотела я, чтоб кто-то еще видел его в таком состоянии… А особенно его брат.
Насколько помню, у них же такие же… «радушные» отношения, как и у нас с Риткой. А потому — скрыть его слабость, и вместо нее нарисовать его любимый пофигизм и нахальную беспредельность.
* * *
Не ошиблась. А, вернее, Майоров и с этим не подвел. Буквально еще чуть больше часа — и позвонил кто-то в дверь. Живо в коридор. Взглянуть в глазок — и торопливо открыть замок…
— Какого *** ты здесь делаешь?! — невнятно, но злобно, давясь яростью, гаркнул на доктора Мирон, едва хоть чуть-чуть стал приходить в себя и раскрыл глаза.
— Я его позвала, — нагло вклиниваюсь, вынужденно солгав.
Вздрогнул. В момент перевел, уставился взором на меня, стоящую позади копошащегося рядом с ним Кряги.
Смолчал. Еще резиновые мгновения бурения взглядом — и вдруг зажмурился, отвернулся в другую сторону.
Стерпела горечь и я.
* * *
Долгие минуты манипуляций, контроля… попыток все это вытворить, не смотря на временами сопротивление моего гаденыша.
Еще движение стрелок часов — и наконец-то… откланялся, обронив в мое сознание в очередной раз инструкцию, что за чем делать, и как поступать, если что-то пойдет не так.
— Справишься? — пристально уставился мне в очи.
— Да, — лихорадочно закивала я головой: будто у меня есть выбор?
— Ну, и отлично. А то мне уже пора бежать. Но если что — звони. Есть мой номер?
— Нет, — вздрогнула невольно. Но в момент догнала эту мысль иная: — Я, если что, с Мирашевского наберу. Просто мой… я не знаю где, — добавила едва слышно, замявшись в еще большем смущении, стыде.
— Хорошо. Не стесняйся…
Провести до двери, вновь поблагодарить и покорно закрыть за ним плотно, провернуть замков барашки.
Шаги в комнату — легла рядом, жадно прижалась к своему Мирашеву.
Вдруг движение его руки — и коснулся несмело ею моей — сжались пальцы. Обрушиваю взор из-подо лба ему в лицо: веки закрыты, но на устах… разлеглась едва заметная… счастливая улыбка, вновь поморщив уголки родных глаз.
Глава 40. «Епитимия»[32]
Пару дней на то, чтоб из озлобленного, замученного зверя… моего Мирона превратить хоть в какое-то подобие человека. Но нет худа без добра, как и добра — без худа… А потому, так или иначе, не очень-то и вовремя… но наступил, грянул долгожданный «День Икс».
20 августа, 2009 г.
— С Днем рождения! — кинулась я к Мирашеву. Жадный поцелуй в губы.
— Спасибо… — гогочет, прижимая меня в ответ.
— Слушай… тут такое дело… — задумчиво повела я, страшась его реакции на последующее.
— Нет, прости, родная… — неожиданно отозвался (не без ноток ехидности), резво, опечалено; нагло перебивая меня. — Но моложе… я уже не стану…
Не выдержала — заржала идиотически, ведясь на шутку. Немного отстранилась.
Прокашлялась, собирая остатки сосредоточения в себе:
— Мирон, я серьезно… — надула губы (во многом наиграно). — Мне это важно…
— Ну, ладно, — скривился, комично разыгрывая раздражение. — Че там? — не сбавляя улыбки. Притиснул к себе сильнее. Нос к носу, на расстоянии дыхания.
Мгновения томления в его тепле — и наконец-то совладала с собой. Робко:
— Ты можешь… сегодня не пить? — с неким испугом… давясь эхом прошлого.