Страница 57 из 73
— Вам помочь? — ехидно-кислотное, будто гром, раздалось под мое приземление на асфальт. От его голоса я машинально дернулась назад, но ограждение не дало свершить побег. Да и поздно уже… отступать.
Сцепились наши взоры, заледенел его взгляд, вонзаясь ядовитой стрелой мне в душу. Нервные, поверхностные, рывками его вдохи (хотя лицо каменное, холодное, непроницаемое). Мои же — едва различимые, задавленные страхом. Сердце заколотилось отчаянно, будто птица в клетке. Дрожь пошла малодушной волной, доводя до лихорадочного пляса конечности. Скривился, оскалился враз Мирашев, заиграв скулами, тщетно давя в себе ненависть и благой мат шлифовкой. Взрыв — и разразился больным, яростным криком:
— ЭТО ЧЕ ЗА хуеНЯ?! — руки его сжались в кулаки. В глазах блеском воспламенели черти. И снова я позорно дернулась, попытка пятиться — тщетно, только прилипла вплотную к холодному железному забору.
Трясется весь, не в силах сдержать, рисовать по**изм.
Нервно сглотнула я слюну.
Но… что самое странное, ужасное — чем дольше я сейчас всматривалась в его лицо… тем меньше хотелось сопротивляться. Словно и не я пару минут назад перебирала трезвые мысли в своей голове, четко осознавая утопию слепых надежд. Словно не я… изнемогала от предчувствия и прозрения.
И даже страхэтот принимаю.
Ничего более… Не хотелось отныне слушать ни рассудок, ни инстинкт самосохранения. Сдаться. Адское желание сдаться своему супостату — и будь, что будет.
Его. Пусть на миг — но буду счастлива… буду его. А та жестокость, ярость, что даже сейчас, как и почти всегда, в нем кипит, — она мне даже нравится… Она на руку: не пощадит. Надоем — доведу — и убьет. Я — наркоман. И моя доза — он полностью.
— НИКА! — и снова ор мне в лицо — вздрогнула. Вдруг рывок — и схватил, сжал меня за плечи до боли. — МАТЬ Твою, ЧЕ МОЛЧИШЬ?! — встряхнул гневно. Глаза в глаза, пронзая еще сильнее взглядом. — Я тебя спрашиваю! Это че за хуеня?! Чего эта овца мне звонит в истерике и говорит, что ты свалила, неизвестно куда, ничего не сказав?! Почему я должен бросать все дела — и срываться, бегать по городу тебя искать?! И, вообще, вокзал?! Ты серьезно?! После всего?!
Дернулась я невольно, испуганно сжав сильнее билет в кармане.
Заметил. Сообразил. Движение — и отстранился, ровно на столько, что ухватить за руку и вытащить оную долой. Не сопротивляюсь — покоряюсь своему Тирану во всем. Достал бумажку. Беглый взор по строкам — и на меня, ошарашенный:
— Ты о**ела? — растерянное, тихое, горькое. Голос дрогнул от разочарования и горечи.
По щекам моим побежали слезы. Опустила я голову — признаю вину.
Но еще миг — и сама не знаю, как отваживаюсь: движение — и идиотически, безрассудно… бросаюсь ему на шею, прижимаюсь изо всех сил, носом уткнувшись в шею.
Окаменел. И даже руки его не дрогнули, чтоб обнять меня в ответ. Стоит, не шевелится. Не дышит.
Глубокий, шумный мой вдох, давя рыдания. Рыком:
— Мира… Мирон, я не знаю, сколько у тебя таких шлюх, как я… было, будет… и есть. Но прошу… либо сейчас отпусти, либо… как наиграешься — просто убей. А иначе… иначе тогда я уже точно не выдержу, не смогу без тебя жить…
Жгучие, ужасные минуты рассуждений. Выбора…
И вдруг дернулся, несмело коснулся руками моей талии. Напор — и поддаюсь, отстраняюсь. И пусть страшно, ужасно ему взглянуть в глаза и там увидеть ответ, но все же подчиняюсь — исполняю волю Судьи.
Зашевелились уста, да только звук раздался не сразу:
— Это что еще за… бред? — врастяжку, сухо, едва внятно. — Какие еще… шлюхи? — растеряно. Мгновение моего безмолвия в ответ — и вдруг взрыв: — Что ты, блядь, несешь?! Че тебя переклинило?! — Нахмурился в момент: — Это эта Сука, да?! Она тебя надоумила? — молчу, а потому тотчас среагировал, будто прозрев. — Вот блядь такая!.. — дернулся от меня, но из последних сил сдержала, не дала уйти:
— Нет! — нервно рявкнула, отчего тотчас поддался. Остановился. Обернулся.
Взгляд в глаза:
— Че нет? ЧЕ НЕТ?! Если ты была спокойна последние эти дни! А то вдруг на тебе! — скривился, глаза отвел в сторону. — Домой поехали, — черствым, неоспоримым приказом.
— Мир… — отчаянно, вымаливая пощады, если все же она, я права. Не уступаю впервые деспоту.
Взор в очи:
— Че «Мир»?! — взбешенно, с раздражением. — Че ты мне «Миркаешь»?! — будто яд, сплюнул мне в лицо. — Ты всякой ***ни надумала, а виноват опять Мирашев?! Так, блядь?! Какие бабы?! — гневно, криком уже, окончательно слетая с катушек. Вырываясь, отстраняясь от меня, разъяренно жестикулируя. — Че ты несешь?! Да мне, блядь, тебя с головой хватает! — махнул рукой. — Мозг выносишь так, что куда мне еще одна?! Я же не железный! Или сколько ты там напридумала?!
Виновато опускаю очи.
Закачал головой в негодовании. Цыкнул, смолчал, сдержал еще какие-то ругательства.
— Но ты же… со мной не спишь, — робко, жутью давясь, будто лезвиями, добровольно разрезала нашу вселенную.
Вдруг рывок, ухватил за запястье, сжав до боли. Разворот — и потащил за собой в сторону вокзала.
Отчаянно семеню следом, заплетаясь в собственных ногах.
— Мирон! Мира, мне больно! — отчаянно пищу.
Игнорирует. Внутрь здание. Касса платного туалета. К окошку — и, живо достав из кармана все, что у него там было, швырнул скомканные деньги на тарелку:
— Нам на все. Никого не пускать, пока мы там.
* * *
Зайти внутрь, выгнать всех, кто там «застрял», грозя стволом.
— Давай не здесь! — отчаянно прошу его, моля, полностью уже осознавая и принимая свою участь, тщетный раз сгорая от страха и волнения.
Но не слушает. Не отвечает. Не реагирует.
Спешно закрыл дверь, провернув замка барашек, и ко мне. Расстегнул пуговицу на моих джинсах и силой рванул змейку вниз — запищала брезгливо молния. Не сопротивляюсь. Рывком стащил штаны вниз вместе с бельем. Стою, гляжу, жду, как далеко он зайдет. Немо изнемогаю от ужаса и паники. За руку — грубо развернул к себе спиной. Подал вперед — прошлась. Нагнул — уперлась руками на тумбу, раковину. Дрожу, подкашиваются ноги. Но терплю, повинуюсь. Не так я представляла… свой (добровольный) «первый» раз… но…
Шорох, страх, ожидание — и слой, с напором, не сразу, но вошел, проник в меня. На глазах моих тотчас застыли слезы. Странные, жуткие, смешанные чувства, ощущения: горькой радости и некого… психопатического облегчения. Пытается двигаться во мне — но не особо ловко выходит. Больно — терплю: сама напросилась и лишь бы теперь не отпугнуть. Когда-то да должны были мы эту черту пересечь. Ему это надо — и уж лучше я буду «исполнять», «давать», чем кто-то иной…
Еще рывок — и айкнула нечаянно. Поморщилась от неприятных ощущений, взрывающих во мне волну прошлого… волну отвращения и страха. Взор испуганно в зеркало, что напротив. Он, Мирашев. И пусть за мной его почти не видно, но вижу его лицо, очертания… — жуть, тошнота отступает. «Во мне Мирон. Никто-то иной. А ОН», — сумасбродной мантрой слова, давясь собственной никчемностью и заливаясь отвращением к самой себе.
И снова движение — сухо, больно… неестественно.
Дефектная. Я — ДЕФЕКТНАЯ. Правильно все говорили… Я — урод. Фригидная. И даже… на секс не способна. Только и могут что… больные извращенцы насиловать, наслаждаясь моими страданиями, криками… мольбой и плачем.
— Малышка, расслабься.
Поежилась от его голоса.
Еще движение — и не выдержала взвизгнула от боли.
Момент — и вышел.
Потекли позорно соленые потоки шальной рекой по моим щекам — облажалась. Теперь точно… облажалась.
Потеряю я его. Окончательно и безоговорочно… потеряю.
Какой-то… «правильной» шлюхе достанется, которая все знает и умеет, которая не бракованная. И в которой в башке — не вздор.
Вдруг движение — надел на меня белье, штаны. Обнял за плечи. Попытка развернуть к себе лицом — но тотчас отбиваюсь, вырываюсь, отталкиваю его в сторону — поддается. Страшно, чтоб заметил слезы. И то, если это уже не произошло. А потому опускаю усерднее голову, увиливая и от предательского отпечатка в зеркалах. Шаги к кабинке: