Страница 3 из 8
И тогда Наташке делается скучно. И она думает, как было бы здорово, если бы у нее все же был котенок.
Хитрая старушка
Поздняя осень, снега еще нет.
Все черно-серое, куда ни глянь.
В такие дни бывает особенно тоскливо на душе.
Мама ведет Наташку с Толиком гулять в сторону городского рынка. Его еще Блошинкой называют. От их дома до Блошинки — всего два квартала. Мама объясняет, что на Блошинке продают старые вещи, на которых в прежние времена запросто могли бы оказаться блохи. А сейчас блохи — редкость, но название осталось.
Блошинка пестреет разноцветными платками, шелковыми юбками и прочим, прочим, напоминающим о том, что месяц ноябрь не вечен, что придет новое лето. Но только сперва настанет зима — вот вам и валенки на любую ногу…
Целые ряды заняты видавшими виды ботинками, рядом площадка ощетинилась лыжами. А между лыжами, прямо на земле, стоит швейная машина, и тут же рубанки, дрели и прочий рабочий инструмент.
Но самое интересное — тот край базара, где животные.
В раскрытых багажниках чьих-то машин визжат поросята. Лошади, запряженные, думают о чем-то и дремлют, пока хозяин распродает свою другую живность с телеги, устланной желто-зеленым сеном. Большие клетки битком набиты курами, а рядом пищат желтые подросшие птенцы — утята, а может быть, гусята. В фанерных ящиках кролики пытаются скрыться от чужих глаз в толпе своих собратьев. Один только спрятался, как продавец вытащил его за уши и ну нахваливать свой товар!
— Мама, — говорит Наташа. — Ты мне кролика все равно не купишь. Купи лучше котенка!
— Ты что! — ахает мама. — Про дедушку забыла?
И тут же голоса раздаются:
— Что покупать? Бесплатно, даром забирай!
Смотрит мама — а они уже в ряду тех бедолаг, которых в любую погоду встретишь на Блошинке. Как ни придешь, они всем проходящим предлагают кошек разных возрастов и беспородных собак, а иногда еще хомяков, целый выводок, или зачем-то голубя-сизаря, который не может летать.
В этом ряду стоит Андреевна, старуха из ближнего поселка.
Только Наташка еще с ней незнакома.
У Андреевны в руках мешок, а в мешке живность копошится — братишки и сестрички, дети белоснежной кошки Сметанки.
Андреевна только задумалась о чем-то своем, старушечьем, как вдруг услышала рядом громкий плач. Смотрит: ревет довольно большая девочка, лет девяти. А рядом с ней стоит младший братишка — лицом на нее сильно похож. И тянет:
— Наташ, не реви, стыдно. Что люди подумают?
Наташке все равно, кто что подумает. Жизнь без котенка вдруг показалась такой горестной, что ничего уже неважно стало. Наташка оглянулась на маму, которая, кажется, сама готова заплакать, и начала с новой силой:
— Котенка хочу-у!
Мама что-то беспомощно говорила ей. Втроем они стояли на пятачке, в центре всеобщего внимания. Секунда — и люди оценили ситуацию.
— Возьми котенка-то детишкам! — вдруг сразу заговорило, загудело, затараторило вокруг.
— Мой-то, погляди, какой шерстистый! Дедушка был персом у него.
— Лучше сюда гляди, на моего! Простой, беспородный, зато приучен к месту, к туалету — горя не будешь знать!
— Мамка, сердца у тебя нет, ребенок-то как убивается! Котенку много ли надо? Что сами едите, то и ему… А убирать за ним дочка сама будет, большая уже.
— Куда там… — в растерянности отвечает мама толпе. — С родителями живем. С мужем я разошлась, уехали мы… Теперь — сама себе не хозяйка.
— А что, плохой, что ли, был муж? — перебивает маленькая вертлявая бабенка.
— Терпеть надо было, терпеть, — учит высокая толстая старуха. — Ради детей терпела бы…
— А дети что! — спорит с ней худая, изможденная женщина. — Детям-то, что ли, надо, чтобы папка скандалил каждый день?
«Что папка каждый день?» — не понимает Наташка. Ей вспоминается: с папой они летят в надувных санках с горы, прыгают на ухабах! Страшно, аж сердце замирает! И в то же время как хорошо вот так лететь и бояться — с папкой. Одна бы она ни за что не поехала…
И тут же вспоминается комната, заполненная чем-то тяжелым. Тяжелое — невидимое, и вроде оно ничем не пахнет. Но оно есть, оттого что мама как-то странно молчит и папа тоже молчит. Чтобы они не молчали, Наташке хочется прыгать на софе и громко кричать. Ей это не разрешается, и, если она только попробует, мама и папа станут кричать на нее. Оба вместе. Тогда они, может, помирятся. Но Наташка с места не может сдвинуться. И мама тогда говорит: «Нам лучше уехать…»
Мама, наверно, то же самое вспомнила. Наташка думает: как понять, что это тяжелое в комнате было? И захочешь чужим рассказать — не сможешь. А тем все знать надо. Или они думают, что уже все знают…
— Ушли и правильно сделали, не пропадете! — утешает маму хозяйка двух одинаковых, как близнецы, рыжих котят. — Ну что, берешь у меня? Выбирай котенка!
— Не могу, — оправдывается мама. — Отец у меня сильно не любит кошек.
— Деда не любит кошек, — повторяет Толик за ней. — И котенков тоже он не любит.
А Наташка ничего не говорит, только ревет.
Андреевна порылась в своем мешке и вытащила вслепую серый комок. Девочке протянула:
— Нельзя тебе домой, так хоть подержи маленького-то, подержи, погладь…
Та приняла в руки котенка, продолжая тянуть по инерции басом:
— У-у-у!
Наверно, трудно было сразу остановиться.
— Что все ревешь? — растерянно спросила старуха. — Или, может быть, черненького хочешь?
Наташка сразу подхватила:
— Черненького хочу-у!
Старуха выбрала в мешке черного, как смола, котенка, сунула его в руки девочке, а серого отправила назад в мешок. Девочка потянула котенка к лицу, а старуха Андреевна, приговаривая: «мальчик, мальчик, хлопот у вас не будет», сделала шаг назад, потом еще один шаг назад и так, пятясь, пятясь, оказалась за строем других старух и девочек-подростков с котятами. Пригнулась и двинулась дальше, в толпу, в толпу.
— Стойте! — закричала мама. — Здесь ваш котенок! Мы не можем…
А старухи и след простыл.
Котенок остался вместе с Наташкой, мамой и Толиком.
Кругом все улыбаются: «Ну, хитра Андреевна, вот и пристроила одного из своих».
Заговорщики
Делать нечего, зашагали мама, Наташка и Толик домой. Наташка впереди идет, котенка к себе прижимает. Мол, что хотите делайте, а не отдам. Лучше сама с ним вместе из дома убегу.
За ней мама идет, сердится.
— О чем ты думала?! — спрашивает дочку. — Что мы теперь делать станем?
А сзади Толик идет. И думает: «Хорошо мне, я машинки люблю. Машинки можно дома держать. Дед сам иногда мне машинки покупает. А Наташке плохо. Она любит котят. Плохо любить то, что дед не любит».
Мама к тому же злится на себя, что стала оправдываться перед старухами, рассказывать про свою жизнь.
И все из-за этой ревули, из-за Наташки! Ну, Наташка, ну, погоди же! Что будем с котенком-то делать? Не бросишь же его в подъезде — и без него во дворе полно кошек-бродяжек, а этот — совсем малыш, не выживет… И что бы не взять его в дом?
Бегал бы такой — черный как ночь. Сколько раз за день тебе дорогу перейдет? И нам все было бы нипочем. Ведь это не какой-то неизвестный черный кот, это свой собственный! Разве Наташка хочет чего-то несбыточного? — думает мама. Ведь поговоришь с людьми, и каждый кого-то вспоминает. Какого-нибудь зверька из детства, с которым вместе росли. Сначала, например, котенка взяли — меньше мышки. Он — «мяу», и ребенок-ползунок ему — «мяу». Так вместе и растут, и после вдруг подросток замечает, что его приятель-одногодок стареет. Редко четвероногий доживает до выпускного вечера своего хозяина, но только выросший хозяин всю жизнь будет вспоминать первого питомца… Пусть и Наташке будет кого вспоминать!
Маме вдруг передается Наташкина решимость.
— У нас теперь есть котенок! — объявляет мама бабушке с порога.
Тети Гали с утра нет. У нее такая работа, на которую приходится ходить и по воскресеньям. Зато ей платят хорошо. Дед все время говорит, какая тетя Галя молодец.