Диалоги с людьми

– Брось всё и иди туда, куда тебя призывает Иисус. Ты больше нужен там, где нуждаются в тебе, чем там, где ты нуждаешься во всех. В монастыре жизнь теряет время, и это есть настоящая жизнь. А посмотрите на жизнь мира: бесконечные толкания и ходьба по головам, оторванные карманы и выдернутые усталостью волосы. Вот оно и есть самоубийство. От всего этого в общество вошли аборты, эвтаназия и нелюбовь. Человеческое сердце потеряло свою цену. Но у Бога мы все бесценны, и поэтому я не могу спать, когда спит мой монастырь. Пусть мои сёстры спят, все тяготы ихние я взвалю на свои плечи – я знаю, что эту ношу Господь облегчит в своё время.

Диалог с мистиком

– Ваша душа путешествует. Душа всегда в движении. Где вы черпаете силы быть всегда в поиске?

– Бабушка моя говорила: "У души всегда глаза открыты". Мои предки были веселы, пьяны, с сытым животом, но на низком духовном уровне. Много столетий наш род рос от низкого к высшему, и теперь, на мне – академике, докторе философских наук, мистике, чей взор внутреннего мира производит фурор в среде богатых и властвующих, этот рост прервёт своё движение вверх. Именно это даёт мне силы: я знаю, что после меня – конец, крах, тишина; тогда как же я могу бездействовать?

– Мир меняется в худшую или лучшую сторону?

– Смотря что вы читаете. Если вы уделяете внимание книгам пророчеств, вы начнёте вполне резонно утверждать, что гибель Земли стучится в нашу дверь.  Это как быть в болоте и говорить языком жаб. Чему учимся – то и говорим. А если вы всё время грезите финансами – ваш взор представляет миллиард тучных лет. Это то же болото, только ваш голос похож на звон монет.

– Какие книги вы читаете?

– Я без ума от старинных фолиантов, пахнущих хвоей и можжевельником. Без книг я бессилен сделать шаг. В нижних шкафах библиотеки у меня томятся томики эзотерики и магии. Всё это я прочту перед смертью, чтобы не отягощать душу тяжёлым грузом.

– Иосиф Флавий заслуживает высокой похвалы?

– Рим был всегда был тучен от мудрости. Пусть похвалы раздаёт Бог, а людская молва тянет на дно.

– Ваши дети отошли в сторону музыки и изобразительного искусства. Вы считаете это предательством своих интересов?

– Пусть они прочтут всего Шекспира и Гёте, а потом я начну их учить мудрости жизни.

– Ваша жена вкусно готовит. Вы считаете это достоинством супруги?

– Однажды моя душа парила над океаном. Гремели грозы и бешеный ветер будоражил небеса. Я устремился в свой дом, влетел как сто ветров, но внезапно замер у двери кухни. У моей благоверной горел пудинг. Вдруг я почувствовал, что что-то неведомо страшное разрывает мой дух изнутри. Моя душа, путешествовавшая вне тела, была на грани гибели. А Виктория в это время щебетала с подругой по телефону. Я вырвался из своего коттеджа, повис над необъятной пихтой – и время моё остановилось. На ужин был готов другой пудинг, но для меня от него разило всё тем же смрадом горения.

– Чтобы вы сказали при личной встрече Дэну Брауну?

– Что он классный чувак, но чересчур осторожный. Он боится ошибиться, боится огорчить читателя. Но тигр не может плестись позади зайца. Больше мыслей, больше движения! В конце концов – у вас не одноразовая душа.

– Кому следует заниматься мистикой?

– Только тем, кто храбр. Я ненавижу трусов, они бесполезны. Войны даются для того, чтобы разбудить трусливую нацию. Мир не может существовать без героев.

– Когда небо черно от туч, вам никогда не хотелось убежать на край света?

– Миллион раз. В эти часы я сажусь за фортепиано и начинаю играть Шопена. Музыка есть часть моей семьи. Дети в это время плачут, жена начинает творить макияж. Я давлю на клавиши, желаю их во что бы то ни стало сломать. Ужасно жуткая картина. Всё это пахнет пылью цивилизации. А должно пахнуть лесом, лугом и пашней.

Диалог с земледельцем

– Как всякий земледелец, вы особенный человек?

– Земля и труд на ней научает выделяться из толпы. Я более восприимчив к звукам, к тому как дышит пашня, как растения тянутся к солнцу как к матери и тому подобное. Садясь в трактор, словно уходишь в иной мир, разрываешь путы. Я особенный человек, я слышу более чем голоса земли.

– Вам желалось когда-либо написать об этом книгу?

– Времени мало. Я ещё рыбак и не мыслю себя без отдыха перед озёрной гладью. Смотрю как вьют гнёзда аисты, как мышата пищат в уютной норке под кочкой, как размерено пережёвывает травяную жвачку соседский конь… У меня неважное зрение, но я отказался от очков: я хочу всё это видеть своими глазами!

– С рождения ли появляется у человека любовь, тяга к земле?

– С рождения появляются только капризы и лень. Человека необходимо заинтересовать любить. Что такое земля? Это то, что с нами каждый миг, ежесекундно. Это обыденность, а её полюбить нелегко. Я говорю своим внукам и правнукам: любите родителей, уважайте землю, которые вас родили, и тогда будут уважать и вас. Не любящий землю человек – случайная птица в общем косяке.

– Что вы скажете об охоте?

– Охота учит дисциплине: это и забота о ружье, забота о собаке, забота о своём здоровье. У меня есть друг – профессор офтальмологии, особенный человек. Мы вместе ходили в школу, посещаем баню, пьём квас. Михаил расспрашивает меня о психологии моего поведения на охоте. Ему интересны мои поступки, мои мысли. Он спрашивал как-то меня: не жалко ли мне убивать дичь? Я долго думал, прятал взгляд, но не знал что и сказать. Ведь я не убиваю просто так, я регулирую процессы жизни в природе. Это что-то вроде миссии. Мне страшно нажимать на курок, но до меня это делали мои пращуры. Это уже в крови; это не игра.

– Всё это помогает вам растить пшеницу и овёс?

– Всё это – жизнь, а жизнь есть опыт, а где опыт – там меньше огрех в труде.

– Если бы вам сказали, что вы смертельно больны, дни ваши сочтены, вы бы изменились внутренне?

– Я не боюсь смерти, а боюсь безделья. Моей отец-блокадник не садился за стол без молитвы, без подсчёта присутствующих за обедом или ужином и наличия аппетита. У него был культ хлеба – он считал хлеб манной небесной, лекарством от всех болезней. Для него голодный человек – изрытая река, потерявшая свою полноводность.