Страница 2 из 26
— А ну марш отсюда, «заяц»! — скомандовал лейтенант.
Парень невозмутимо закрылся брезентом.
Дымов отбросил брезент:
— Кому говорят? Проваливай, пацан!
— Сам ты пацан!.. — огрызнулся парень. Волосы на его голове топорщились, что иглы у ежа, в колючих глазах таилась угроза.
За спиной лейтенанта раздался смех. Дымов обернулся… Бойцы у пулеметов задрали головы кверху и как-то уж слишком усердно наблюдали «за воздухом». Анечка, покачиваясь, будто танцуя, шагала по рельсу, и к ней тоже нельзя было придраться. Только у сержанта Кухты не успела сойти улыбка с лица.
— Сержант Кухта! Поправьте ремень, — приказал Дымов. — А то живот у вас выкатился, что арбуз…
— Куда ж мне его деть, товарищ лейтенант! И на море ездил — не помогло. И вы меня сколько обучали по-пластунски — не помогло…
Бойцы еле сдерживались, готовые рассмеяться, а мальчишка откровенно загоготал, замахал от удовольствия длинными рукавами шинели.
— Эй, ты! Слазь! Приехали! — Возмущенный лейтенант схватил парня за полу шинели.
— Гляди, командир выискался! — Парень подался назад и брыкнул лейтенанта в лоб.
Дымов, окончательно выйдя из себя, поймал обидчика за ногу и стащил с платформы. Но тут же получил подножку…
Поглядеть на неожиданное происшествие сбежались солдаты. Опозоренный Дымов уже всерьез боролся с парнем, а тот был, по всему видно, заправским драчуном. Солдаты шумно выражали свое одобрение, Анечка громче всех:
— «Зайчик»! Не сдавайся!..
Сержант Кухта хитро подмигнул стоявшему рядом ефрейтору Черношейкину:
— Пожалуй, лейтенанта ему не осилить.
Тот на полном серьезе возразил:
— Может. Малый широк в плечах.
— Ну, где там… — продолжал Кухта, — наш лейтенант — орел!
А мальчишка, притворившись, что побежден, вдруг ловко перебросил лейтенанта через себя. Черношейкин толкнул Кухту в бок:
— Накось! Вот тебе и «не осилить».
— Слаб ваш командир! Слаб! — прыгала от восторга Анечка.
Наконец лейтенанту удалось прижать парня к земле.
В это время подошел встречный поезд. Разгоряченные борьбой драчуны не заметили, как воинский эшелон тронулся… Так их и втащили в вагон.
Дымов не умел подолгу держать обиду. Потерев на лбу шишку, приказал сержанту Кухте накормить «зайца».
— А потом разберемся, кто такой, зачем и откуда.
Мальчишка презрительно сплюнул.
Сколько ни подступались к парню, он ни в какую: котелок не берет, имени своего не говорит и сидит, словно никого нет рядом. Нелюдимыш. А в глазах такое, что прямо тоска пробирает…
Ефрейтор Черношейкин подал всем знак — не троньте малого! — пробрался к двери, примостившись рядом с парнем, спустил длинные ноги наружу, свернул цигарку и протянул кисет:
— Куришь?
Тот отрицательно мотнул головой. Ободренный таким началом, усач, попыхивая цигаркой, отметил:
— Ну и молодец! А я вот сызмальства баловался, так отец меня знаешь как вожжами протаскивал!
— То-то, гляжу, что жердь вытянулся, — не поворачивая к нему головы, заметил мальчишка.
Солдаты прыснули. Не удержался и лейтенант. Парень остановил на нем свой взгляд:
— Гляди, от смеха пупок развяжется!
Черношейкин, довольный, что вызвал наконец молчуна на разговор, заметил ему:
— Да-а… Отцы, они у всех строгие. У тебя батька небось тоже строгий?
— Был батька, да сплыл!
— На войне погиб или как?
— На гулянке, — отрубил парень и отвернулся от Черношейкина.
Бойцы притихли. Острый на язык парнишка и нравился им и возмущал своей дерзостью. Кухта рассердился:
— На войну едешь, а от солдатской каши нос воротишь! Бери котелок. Командир давно забыл про обиду.
Злое и от этого некрасивое лицо мальчишки вдруг преобразилось: оно стало по-детски озорным и привлекательным. Со смущенной улыбкой он посмотрел на сержанта Кухту, на лейтенанта Дымова и спросил:
— Возьмете меня?..
Сержант даже растерялся:
— Это как командир… — И обернулся к Дымову: — И вправду, может, возьмем его, товарищ лейтенант? На кухню.
Дымов знал, что это невозможно, потому что командир части, «железный капитан» Богданович, не допустит ни малейшего самоуправства, но все смотрели на него с такой надеждой, будто он сам может решить. Чтобы не показать свою беспомощность, лейтенант согласно кивнул. И тут уже окончательно просветлело рано огрубевшее лицо парня, совсем погас злой огонек в глазах. Взял у сержанта котелок и так принялся за кашу, что всем стало ясно: малый не меньше трех дней «постился». Не успел он справиться с кашей, глаза начали слипаться.
— Соснешь чуток? — предложил Черношейкин. — А каши мы посля еще дадим…
Паренек молча забрался на нары, блаженно раскинулся, может быть, впервые за время своих мытарств, и сразу уснул.
К полудню железная крыша накалилась, в вагоне стало душно. Бойцы раздвинули двери. На первой же станции они собрались наполнить водою фляги, но только поезд остановился, раздался знакомый голос:
— Ну, где там у вас «заяц»?
Бойцы соскочили с нар, вытянулись. По стремянке взобрался в вагон командир части капитан Богданович, за ним комиссар Филин. Богданович худой, высокий, смуглый, с вывернутыми, как у негра, губами. Бойцы его побаивались и недолюбливали — на ученье в Сибири он без конца будил их ночью по тревоге и приказывал совершать марши в ледяную стужу. За необыкновенную требовательность к себе и другим прозвали его «железным капитаном».
Комиссар Филин, еще очень молодой, старался выглядеть строгим, но глубоко запавшие глаза, прикрытые лохматыми бровями, если присмотреться, были смешливыми и вызывали улыбку. Бойцы не переставали удивляться комиссару, примечавшему все, называли его про себя «чертом глазастым» и объясняли это исключительное свойство фамилией — Филин. И теперь комиссар сразу же заметил за спинами солдат парня на нарах.
— Вот он, «заяц», товарищ капитан!.. — И, шмыгнув мимо расступившихся солдат, стал будить мальчишку: — Э-э, приехали, подъем…
За время путешествия на колесах парень, видно, привык к частым побудкам и проворно соскочил с нар.
— Куда, малец, путь держишь? — строго спросил Богданович.
— На фронт, товарищ капитан.
— Ну-ка, фронтовик, слазь…
— Глянь-ка, чего выдумал! — искренне удивился мальчишка и посмотрел на бойцов: мол, втолкуйте ему, что я еду с вами. Но все почему-то молчали.
— Вот что… — посоветовал капитан, — залезай на обратный и дуй до дому.
— Обратно не поеду.
— Сдать коменданту станции, — распорядился Богданович.
— Товарищ капитан, — начал было Дымов под укоризненным взглядом мальчишки, — может, разрешите…
— Не разрешаю! — отрезал Богданович. — Это вам война или детский сад?
Парень шагнул к двери, капитан придержал его за ворот, а тот крутнулся вьюном, и в руках Богдановича осталась одна шинель.
— Дымов, изловить «зайца»! — приказал капитан.
В это время поезд тронулся…
На следующей остановке Дымов «изловил» «зайца» и сдал военному коменданту. Но только поезд набрал скорость, крыша вагона прогремела жестью, и на стоянке дежурные зенитчики доложили лейтенанту:
— «Заяц»-то сидит на вашей крыше.
— За мной! — приказал бойцам Дымов, взбираясь на вагон.
По жестяным крышам загрохотали тяжелые солдатские сапоги. А мальчишка был неуловим — бежит, бежит и вдруг круто поворачивает в обратную сторону, прыгает козлом с вагона на вагон. Паровоз дал сигнал к отправлению, и погоню пришлось прекратить.
Как только эшелон остановился, Дымов с бойцами бросился на розыски и скоро доложил капитану, что малого нигде нет.
— Не может такой отстать. Ищите! — приказал Богданович.
Но «заяц» исчез.
Капитана тревожило, что мальчишка мог сорваться с крыши на ходу поезда. Бойцы и лейтенант были расстроены не меньше, они даже имени у него не выпытали. Но скоро новые события отвлекли их…