Страница 20 из 89
Понятий о нравственности 10-го нумера, несмотря на мое короткое с ним знакомство, я не вынес ровно никаких. Разгул при наличных средствах, полный индифферентизм к добру и злу при пустом кармане,- вот вся мораль 10-го нумера, оставшаяся в моем воспоминании.
Вот настало первое число месяца. Получено жалованье. Нумер накопляется. Дверь то и дело хлопает. Солдат, старик Яков, ветеран, служитель нумера, озабоченно приходит и уходит для исполнения разных поручений. Являются чайники с кипятком и самовар.
Входят разом человека четыре, двое нумерных студентов, один чужой и высокий, здоровенный протодьякон. Шум, крик и гам. Протодьякон что-то басит. Все хохочут. Яков является со штофом под черною печатью за пазухою, в руках несет колбасу и паюсную икру. Печать со штофа срывается с восклицанием:
"Ну-ка, отец дьякон, белого панталонного хватим!" - "Весьма охотно",глухим басом и с расстановкою отвечает протодьякон. Начинается попойка. Приносится Яковом еще штоф и еще,- так до положения риз.
- Знаете ли вы,- говорит мне кто-то из жильцов 10-го нумера,- что у нас есть тайное общество? Я член его, я и масон.
- Что же это такое?
- Да так, надо же положить конец.
- Чему?
- Да правительству, ну его к чорту!
И я, после этого открытия, смотрю на господина, сообщившего мне такую любопытную вещь, с каким-то подобострастием.
Масон! Член тайного общества? То-то у него книги все в зеленом переплете. А я уже прежде где-то слыхал, что у масонов есть книги в зеленом переплете.
- А слышали, господа: наши с Полежаевым и хуриргами (студентами Московской медико-хирургической академии) разбили вчера ночью бордель на Трубе? Вот молодцы-то!
Начинаются рассказы со всеми сальными подробностями. И это откровение я выслушиваю с тем же наивным любопытством, как и сообщенную мне тайну об обществе и масонстве.
- Ну, братцы, угостил сегодня Матвей Яковлевич!
(М.Я. Мудров (1776-1831)-талантливый профессор Московского университета, занимающий видное место в его истории, "отец русской терапии"; один из основоположников самостоятельной русской национальной медицинской науки, боровшийся за освобождение ее от "опеки" иностранцев. По собственным словам М., для него не было ничего дороже как польза и честь соотечественников. С широкой образованностью соединял резко выраженные национальные черты и проявлял их в своей научной, преподавательской, практической, общественной деятельности (Г. А. Колосов-1914-1915 гг., В. Н. Смотров, А. И. Метелки н, А. Г. Гукасян). "Он прокладывал новый, самостоятельный путь развития русской клинической медицины" (В. Н. Смотров, 1947, стр. 24). Он первые ввел в университете курс военной гигиены и первый составил по этому предмету самостоятельное русское руководство с учетом особенностей русской армии. "В некоторых областях он... опередил европейские, в частности, немецкие и французские университеты... Настойчиво старался установить тесную связь между клиникой и патологической анатомией, чего на Западе в то время еще не было" (В. Н. Смотров, 1947, стр. 5, 47). В годы подготовки к профессуре, будучи за границей (во Франции и Германии), М. в письме порицал немецкого профессора Решлауба, который "вздумал основывать медицину на первых главах Бытия, на евангелии Иоанна богослова и писаниях святого Августина" (В. Н. Смотров, 1947, стр. 19). Умер М. от холеры, с которой самоотверженно боролся во время эпидемии. Портрет его-у В. Н. Смотрова (1947 и 1940, стр. 270).
- А что?
- Да надо ручки и ножки его расцеловать за сегодняшнюю лекцию. Не даром сказал: "Запишите себе от слова до слова, что я вам говорил; этого вы нигде не услышите. Я и сам недавно узнал это из Бруссе". И пошел, и пошел...
- Теперь уже, братцы, Франков, и Петра, и Иосифа, побоку; теперь подавай Пинеля, Биша, Бруссе! (Петр (Ив. Петрович) Франк (1745-1821)-видный научный деятель в области медицинской полиции и санитарии; один из организаторов МХА, где учредил кафедры физиологии и патологии.
Иос. Ив. Франк (1771-1842)-профессор патологии, а затем- частной терапии и клиники в Виленском университете; много лет был поклонником броунизма односторонней, не основанной на точном научном опыте системы англ. врача Дж. Броуна (1735-1788), учившего, что все жизненные явления находятся в зависимости от свойственной органическим телам способности возбуждаться, реагировать на внешние раздражения.
Ф. Пинель (1745-1826)-французский психиатр, боровшийся с жестоким "усмирением" нервно-больных.
М.-Ф. Биша (1771-1802)-французский анатом и физиолог, автор учения о тканях человеческого тела.
Ф.-Ж. Бруссе (1772-1832)-французский патолог и терапевт; создал теорию происхождения болезней в результате местного раздражения отдельных органов; был ярым сторонником кровопускания. Мудров, по словам его друга и первого биографа, "также любил кровопускания и нередко производил эту маленькую операцию собственными руками" (П. И. Страхов, стр. 126).
Дав критический обзор названных здесь систем, биограф Мудрова пишет: "Матвей Яковлевич (Мудров), обладая ясным умом, не склонным к необоснованным увлечениям, не сделался безраздельным сторонником ни одной из прошедших перед ним медицинских школ и теорий. От каждой из них он брал лишь те объективные и рациональные начала, которые не противоречили ему как человеку самостоятельного реального и практического направления мысли" (В. Н. Смотров, 1947, стр. 21 и сл.).
- А в клинике-то, в клинике как Мудров отделал старье! Про тифозного-то что сказал! Вот, говорит, смотрите, он уже почти на ногах после того, как мы поставили слишком 80 пиявиц к животу; ( Мудров имел "очень большое, чуть-чуть не излишнее пристрастие к употреблению пиявок, которых, впрочем, он всегда любил, и даже в 1815 г. вырезал на прекрасном сердоликовом перстне печать с изображением пиявицы; эта печатка всегда была у него самая любимая и самая употребительная" (П; И. Страхов, стр. 126). Об отношении М. к П.-студенту-в тексте (по Указателю) и в сводном обзоре занятий П. в университете )
а пропиши ему, попрежнему, валериану да арнику, он бы уже давно был на столе.
- Да, Матвей Яковлевич молодец, гений! Чудо, не профессор. Читает божественно!
- Говорят, в академии хорош также Дидковский. (У. Е. Дядьковский (у П. по звуковой памяти-неточно; 1784-1841)-один из талантливейших деятелей русской научной медицины. В студенческие годы П. он был профессором моск. отд. МХА и только в 1831 г. был избран на кафедру терапии в университете. Но некоторые штрихи из профессорской деятельности Д. в МХА уясняют научную и политическую обстановку, в которой прошли студенческие годы П. Московская МХА и медицинский факультет Московского университета находились в тесной связи по составу преподавателей, содержанию и направлению научной деятельности и, конечно, по личным отношениям студентов. Все, что происходило в МХА, становилось немедленно известно в университете и наоборот. Д. по своим взглядам был материалистом, стремился строить медицину на основах физики и химии, пытался применить к изучению медицины общебиологические принципы. Он первый решился выступить на кафедре со своими собственными взглядами и подвергнуть научные вопросы собственной обработке. Значительный интерес представляет основанное на горячем патриотизме заявление Д. о развитии отечественной медицины. "Свободный от всякого пристрастия к иностранной учености, столь часто логически нелепой, нравственно безобразной, физически негодной для употребления,-говорил Устин Евдокимович,- вот двадцать лет доказываю я, что русские врачи при настоящих сведениях своих полную имеют возможность свергнуть с себя ярмо подражания иностранным учителям и сделаться самобытными, и доказываю не словом только, но и самым делом, раскрывая обширные ряды новых, небывалых в медицине истин, с полным и ясным приложением их к делу практическому". В том же предисловии к своей "Общей терапии", откуда взяты приведенные строки, Д. высказал по адресу "высших сословий России" упрек за их равнодушие "к успехам отечественного просвещения" и пристрастие "ко всему иностранному из-за необыкновенного, невиданного доселе... духа космополитизма" (цитировано по статье проф. Б. Д. Петрова, "Сов. книга" No 7, 1949, стр. 81). Такие заявления Д. доходили до студентов университета и вызывали у них соответственное настроение. Кончились такие выступления Д. изгнанием его в 1836 г. с кафедры. (В. Н. Смотров, "175 лет", стр. 271 и сл.).