Страница 6 из 12
Это было правдой. Родители часто говорили дома, что их семье «подфартило». А то бы с кем ее, Илону, оставить? Бабушки жили далеко: одна, бабушка Лара, мамина мама, – в другом городе, работала врачом. Папины родители жили в деревне. У них там и корова, и поросенок, и куры… Кто будет их кормить? Кто будет за ними ухаживать? В деревню к бабушке и дедушке Илона ездила с родителями только летом. И то всего на две недели. Папа работал электриком. Отпуск у него был небольшой. А маме еще хотелось съездить к морю. У нее от банковских бумаг «пухла голова». Бабушка Лара обычно подсаживалась к ним в поезде. Она тоже любила море. Считала, что морская вода, солнце и воздух помогают человеку здоровым пережить долгую зиму. Как жаль, что лето уже прошло!
Хоть бы Тамара Петровна заболела, что ли! Только где там! Она сама как-то смеялась, что даже вирусы ее боятся, мимо пролетают. Интересно, а свинкой взрослые болеют? Им как-то делали прививки. Ребята сначала боялись подставлять медсестре руку для укола. Но Тамара Петровна пугала: «Вот не сделаете прививки, распухнут у вас шеи так, что будете похожими на поросят. А то еще и хрюкать начнете!» После этих страшных слов Илона в ужасе потрогала шею рукой. Неужели такое бывает?! И первой подошла к медсестре. Хоть игла на шприце была ужасно длинной!
Другая воспитательница, Ольга Васильевна, была моложе Тамары Петровны и не была такой строгой. Но и ей, скорее всего, рассказали про бойкот. Илона как-то подошла к ней и робко заглянула в глаза. Но Ольга Васильевна сделала вид, что торопится куда-то, и, развернув Илону, легонько подтолкнула в спину: «Иди играй!» И ни о чем не спросила. А ведь раньше всегда улыбалась ей и ласково прижимала к своему боку. Сердце у Илоны сжалось. Она побрела в раздевалку и села на низкую скамейку, на которую обычно садились ребята, когда обувались. А за ней – Тарасов.
– Ну что, ябеда? Нажаловалась?! Предательница! Таких, как ты, предателей в войну с немцами расстреливали!
И он стал изображать расстрел. Указательным пальцем целился ей прямо в голову. Илона закрылась руками. Конечно, палец не выстрелит, но все равно страшно. И камня рядом нет. Тогда она изо всех сил сжала рукой деревянный край скамейки. Борька подскочил к ней и дернул за волосы. Не больно, но обидно. А мальчишка продолжал:
– Вот сейчас надаю тебе, и ничего мне не будет. Знаешь, кто у меня отец? Самый главный в милиции! Поняла?
Илона молчала. Отец у Борьки, действительно, был грозным и толстым. Когда он приходил за сыном, такой строгий, в форме, ребята боялись даже нос высунуть из групповой. Хотя чаще всего Борьку забирала из детсада мама. Илоне Борькина мать нравилась. Худенькая, стройная и красивая. Глаза у нее были удивительно добрые, но взгляд кроткий и беспомощный, как у бездомного котенка, которого однажды Илона обнаружила в сарае. Пока бегала к маме спросить разрешения взять котенка домой, он подевался куда-то. Наверное, собак испугался. Папа сказал, что это к лучшему. Мол, котенок бездомный и вшивый. Зачем только папа воспитательнице ее тайну рассказал?! Ведь несколько раз спросила: «Не скажешь никому?» И он кивал, соглашался.
А Борька между тем все не отставал:
– Запомни: я самый сильный в группе!
– А вот и не самый! – не сдавалась Илона. – Лёня Тузов сильнее тебя!
– Ха! – продолжал хвастать Борька. – Нашла сильного! Да он, как мой папа говорит, рыхлый весь. Я его, если захочу, могу одним пальцем на пол завалить. Показать?
Сказать было нечего. Лёня, действительно, был по сравнению с Борькой словно ватой набит. И даже ходил медленно, будто ему было лень передвигать свои толстые ноги. К тому же очень не хотелось, чтобы Борька Лёню на пол завалил.
– Запомни, Гагара! – доверительно прошептал ей Борька, оглядываясь. – Я даже воспитательницы не боюсь.
Это было правдой. Тамара Петровна редко делала Борьке замечания. И никогда не тащила за ухо в угол, как других ребят. Просто грозила пальцем: «Папе скажу!» Лицо у Борьки сразу становилось каким-то кислым. Он на глазах сдувался, как проткнутый иглой резиновый шар. Тамара Петровна отца Борькиного обожала. В его присутствии воспитательница на глазах превращалась в царевну. Ни с кем из родителей она не разговаривала таким ласковым голосом.
– А чего это ты, Гагара, в раздевалке сидишь? Своровать что-нибудь хочешь? – все не мог успокоиться Борька. Говорил, а глаза у самого смеялись.
Илона покрутила пальцем у виска и тихо попросила:
– Отстань ты от меня! Слышишь? Прошу как человека.
– А ты получше попроси! – откровенно издевался он над ней.
– Это как?
– Поцелуй!
– Тебя?! – в ужасе сморщила лицо Илона.
– Тогда на колени встань! – быстро переиграл Борька.
– Злой ты! – глядя прямо ему в глаза, выкрикнула она. – Вырастешь и будешь бандитом! Будешь людей мучить!
– Глупая ты! – сплюнул ей под ноги Борька и, насупившись, наконец удалился в групповую.
Фильм закончился. Но врач не уходила. Стала ласково гладить Илону по руке. И она снова заговорила.
– Знаете, у меня в детстве были две любимые сказки: «Красная Шапочка» и «Гадкий утенок». Красная Шапочка поражала своей смелостью. Ведь она не побоялась даже Волка! И бабушку спасла. А «Гадкий утенок» – эта сказка про меня. Всегда считала себя на него похожей. Такой же угловатой, неумелой и некрасивой. В детстве просила маму читать эту сказку много раз. Та удивлялась и говорила: «Ты же эту сказку уже давно наизусть знаешь!» Но я упрашивала так слёзно, что она снова начинала читать. А когда мама уходила, я плакала, зарываясь лицом в подушку. Потом слезы кончались, и я принималась мечтать о том времени, когда превращусь наконец из гадкого утенка в прекрасного лебедя. И все откроют рты от восхищения. Все! Даже Борька! Нет, красивой я стать не хотела. И на то были причины…
В детском саду у нас было четыре группы. Обычно во время прогулок все воспитательницы стояли у беседки. Воспитательница младшей группы, ее звали Софьей Семеновной, была очень красивой, такой красивой, что я даже стеснялась смотреть на нее и всегда разглядывала лишь украдкой. Большие раскосые и ярко-голубые, как у куклы, глаза, длинные пышные белокурые волосы, полные и красиво очерченные губы. И только голос у нее был неприятный – какой-то визгливый. Это она предложила ребятам играть в Бабу-ягу, прекрасных принцесс и бесстрашных рыцарей. А когда стали распределять, кто кем будет, Тамара Петровна сказала, что Бабой-ягой буду я. Девчонки, конечно, обрадовались. Никому не хотелось быть злой старухой. А мальчишки сразу наломали веток и стали размахивать ими, заставляя меня бегать от них по площадке. И я бегала, пока они меня не окружили. Мне ничего не оставалось, как спрятаться за воспитательниц. И я невольно попятилась ближе к ним. Мальчишки отстали, побежали успокаивать принцесс. Рядом с беседкой была песочница. Я присела возле нее на корточки и стала что-то чертить на влажном песке. У меня до сих пор сохранилась такая привычка. Если нервничаю, начинаю что-то чертить, не на песке, конечно, на бумаге.
Воспитательницы о чем-то шептались и потом громко смеялись. Софья Семеновна сделала шаг в сторону и чуть не наступила мне на руку. Ойкнула и резко повернулась ко мне. Увидев меня, воскликнула:
– Кто тут под ногами путается?!
– Есть тут у нас одна известная особа! – усмехнулась Тамара Петровна.
– Ты что здесь делаешь?! Подслушиваешь взрослые разговоры?!
От визгливых ноток в голосе Софьи Семеновны у меня сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И ноги перестали держать. Я шлепнулась на песок.
– Поглядите на нее! Как устроилась! – снова возмутилась Софья Семеновна и, схватив меня за руку, оттащила на середину площадки: – Ну-ка, иди играй с ребятами!
– Ну что ты на нее так взъелась, Соня? – попробовала заступиться за меня Ольга Васильевна.
Но Тамара Петровна резко оборвала ее:
– Брось ты, Оля! Соня права. Нечего им возле взрослых крутиться. Детям потакать нельзя. Поверь моему опыту. Допустишь слабину – на голову сядут. Пусть привыкает вместе со всеми играть. А то дикая какая-то.