Поперека

– Ноги ноют от долгой дороги. Хотя у меня носки чистые. Я тоже не дерьмо на палочке. – Матросов налил себе еще, удивленно вскинул брови, глядя на стакан Попереки. Тот показал на сердце. – О!.. Извини. – Новый знакомый выпил коньяк и, жуя лимонную дольку, перекосив лицо, нехотя начал рассказывать. – Вишь ты, Петро, меня подставили конкуренты. Я работал на цветном ломе. Ты понимаешь? Дело калымное. И я тебе скажу, я никогда не призывал народ курочить трансформаторы или еще что. У нас и без того тоннами валяется всякое железо по окраинам. А тут мальчонка сгорел на проводах... потом менты у него в кармане записку нашли... с моим адресом. Ты же понимаешь, профессор, я бы не стал давать адреса кому-то, да еще пацану. На хрен мне он? Я сделал ответный ход – “мерседес” районного прокурора со стоянки ночью увел, расколотил и перегнал на их территорию. И ментам позвонил.

– Остроумно! – хохотнул Поперека. – Это же надо суметь!

– Конечно, мне это стоило больших “бабок”... Ну, они тут как с цепи сорвались. Да еще братву уговорили... потому что я им не платил.

Морщась, Матросов налил себе еще.

– Платил, конечно... да ведь у них аппетит, сами не хотят работать, суки... Решили добить, я точно знаю. Пока за границей мотался, избенку себе там подыскивал, они в квартиру залезли, все перевернули. Причем, ни сигнализация не сработала, ни соседи будто не слышали. А они там всё побили: хрусталь, пианино... люстру сорвали с потолка... то есть, грохот-то был. Напуган наш народ, Петр Платонович.

Он залпом выпил коньяк, как водку.

– Душа горит! Ничего, что я вот так? В самолете старался не пить... всё по сторонам смотрел... может, кто увязался... В аэропорту схватил третье с краю такси и сюда. И сзади вроде бы никто не гнался. – Он сорвал, наконец, с горла галстук. – Кино, бля!.. А ты, наверно, подумал: вор. Раз морда толстая.

– Нет, я так не подумал. Я сужу только по поступкам, свидетелем которых был сам.

– Вот это правильно. Вор должен сидеть в тюрьме, а мы труженики.

– Но в тюрьму я, наверно, попаду. – И Поперека с усмешкой поведал Матросову, как через тайгу прошел в зону Атомного завода, оставил муляж мины под хранилищем, а потом документальный фильм обо всем этом по телевидению показал. И еще переправил на запад образцы зараженной земли, потому что правительство верит только данным лабораторий Минатома, а те нагло врут. – А я не хочу, чтобы Сибирь стала вторым Чернобылем. Тогда хана и Китаю, и Японии.

– Тебе могут впаять политическую статью. Недавно вроде тоже какого-то вашего ученого в шпионаже обвинили?

– Левушкина-Александрова... Но ничего у них не вышло. Говоря твоим языком, позаботились конкуренты, однако дело рассыпалось. – Поперека дернул шеей. – А мне могут, ты прав. Но я ничего не боюсь.

– Ты в городе вырос?

– Нет, в поселке Беглецы, это на железной дороге. Еще тот был поселок.

– А я деревенский. Я бы, ей богу, построил на родной околице коттедж, да ведь сожгут... народ злой, спивается. А колхоз кто-то уже купил, только зачем, скажи, если не сеют и не пашут?

– Землю купили. Со временем цена нарастет, как на шоколад. – Поперека раскачивал и крутил золотистый коньяк в стакане. Вспомнилось, как, по рассказу матери Натальи, ее муж, Зиновий Маркович, председатель колхоза, имевший два ордена Ленина, умер на собрании, когда делили землю и сразу же половина бывших колхозников ушла на вольные хлеба. “Погибнете!” – пугал их Зиновий Маркович, но его не послушались. А сейчас вспоминают о нем со слезами. Мать же Натальи отдала почти за бесценок хороший дом и уехала к Елене, в Москву, нянчить внучку.

– Я тоже деревенских корней, если глянуть поглубже, – сказал Петр Платонович. – Деда моего выслали с теплого Алтая, он построил дом в Томской области, а потом его разобрал и перевез южнее, в другое село, а потом снова разобрал – и на ту самую станцию Беглецы. Тут уж отец ему помогал. Я ничего не боюсь.

– Но в тюрьме ты никогда не был?

– Нет. А ты?

Матросов долил остатки коньяка в стакан.

– По молодости лет залетел. Когда только начиналась эта свобода. Я тебе что скажу? Главное, как себя поведешь в камере с первой минуты. Должен проявить характер.

– Характер у меня есть, – Поперека показал зубы, как показывают зеркалу.

– Не залупайся, мужики там посильнее тебя найдутся. Но если чуть обидят, не жалуйся командирам, ну, охранникам. Баланду не ешь, если хочешь сохранить ливер. Наверное, у тебя и жена имеется?

– Имеется... – усмехнулся Петр Платонович, представив, как все три близкие ему женщины будут носить передачи.

– А главное для этого контингента – что ты умеешь. Если бы ты был адвокат, тебе бы цены там не было. Писал бы прошения за них. С Уголовным кодексом не знаком?

– Я изучу, – кивнул Поперека. – Завтра же начну. Память у меня хорошая.

– Вот-вот! А еще выучи десяток слов на их языке... при случае вверни, чтобы понимали: не новичок. Будут больше уважать. Могу тебе помочь.

– Это забавно. Но у меня сын в колонии работает. Он всё знает.

– Но он же не будет приходить сюда и учить тебя? А нам делать не хрен.

– Тоже верно. К тому же он собирается уезжать на Байкал.

– Кстати, что такое “байкал”, знаешь? “Жидкий” чай по фене.

– Остроумно.

– А чего ты раньше не уехал? Наверное, бывал, мог остаться... Я вот вырос медведь медведем... мне там душно...

– А мне нет. Бывал я в Европе, летал в Штаты...

– А в затылок гэбэшники дышали?

– Ну а как без них, – чуть насторожился Поперека, но виду не подал. – Их разведка тоже во все дырки заглядывала. Была у меня электронная книжка, я кое-что записывал, прилетаю домой – все исчезло, экран пуст. Ах, там нет батарейки! Во время проверки перед посадкой успели вынуть... а ведь надо винтик открутить... Хорошо работает ЦРУ. Но как я над ними издевался там! Ну, как же, прилетел из империи зла! Ночью свалился в Бостон, говорю: везите меня туда, где конференция, и показываю адрес. Но конференция-то там, а всех поселили в домах за пределами базы. А я заезжаю на военно-воздушную базу, таксист русский, везет весело, а встречает капрал. Спрашиваю, где конференция, а он не знает. Где тогда здесь гостиница? Вот. Документы? Я достаю паспорт, еще тот, с серпом. Капрал звонит начальству: какой-то русский ломится в офицерскую гостиницу. А у меня еще рюкзак, как парашют за спиной. Поселился. А переехать отказался. Нет, говорю, и всё. В итоге они были вынуждены выселить, по моему, целый этаж, во всяком случае справа и слева номера были пустые. И всего за семнадцать долларов в сутки! Я жил классно: телефон, гладильная, телевизор, микроволновка, фэн, ванна, туалет... А наши академики – по трое в двухместных номерах... В Америке любят нахрапистых. Если бы я остался, я бы не пропал.