Гонорар

— Смысл жизни — в жизни, в ней самой, — сказал Баринов. — В листве, с ее подвижной тьмой, что нашей смуте неподвластна…

— Вот-вот-вот, — удовлетворенно сказал фатумолог. — В волненье, в пенье за стеной, но это в юности неясно. И так далее. Отсюда, конечно, один шаг до примитивного гедонизма, но этот шаг делать необязательно. Так вот одним из прямых следствий теории имманентности является тот вывод — его сделал отечественный наш специалист Михайлов, — что судьба каждого человека имманентна его личности. Каковы сами, таковы и сани. Наша судьба предопределена нашими собственными качествами, воспитанием, детскими комплексами, личным опытом, порезом на левом мизинце, — понимаете?

— В принципе чего ж тут не понять? — сказал Баринов.

— Так что все очень просто. Фатумология — нормальный синтез нескольких наук, и занимается она тем, что пытается прогнозировать судьбу индивида, исходя из его личности. Вся грамота. В более общем случае фатумолог занимается судьбой человечества, поскольку, как учит нас та же теория, судьба человечества в целом имманентна человеческой природе. Люди ведь, в общем, все одинаковы, потому что одинаков биологический носитель, закон всемирного тяготения тоже действует на всех в равной степени, давит воздушный столб, светит общее солнышко, — условия заданы, а дальше уж личное дело каждого. Это понятно?

— Это-то понятно, — сказал Баринов. — Но ведь смешно говорить о том, что вы способны учесть каждую случайность, сообразить все обстоятельства…

Фатумолог очень обрадовался.

— Именно! — сказал он и пододвинул Баринову хорошие сигареты. — Именно так! Никто и не говорит о точном прогнозе! Речь идет о том, что на каждом шагу человек сталкивается с ситуацией выбора. Выбора между женой и любовницей, картошкой и макаронами, подать там нищему или не подать… Понимаете ли, раз каждая ситуация — это в принципе вопрос выбора, то почему бы их все не типизировать и не спрогнозировать ваше поведение в самых общих чертах, исходя из вашей собственной личности? Выбор — вообще ключевое понятие в имманентности. Потому что смотрите. Вот есть такой замечательный писатель — Житинский. Вы его знаете?

— Симпатичный писатель, — сказал Баринов.

— Для вас симпатичный, а для нас классик, — непонятно сказал фатумолог. — Есть у него такая повесть — «Часы с вариантами». Там у героя часы такие волшебные, позволяющие проигрывать одну и ту же ситуацию несколько раз. Например, идете вы на свидание с девушкой, и вам не нравится, как вы себя вели. Целовались слюняво, все такое. Вы переигрываете ситуацию и целуетесь правильно или вовсе не целуетесь, так что у вас есть неограниченное количество выборов. И вот у героя украли в школе его любимый кортик. Он переиграл, и кортик не украли, но девушка рядом со школой попала под машину. Представляете?

— Тришкин кафтан, — задумчиво сказал Баринов.

Фатумолог кивнул.

— Точно так-с. Этот термин, кстати, у нас принят, его ввел… ну, не важно. Короче говоря, мы тут подходим к главному принципу. Вы не устали?

— Что вы, очень интересно.

Фатумолог разлил еще кофе, и Баринов подумал, что этот кофе может входить в прейскурант. Все-таки ему было жаль денег.

— Дело, видите ли, в том, что из этого прямо вытекает принцип распределения. Раз род человеческий заселяет планету, то роду человеческому, в силу его свойств, на роду написано определенное количество бед и определенное же количество радости. Потому что если бы людям полагалось больше счастья и меньше проблем, то это, согласитесь, — фатумолог осклабился, — были бы уже не люди.

— Само собой.

— И, значит, вопрос о судьбе, — торжествующе вывел фатумолог, — это вопрос не о предопределении, а о распределении!

— И всякая моя удача — это чужая неудача, — подтвердил Баринов. — Тут я как раз никаких иллюзий не питаю.

— Следовательно, — кивнув, продолжал фатумолог, — задача прикладной фатумологии, которой я занимаюсь, — поиск золотой середины. Чтоб и вам хорошо, и другим не накладно. Фатумология тем и отличается от остальных наук о судьбе — всякого рода гаданий, — что исходит не из долженствований, а из данностей. Из того, что есть. Хотите менять свою судьбу — меняйте сами.

— Носите зеленое, — машинально съязвил Баринов.

— Да, и это тоже, — серьезно сказал фатумолог. — Все остальное — конкретика, технические тонкости. Надо учесть максимальное количество мелочей, узнать о каких-то принципиальных чертах вашего характера, — вам, конечно, они будут казаться ерундой, случайным подбором фактов, — и тогда складывается более-менее четкая картина. Конечно, если посмотреть на первое и последнее звенья цепочки, то результат ошеломительный. Например, вы опоздали на троллейбус, а в Парагвае произошел военный переворот. Но из таких вещей и складывается судьба.

— Значит, — медленно сказал Баринов, — если все это поставить на научную основу, можно влиять на судьбы мира?

— Почему же нет! — коротко ответил фатумолог.

— Но тогда — тогда почему обо всем этом заговорили только сейчас? Почему нет института, нет там, я не знаю…

Фатумолог засмеялся, но несколько искусственно, светски.

— Даже самый последний шарлатан никогда не разгласит некоторых вещей. Фатумология — это ведь наука, которая сама себя двигает, сама себе имманентна. Про нее абы кто не узнает. В фатумологи не идут — сюда судьба приводит. Если каждый начнет на судьбу ближнего влиять — представляете, какое пойдет веселье? То, что вы здесь сидите, — это ведь тоже не совсем случайно. Доверие к судьбе — первое правило фатумолога. Если кто-то на него вышел — с ним работают. Но ни рекламы, ни широкой огласки. Я к себе в жизни никого не заманю.

— Почему вам тогда вообще не отказаться от частной практики?

— Ну, видите ли, нам же надо как-то распространять свою литературу, ездить друг к другу, обмениваться опытом…

— Масонство прямо.

— Ну, друг мой, а что плохого в масонстве? — Фатумолог закурил с большим удовольствием. — Только это масонство будет на порядок повыше. Масоны только в одном ошибаются: они все хотят добро делать, а кто знает, что такое добро? Это уж насилие получается, вмешательство. А фатумолог — орудие судьбы: она сама его избирает. Самый большой вклад в общую фатумологию — знаете чей? Набокова. Всякого рода фантасты, писатели, предсказатели — они же исходят из чего-то? Мы просто это пытаемся поставить на научную основу, вывести алгоритм. Перспективы, сами понимаете, какие. И раз уж вас судьба сюда привела — можно надеяться, что она из вас не сделает трепача…

— Можно, — кивнул Баринов. — Я все-таки, понимаете, не так серьезно к этому отношусь, чтобы трепаться. Повод не тот.

— И отлично, — беззлобно оказал фатумолог. — Я вас и не заставляю все принимать всерьез. Есть Кассандра, и есть компьютер, а какой получится синтез — мы сами толком не знаем. Мое дело — обозначить ваш выбор, а ваше дело — решить, как перераспределить сумму происходящего, которая вам, простите за грубое слово, имманентна.

Поулыбались.

— А теперь, — сказал фатумолог, — попрошу вас заполнить анкету, к которой тоже не нужно относиться слишком всерьез.

— Я некоторым образом без невесты, — замялся Баринов.

— Достаточно кого-то одного. Вы же встретились? Встретились. Вот от этой точки и начнем плясать.

— Убедительно, — сказал Баринов.

— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились, — сказал фатумолог. — Без тех подробностей, которые считаете излишними. Как на приеме у сексопатолога, только наоборот.

— Это можно, — улыбнулся Баринов. Он любил об этом рассказывать. — Была такая, знаете, вечеринка, довольно заурядная — с водкой, с разговорами, с девушками хорошими. У меня был жуткий облом в личной жизни, я только что окончательно отпустил девушку одну, которая то уходила, то приходила, и это тянулось бесконечно. А мне тогда казалось, что она и есть та, единственная…

Фатумолог что-то пометил на листе бумаги.

— Да, и вот я ее наконец отпустил или послал, как мне тогда казалось, и много пил, и на кухнях исповедовался приятелям, а они мне кого-то подыскивали. И вот там я по пьяни стал читать стихи одной девочке замечательной, с которой мы вместе курили на лестнице и которая там тоже была достаточно, знаете, инородное тело. Потом танцы… Мне прямо казалось, что действительно судьба ее подкинула — именно тогда. И у нее тоже трудное было время — ее как раз бросил один из тех ребят, которые там выпивали. Она пришла-то с ним, но у них уже все треснуло. А я не знал, что они там вдвоем, так что все завязалось прямо у него на глазах. Он несколько прибалдел, и ее, надо сказать, это как-то подталкивало. Хотя, как вы понимаете, это было не главное.