Страница 6 из 18
– На машине? – закричал Славка.
– Самолета у меня, к сожалению, нет и не предвидится. Так что придется на машине. Не возражаете?
Ха! Кто бы стал возражать?!
– Только два условия: получить разрешение у мамы и чтобы сопелки были чистые, – сказал дядя Витя и посмотрел на Митьку. У того под носом висела капля.
Они шуровали мордасы, не щадя кожи, пока она не заблестела на скулах, как лакированная. Мамка достала чистые рубашки. Славке хорошо, у него волосы острижены, а Юркин чубчик торчал в разные стороны. Юрка смочил водой, от этого он вздыбился еще хуже, и пришлось надеть кепку. Во всем параде они пошли в лагерь, сопровождаемые Митькиным ревом – его мамка не пустила.
Юливанна еще спала в палатке, дядя Витя уже был готов, выведенная из-под тента «Волга» скалила сверкающие клыки и еле слышно пофыркивала выхлопом.
– Вы сияете, как новые двугривенные, – сказал Виталий Сергеевич. – Поехали?
Юрка и Славка бросились к передней дверце и едва не подрались из-за того, кто сядет спереди.
– По очереди, – сказал дядя Витя, – один туда, другой обратно.
Юрка сел на переднее сиденье. Мягко покачиваясь, «Волга» выехала с бугра. В воротах стояли мамка, ревущий Митька и Ленка. Славка высунулся в окно и закричал, как Сенька Ангел:
– Привет! Привет!
Митька завыл сиреной. «Волга» накренилась на съезде и выехала на дорогу.
Ветер ворвался в открытые окна, зашуршал газетой, лежащей на полке у заднего смотрового стекла. Дом, окутанный розовой дымкой бугор, на котором краюшкой нежаркого утреннего солнца виднелся верх оранжевой палатки, стремительно побежали от них, все быстрее и быстрее уменьшались, стали блекнуть, терять цвет и свет, а белая дорога бросалась под колеса, под ними лопотали камни, и, как редкий дымок, курилась за багажником пыль. Коса сузилась, вплотную подступили к дороге море и заросший осокой илистый залив Донгузлава. Запахло мокрой солью и тиной, горячей дорожной пылью и парусиной чехлов.
– Шестьдесят! – закричал Славка.
Он все время вскакивал, чтобы посмотреть на спидометр. Большая стрелка под прозрачным зеленым козырьком постояла на цифре «60» и поползла влево, машина начала накреняться то в одну, то в другую сторону. Они перебрались через песчаные отвалы и остановились. Дом уже скрылся в пепельно-лиловой дымке, в эту дымку, извиваясь, уползала оставшаяся позади дорога.
Здесь все было еще ненастоящее, временное. И подъезд, и причальная стенка, на которой вместо кранцев висели связки старых покрышек, и сами берега промоины через пересыпь. Их еще только укрепляли, будущие берега, – вдали от воды пневматические молоты постукивали по ржаво-красным корытам шпунтов, и они податливо уходили в песок. С моря через промоину отчаянно дымящий буксир тянул в лиман землеотвозную шаланду. Порожняя, она моталась на свежей волне, буксирный трос пронзительно стегал по воде, она всплескивалась зеркальной стенкой. По ту сторону промоины дымила камбузной трубой двухпалубная белая брандвахта, в которой жили работающие на строительстве, а рядом торчали хоботы кранов, горы песка. По обе стороны промоины, соединенные кабелем, стояли высокие решетчатые башни с прожекторами.
Сзади, впритык к «Волге», остановилась трехтонка.
– Привет! Привет! – закричал шофер и помахал им рукой.
– Сенька Ангел! – ахнул Юрка. – Ты куда?
Сенька вылез из кабины, зло попинал покрышку, плюнул и подошел к ним.
– Чтоб его черти так варили!
– Кого?
– А того, кто придумал покрышки наваривать. Лупятся, как пасхальные яички, а ты – езди…
– Ты тоже в город?
– За соляркой.
– А воду?
– Петро-белорус на работу вышел. Хватит мне водовозничать.
– Так он же не хочет к нам заезжать!
– А я при чем? Пускай дед договаривается…
– Ангел – это ваша фамилия? – спросил Виталий Сергеевич.
– Да нет, кличку такую дали.
– За что ж вас так?
Сенька весело прищурился и начал загибать пальцы:
– Передовик колхозного производства – раз, водки не пью – два, не курю – три, бабу свою не бью, хоть и стоит, – четыре, с начальством не ругаюсь – пять. Как же не ангел? Вылитый!
Юрка и Славка в книжке у Максимовны видели на картинке ангела. Он был тощий и напоминал белого кудрявого барашка. Лысый, приземистый, в замасленной, пропахшей соляркой и солидолом спецовке Сенька никак не был на него похож. Должно быть, то же самое подумал Виталий Сергеевич.
– Раньше, – сказал он, – об ангелах иначе думали.
– Так то раньше! – засмеялся Сенька. – Теперь на ангелóв нормы другие… Во, – сказал он, поглядев на протоку, – была дорога как струнка. Взяли и разрыли, теперь дожидайся переправы. А в шторм и вовсе – загорай, пока не кончится.
– Это временно, – сказал Виталий Сергеевич. – Пока стройка идет.
– Тогда нашему брату еще слаще – чеши вкруг лимана шестьдесят километров лишку. И будем чесать – наше дело солдатское.
– Строительство важнее.
– Это какое дело ни возьми – одно другого важнее. Одни мы неважные…
– Кто?
– Вообще. Люди.
– Так ведь для людей и делается!
– А-а! Ну, это, конечно, само собой…
– И город здесь будет. На голом месте строить хорошо. И строителям, и архитекторам есть где развернуться.
– Да уж наворочают…
Парóм отвалил от противоположного берега и, буровя тупым носом воду, пошел к ним. Вернее, носа у него не было. И кормы тоже. Он был как бы обрублен и спереди и сзади. Посередке угловатой аркой возвышался мостик, там в застекленной будке стоял капитан. А между высокими бортами в два ряда, уткнувшись друг в друга, как овцы в стаде, стояли машины. Паром подошел к стенке, ткнулся в покрышки раз и другой, береговые матросы закинули швартовы на вбитые в стенку толстые трубы, с обрубка, который был носом, опустили окованную железом сходню из толстых досок. По сигналу капитана боцман махнул рукой передней машине:
– Давай!
Осторожно, будто лошади, идущие в незнакомый брод, машины трогались, гуськом переползали сходню, скрежетали шестернями передач и убыстряли ход. А выбравшись за песчаные косогоры, давали газу, взревывали моторами и, подняв столб известняковой пыли, скрывались в нем.
Пока шла выгрузка, за «Волгой» выстроился длинный хвост подъехавших машин. Теперь они так же осторожно, гуськом взъехали на паром, уткнулись носами друг в друга. Под палубой что-то все время ходило ходуном, палуба мелко дрожала, машины на ней тоже стали дрожать. Юрка и Славка выглянули через борт. В зеленой воде, гонимые течением и буруном винтов, кувыркались белесые лепешки, розовые колокола медуз. По лиману, как и по морю, только мельче, шли барашки. Конца лимана не было видно. Папка говорил, он тянется тридцать километров. Разве увидишь?
И снова паром потыкался в покрышки, снова накинули на трубы швартовы. На берегу горы ящиков поднимались, как дома, свинцовые змеи кабелей обвивали сколоченные из толстых досок катушки, извиваясь, ползли по песку к кранам и компрессорам. И здесь пневматические молоты стучали по звенящим стальным корытам шпунтов, шипели компрессоры, оглушительно фырчали их дизеля. И тут же, рыча, лязгая, ползали бульдозеры, тупыми лбами пихали перед собой валы песка.
«Волга» осторожно выбралась из всех лабиринтов и завалов, лопоча покрышками, пробежала по грубой булыге и вырвалась на асфальт. Ветер тугой волной ударил в окна, завыл все тоньше и все пронзительнее. Шоссе впереди было пусто, и стрелка под зеленым козырьком с 70 перебежала на 80, потом на 90 и задрожала на цифре 100…
Славка побелел, ухватился за спинку переднего сиденья и широко открытыми глазами с восторгом и ужасом смотрел на аспидную ленту асфальта, которая тоже, казалось, все больше белела от страха и все головокружительнее исчезала под машиной.
Юрка не боялся. Сначала и у него перехватило дыхание, он встревоженно посмотрел на Виталия Сергеевича. Тот сидел как ни в чем не бывало, спокойно смотрел на дорогу. С ним можно не бояться. И Юрка успокоился, тоже стал смотреть на дорогу. Справа промелькнул карьер. Там берут камень для дороги, но сейчас никого не было, да и вообще ничего интересного – большая яма, в которой лежат кучи щебня. А потом вдалеке от дороги показались унылые ранжиры Поповки. Там они жили давно и недолго, когда папка работал чабаном. Потом он поскандалил с кем-то, и им пришлось уехать. Тогда им было плохо, он помнит, что всегда хотел есть, лучше не вспоминать… И Юрка перестал вспоминать, просто смотрел, как мчится машина, слушал, как пронзительно свистит ветер, боялся, что сейчас все кончится…