Страница 3 из 44
Мбулу указал подбежавшему полицейскому на бревенчатый сарай, заменявший тюрьму, где содержались нарушители порядка.
Арестованных вывели.
— Только пять? — Взгляд ван Нелона неторопливо, без всякого интереса скользнул по фигуре вождя, словно перед ним был столб.
— Бери из других моих селений, бвана[4], — робко забасил Мбулу. — Люди Цангу должны работать на принудительных культурах по закону от тридцать первого года. На курсах вождей бвана учитель объяснял…
— Закон здесь я, — нехотя, со скукой проговорил ван Нелон. — Через час здесь должно быть сто человек. — Ленивым жестом он указал на красную пыльную площадку около себя.
Нагловатые, навыкате глаза Мбулу преданно смотрели на районного комиссара. Ван Нелон кончил говорить, и Мбулу ринулся выполнять распоряжение. Большой барабан вождя загудел, собирая народ.
Когда полицейские пришли за Кумало, он спокойно отправился с ними на площадь. Если убежать не удалось, надо идти. Нечего зря тревожиться. Втайне он сильно надеялся на свою опухшую ногу.
Перед домом вождя уже сгрудился народ. Женщины волновались, кричали, плакали. У многих из них на руке, от плеча до кисти, была проведена белая линия — знак траура.
Мужчины настороженно и враждебно молчали.
Кумало стоял впереди, выставив опухшую ногу. За человека с такой ногой ни одна компания не даст и франка.
— Ну, кто хочет первый на медные рудники? — нагловатые глаза Мбулу пренебрежительно пробежались по толпе мужчин. — Никто? — В голосе вождя прозвучали нотки деланного возмущения. — Ну, тогда… Ты — туда, ты — давай сюда…
Мбулу стал делить мужчин на две группы.
Высокий вербовщик с красным лицом и мешками под глазами зорко следил за действиями вождя. Прошлый раз Мбулу подсунул им двух больных, которые умерли в пути, и пятерых отчаянных парней, сбежавших в дороге. Компания не оплатила убытков.
— Кумало, сюда!
Кумало не торопился. Мбулу указывал ему на группу крепких парней. Когда глаза вербовщиков остановились на Кумало, он неторопливо пошел в противоположную сторону, так раскачиваясь и волоча правую ногу, словно к ней была привязана каменная ступа для растирания маниоки.
— Не сюда! Не сюда! Бегемот! — заорал Мбулу. Он понял тайный замысел подчиненного. — Не сюда! В эту группу!
Высокий вербовщик зло уставился на усиленно хромающего Кумало. Этот Мбулу — настоящий жулик!
— Ты что, Мбулу, опять обманываешь? А ты куда ковыляешь? — закричал он на Кумало.
Кумало, ухмыляясь, направился обратно. Глаза его насмешливо смотрели на осрамившегося Мбулу.
— Вождь Мбулу стал видеть хуже носорога, — проговорил он, хромая больше прежнего. Лицо его сияло. — Больную ногу от здоровой не отличает.
Выкаченные глаза Мбулу пробежались по толпе, остановились на стоявшем отдельно брате. Полицейские не посмели поставить Нзвао, брата вождя, вместе со всеми. По лицу Мбулу скользнула злая усмешка.
— Нзвао! Вставай сюда!
Толпа ахнула. Даже гиена не пожирает гиену. Прекратились крики. Высокий вербовщик удивленно повернул голову к Нзвао. Нзвао, постояв в нерешительности, медленно пошел к указанной ему группе. Проходя мимо Мбулу, он процедил:
— Вернусь — сочтемся. Живи, пока я там.
— Ты сначала вернись, — Мбулу злобно рассмеялся.
Были они внешне похожи друг на друга. Только в лице Нзвао было что-то приятное, располагающее к себе. Соплеменники любили его, прощая ему даже, что он брат «кинсукулу». Люди молча расступились, приняли его в свою группу.
Кумало глядел на Мбулу и ужасался. Он вспомнил, как мальчишками они все вместе играли в воинов, и Нзвао всегда заступался за младшего Мбулу…
Вдруг отобранная к отправке группа всколыхнулась. Несколько человек ринулись к лесу, прыгая через кусты.
— Держи! — заорал густым басом Мбулу. — Ловите их!
Мбулу знал: никто не станет преследовать беглецов. Он кричал, чтобы комиссар не упрекнул его потом.
Нзвао стоял в первом ряду и не спускал мрачного взгляда с Мбулу. Было в этом взгляде что-то страшное, и Кумало почувствовал, что день, когда Навао вернется, если он вернется, будет последним днем Мбулу.
Комиссар, вербовщики и Мбулу ушли в дом для расчета. Когда они вернулись, лицо вождя сияло. За каждого человека он получил по сто десять франков. Но еще больше его радовало, что, несмотря на угрозы вербовщика, требовавшего деньги за умерших и сбежавших в пути людей, деньги эти он так и не отдал. Сам ван Нелон поддержал Мбулу, сказав вербовщику: «Надо смотреть, что покупаешь».
Отряд завербованных, окруженный солдатами, тронулся по лесной дороге.
Ван Нелон постоял немного и лениво направился в дом вождя. Мбулу шел за ним на расстоянии, в животе у него холодело от страха.
— Вот что, Мбулу, — проговорил ван Нелон со скукой, — ты слишком много получил. Мне нужны две тысячи франков.
Это был грабеж. Мбулу тяжело дышал. Гнев против жестокой несправедливости и ужас перед всесокрушающей властью комиссара боролись в нем, готовые выплеснуться наружу.
— Бвана комиссар только что получил от меня две тысячи и от вербовщиков тоже, — начал Мбулу, заикаясь и стараясь сдерживать дрожь в голосе.
Выгоревшие брови районного комиссара удивленно взлетели вверх. Он не ослышался? Кто-то смеет возражать ему? И Мбулу, могущественный Мбулу, перед которым трепетали соплеменники, отступил, как отступает задравший козу леопард при появлении льва. Оборвав горестную речь, Мбулу принялся отсчитывать деньги. Однако, несмотря на глубокое горе, Мбулу все же сумел недодать комиссару стофранковую бумажку.
Когда ван Нелон удалился ленивой походкой, ограбленный и оскорбленный Мбулу быстро утешился. Утаенная сотня подействовала как целебное средство.
Кумало стоял на краю селения и грустно смотрел вслед уводимым друзьям. Опустело, потускнело селение. Ушли самые веселые и жизнеспособные, ушли работать на неизвестных и не нужных им людей.
ГЛАВА III
Бежали дни и недели, до краев наполненные волнениями и тревожными ожиданиями. Пустел поселок, выскребаемый цепкими лапами вербовщиков. Все меньше оставалось людей, и кольцо вокруг Кумало сжималось.
Умирало… селение. Улицы и площади зарастали травой. Трава заползала в пустые хижины. Покинутые жилища мрачно смотрели черными проемами незанавешенных входов. На крышах давно появились кусты, запустившие корни в гнилые пальмовые покрытия. На поля ямса и маниоки наступали джунгли, заглушая все своим несокрушимым зеленым строем. Кустарник вражеской цепью подбирался к деревне.
Ночью в заброшенных садах орудовали гиппопотамы, приходившие с реки. Кумало слышал их довольное хрюканье. Днем он с безразличием смотрел на обезьян, которые разбойничали в опустевших полях. Мысль о рудниках не покидала его.
Однажды вечером Кумало сидел у огня и вслушивался в тишину. Слабый свет очага освещал хижину.
Кумало лег на травяной коврик и принялся, медленно шепча слова, читать газеты, привезенные с медных рудников. Почему одни люди как сумасшедшие хотят отнять у других все? Разве веселее живется вождю Мбулу оттого, что он заставил всех на себя работать? Его все ненавидят. Или вербовщики…
Далеко за полночь Кумало услышал легкий треск и шорох шагов в саду. Он встал. Шаги стихли, но он чувствовал: кто-то находится рядом. Опять таинственные ночные гости. Что им нужно? Легкие, крадущиеся шаги приблизились к самой хижине. Кумало затаил дыхание. Несколько секунд двое молча стояли друг против друга, разделенные тонкой дверью. Но вот ночной посетитель начал удаляться. Кумало послушал немного. Смелость вернулась к нему. Надо узнать, кто приходит. Он вынул засов и вышел в ночь. Густой туман серым одеялом покрыл землю. Тишина затопила селение. Лишь изредка долетали крики далекой ночной птицы. Кумало сделал несколько шагов и наткнулся в тумане на человека с копьем. Кумало попятился.
Веселый спокойный голос спросил:
— Не узнал?
4
Бвана — господин.