Страница 9 из 82
Когда Приа уныло сообщил мне, что в Кашмире развязана полномасштабная война, а счет жертв пошел уже на тысячи, я ограничился ехидным замечанием:
— Ну да, и Мауре выдали Нобелевку за геноцид.
Приа пожал плечами.
— Ты вообще слышал о человеке по имени Генри Киссинджер?
Я признался, что нет.
Я упомянул этот разговор при встрече с Лизой, полушутя, надеясь, что и она посмеется вместе со мной.
Она извернулась в постели и сказала, глядя мне в лицо:
— Ну да, он прав.
Я не принял этой реплики всерьез. Лиза отличалась специфическим чувством юмора, она вполне могла и поддразнивать меня.
— Не может такого быть, — сказал я наконец. — Я проверял. Все историки сходятся в том, что…
Лиза уставилась на меня с искренним удивлением, быстро сменившимся жалостью. Я знал, что она невысокого мнения о моем интеллекте, но не подозревал, что она меня за такого ребенка держит.
— Джеймс, историю всегда писали победители. Почему в будущем это правило должно нарушиться? Поверь мне, так все и происходит в действительности.
— Откуда ты знаешь?
Идиотский вопрос, конечно. Ее начальник работал в МИДе и должен был занять министерское кресло, как только партия в очередной раз придет к власти. Если у него и нет еще доступа к разведданным, то вскоре появится.
— Ну, мы помогали эту войну финансировать, — сказала Лиза, — вместе с Европой, Японией и Штатами. Спасибо эмбарго, после Гонконгского восстания Китай не мог закупать военные беспилотники. Они выставили людей в устаревшей броне против лучших вьетнамских роботов. Четыреста тысяч солдат и сто тысяч гражданских погибнут, пока участники коалиции сидят в Берлине и режутся в солипсистские видеоигры.
Я глядел мимо нее во тьму, не в силах вымолвить хоть слово.
— Почему? — спросил я наконец, недоверчиво. — Разве нельзя было все уладить заранее?
Она сердито посмотрела на меня.
— Как? Стрелки перевести, что ли? Предотвратить то, о чем знаешь наперед?
— Нет, но… если бы все знали правду, если бы это не утаивали…
— И что с того? Если бы люди знали, что война разразится, ее бы не произошло? Блин, когда ж ты наконец повзрослеешь. Война идет. Прямо сейчас. Больше мне нечего сказать.
Я вылез из постели и стал одеваться, хотя домой спешить смысла не было. Элисон все знает. Вероятно, она с детства знала, что ее муженек окажется подонком.
Полмиллиона погибших.
Это не рок, не судьба, не воля Господня и не Историческая Необходимость, коей мы обречены повиноваться. Это мы сами натворили. Своим враньем и подчинением лжи, которой нас кормят. Полмиллиона человек провалились в междусловные пробелы.
Тут меня вырвало прямо на ковер. Придя в себя, я принес щетку и старательно отчистил его.
Лиза печально созерцала мою возню.
— Ты не вернешься, так ведь?
Я слабо усмехнулся.
— Откуда мне знать?
— Ты не вернешься.
— Я думал, ты не ведешь дневника.
— Не веду.
И я наконец понял, почему.
Когда я включил компьютер, Элисон проснулась и сонно, беззлобно заметила:
— Некуда спешить, Джеймс. Если ты на сегодняшний вечер дрочил с двенадцати лет, утром ты его наверняка не забудешь.
Я игнорировал ее.
Она вылезла из постели, подошла к столу и заглянула мне через плечо.
— Это правда?
Я кивнул.
— И ты все это время знал! Ты собираешься это послать?
Я пожал плечами и нажал кнопку проверки. На экране выплыло окошко:
95 слов, 95 ошибок.
Я долго сидел, глядя на этот вердикт. О чем я думал? Надеялся перевернуть историю? Надеялся, что мой выплеск ярости переведет войну на другую колею, и реальность растворится вокруг меня, сменившись иным, новым, лучшим миром?
Да нет. История, прошлая и будущая, предопределена. Я не мог вмешаться в работу управляющих ею уравнений, но и мириться с ложью тоже устал.
Я вдавил кнопку «Сохранить» и выжег на чипе девяносто пять слов.
Навеки.
(Я уверен, что у меня не было выбора.)
Эта дневниковая запись стала для меня последней. Вероятно, те же компьютеры, что отцензурировали ее при «посмертной передаче», заполнили оставшееся место экстраполированной безобидной ложью, скормив маленькому Джейми сказочку.
Я блуждал по сетям, прослеживая весь спектр противоречивых слухов и не зная, кому верить. Я ушел от жены и бросил работу. Я перевел стрелки и оставил позади сладкое вымышленное будущее. Уверенности в себе как не бывало.
Когда я умру? Не знаю.
Кого я полюблю? Не знаю.
К чему придет наш мир, к утопии или Армагеддону? Не знаю.
Но у меня теперь открыты глаза, и я улавливаю в сетях крупицы ценных сведений. Там тоже не обходится без подделок и искажений, но лучше уж я буду терзать себя какофонией миллиона говорящих вразнобой голосов, чем снова завязну в болоте гладкой и правдоподобной лжи виновников геноцида, контролирующих машины Хаззарда.[11]
Временами я задумываюсь, какой бы стала моя жизнь без их вмешательства, но вопрос этот, разумеется, идиотский.
Она не могла бы стать иной.
Всеми манипулируют. Все — дети своего времени.
И наоборот.
Что бы ни уготовило мне неизменное будущее, одно я знаю наверняка.
Кто я — по-прежнему еще предстоит решить.
О большей свободе я не мог и просить.
И о большей ответственности — тоже.
Перевод с английского К. Сташевски
Ев'ГЕНИЙ
Рассказ
Greg Egan. Eugene. 1990.
— Я гарантирую вам. Я могу сделать вашего ребенка гением.
Сэм Кук (бакалавр медицинских наук, магистр, доктор медицины, член Королевской австралийской коллегии врачей, доктор делового администрирования) перевел крайне уверенный взгляд с Анжелы на Билла, потом снова на Анжелу, как будто призывая возразить ему.
Наконец, Анжела откашлялась.
— Как? — спросила она.
Кук полез в ящик стола и вытащил маленький фрагмент человеческого мозга, помещённый между слоями плексигласа.
— Вы знаете кому это принадлежало? Угадайте с трёх раз.
Билл внезапно почувствовал тошноту. Ему не нужно было трёх раз, но он не открывал рта. Анжела покачала головой и нетерпеливо сказала:
— Понятия не имею.
— Выдающийся, величайший аналитический ум двадцатого столетия.
Билл наклонился вперёд и спросил, потрясённый, но заинтересованный:
— К-как вы это сделали?
— Как я его добыл? Ну, предприимчивый парень, делавший вскрытие, ещё в тысяча девятьсот пятьдесят пятом, взял этот мозг, как сувенир, перед кремацией. Естественно, разные группы засыпали его просьбами о частях мозга для изучения, поэтому, спустя годы, мозг был разделён и разбросан по всему миру. В какой-то момент, списки владельцев пропали, так что большая часть фрагментов, фактически, исчезла. Однако, некоторые образцы несколько лет назад выставлялись на аукционе в Хьюстоне, вместе с тремя бедренными костями Элвиса Пресли. Думаю, кто-то распродавал свою коллекцию. Естественно, мы здесь, в «Человеческом Потенциале», сделали ставку на лучший фрагмент мозга. Полмиллиона долларов США. Не могу припомнить, сколько вышло за грамм, но это стоило каждого цента. Потому, что мы знаем тайну. Глиальные клетки.
— Г-г г-г?
— Они создают нечто вроде структурной матрицы, в которую внедрены нейроны. Кроме того, они выполняют некоторые активные функции, пока не вполне понятные, но известно, что чем больше глиальных клеток на нейрон, тем больше соединений между нейронами. А чем больше соединений между нейронами, тем сложнее и мощнее мозг. Вы следите за ходом моих мыслей? Ну вот, в этой ткани, — он поднял образец, — почти на тридцать процентов больше глиальных клеток на нейрон, чем вы найдёте у среднего кретина.
11
Игра слов. Hazzard произносится так же, как hazard — «риск, угроза, (опасная) вероятность».