Страница 20 из 45
— Брось, не валяй дурака, не до шуток сейчас!..
Увалень засмеялся и возразил:
— Что же остается делать, если вам охота себя морочить? Сами же видите: вот следы конских копыт, вот коровьих, а вот босые ноги заречных…
— Верно, клянусь Иисусом! — воскликнул скотник. — Вот и след! Ах, беда, значит, увели и коров! — И он побежал к хлеву, остальные за ним. Перед дверью он остановился, потом повернулся к подбегающим и развел руками. Дверь была взломана. Все разом ввалились внутрь. Хлев был пуст.
— Ах, я несчастный, нету! — простонал скотник.
Увалень начал:
— «Дай мне кофе с молоком!» — «Нету молока, синьор!» — «А почему нет молока?» — «Потому что заречные коров увели, синьор!» — «А зачем увели?» — «Потому что у них не было своих, синьор!»
Слуги посмеивались, но Баконя побледнел и, бросая на них гневные взгляды, принялся кричать:
— И это слуги святого Франциска!.. Честные католики!
— Потише, малец! Рановато тебе здесь приказывать и драть глотку, занимайся-ка лучше своим делом!.. — обрезал его мельник, потом выбежал из коровника и закричал что было мочи:
— На помощь!.. Клянусь ранами святого Франциска, ограбили монастырь!.. Караул! Караул! Сюда, сюда, спасите!
— Бей в набат! Стреляй! — крикнул кузнец. — На по-о-мощь!
Трое кинулись к веревкам и затрезвонили во все четыре колокола; остальные, схватив из кухни ружья, подняли такую пальбу, словно восстала вся округа.
Дождь все шел.
Фратеры выскочили из монастыря. Фра Брне без сутаны, в плаще внакидку. Первым прибежал Сердар.
— Что случилось?..
Поняв, в чем дело, Сердар кинулся к реке, за ним слуги, потом послушники, а за ними, уже неторопливо, двинулись фратеры…
— Видать, кто-нибудь утонул? — заметил Лейка.
— Та-а-а-а-ак! А мы-то чем поможем?!
— А может, и другое что случилось? — вмешался Тетка.
Сердар, убедившись, что следы обрываются у воды, кинулся вдоль реки к переправе. Остальные в том же порядке последовали за ним. Баконя ни на шаг не отставал от Сердара. Миновав кустарник, все убедились, что у берега нет ни парома, ни лодок.
Увалень присвистнул и махнул рукой.
— Что думаешь, Увалень? — спросил Сердар.
— Думаю, затопили, если было время… или пустили вниз по реке.
— А может, они где застряли?
— Все возможно, вода невысокая.
— Надо проверить! — бросил Сердар и вернулся тем же путем.
— Лошадей всех увели? — спросил он Баконю.
— Нет… остались две рабочих!
— Беги… соколик… ты самый быстрый… Беги скорей и… приведи их сюда…
Баконя умчался. Тщетно окликал его дядя, стоявший в ожидании с остальными фратерами.
— Господи, что случилось? — спросил он Сердара.
— Как что случилось? — крикнул тот сердито. — Неужели вы еще не знаете, что нас обокрали?..
Тем временем Баконя привел лошадей. Сердар вскочил на лучшую и погнал ее в воду, крикнув слугам:
— Ударьте-ка ее!
— Ради бога, только не в воду! Черт с ним со всем, что украли, лучше себя побереги! — просил настоятель.
— Бейте, раз говорю! И кто хочет — за мной! — заорал Сердар.
Баконя пнул лошадь ногой. Она неохотно вошла в воду, но мало-помалу осмелела и поплыла. Течение понесло ее к противоположному берегу. Сердар помогал ей руками, шпорил каблуками, и лошадь переплыла.
Тем временем сбежались крестьяне и, заглушая друг друга, перекликались с монастырскими слугами. Никто ничего не мог разобрать. Пользуясь суматохой, Баконя вскочил на другую лошадь и погнал ее в воду.
Лошадь Бакони дважды погружалась в воду, на поверхности оставалась только голова юноши. Поднялись отчаянные крики.
— Спасите мальчика!.. Кто умеет плавать?.. Спасите мальчика! — вопил фра Брне.
Баконя вертел головой, показывая, что помощь ему не нужна, отпустил недоуздок и подался на круп лошади.
Сердар и Баконя во главе крестьян двинулись вниз по реке.
— Вы отправляйтесь все к переправе на случай, если притащат паром! — приказал настоятель.
— А где Жбан? — спросил Тетка.
— Дьявол его знает! Как напился вчера, так, верно, до сих пор дрыхнет, — ответил кто-то.
— Так позовите его, он стоит троих таких, как вы.
Слуги пошли исполнять приказ, а фратеры и послушники повернули обратно к монастырю.
— Ступайте отоприте церковь, это еще не причина не служить заутреню! — сказал послушникам фра Кузнечный Мех.
— Дело, конечно, не обошлось без домашнего наводчика! Видна своя рука! — отдуваясь, сказал настоятель.
— И я тоже думаю! Я тотчас знаете кого заподозрил?
— Кого?
— Степана, конечно! — сказал фра Кузнечный Мех.
— Совершенно правильно! — воскликнули все хором.
— А что ты думаешь, Брне? — спросил Вертихвост.
— Думаю, что черт унес у меня двести талеров, вот о чем думаю! Что толку, если и найдем виновного? Коня я все равно больше не увижу, он сейчас уже на турецкой границе…
— Верно, клянусь богом! — подхватил настоятель. — Четыре верховых лошади со сбруей, считай по двести талеров, две рабочих, пусть по пятьдесят, итого девятьсот талеров; затем шесть коров, пусть хотя бы по двадцать, это сто двадцать. Так, теперь добавим две лодки, паром, канаты, скажем, еще сотню талеров, — итого около тысячи двухсот талеров пропало сегодня утром, в чистый понедельник!
— Ей-богу, так!.. Что верно, то верно! Разве их удержит страх перед Дышлом, этих заречных!..
Тем временем вернулся Лис и сообщил:
— Ключ от церкви унес с собой Еркович.
— Вот тебе и раз! — заметил настоятель. — Ступай в кузницу и принеси что-нибудь, придется взломать боковые двери.
Фра Брне схватился за живот и, закатив глаза, едва выдавил:
— Я, братья, больше не могу! Едва и сюда-то дошел! Бурлит в животе, словно капуста варится! — и медленно поплелся вверх по лестнице в свою келью.
За ним ушел восвояси и Кузнечный Мех.
Наконец явился Лис с инструментом и вместе с Котом и Буяном принялся взламывать дверь.
Фратеры разгуливали по двору.
— Свой, свой наводчик, не иначе! — твердил Тетка. — Подумайте сами: мошенники наперед знали, как мы проводим сыропуст; знали, что слуги, как всегда, в этот день в монастыре допоздна, знали…
— Нет надобности перечислять, — прервал его Вертихвост. — Они могли обойтись и без наводчика, ведь какие только бродяги у нас не служили, а потом разбрелись по свету! Кроме того, год голодный, да и народ изгадился!
— А я стою на своем: это Степанова рука! — сказал Бурак. — Сам слышал, что Степан потом поступил на службу в православный монастырь.
— Да погодите же вы, дайте досказать, — рассердился Тетка. — Не перебивайте, каждый успеет сказать! Не о том речь, замешаны ли тут Степан, или Петр, или, наконец, Павел!.. Я стою только на том, что негодяи никоим образом не могли тайно угнать скотину и лошадей в такую ясную ночь мимо наших приходов, наших испольщиков, без участия своих! А когда я говорю «своя рука», то подразумеваю не только пять-шесть наших слуг, но и ближайших заречных крестьян!.. Поверьте, среди тех, которые сейчас бегут вниз по реке за фра Яковом, найдется немало таких, что посмеиваются себе в ус… Сто раз говорил: они хуже ркачей!
— Не надо, милый, так! — заметил Вертихвост.
— Как же не хуже! Ркачи хоть открыто говорят: «Бей буневаца! Не жалей его добра!» Но они, по крайней мере, говорят открыто, и, по крайней мере, с ними все ясно! А наши прохвосты, услыхав имя святого Франциска, тают якобы от благочестия, а на самом деле при первой же возможности готовы содрать с тебя шкуру… С прошлого года все твердят для отвода глаз: боимся, мол, упыря, чтобы нас легче ограбить. А то, что слуги в заговоре с мошенниками, убедительней всего подтверждается тем, что они вчера вечером напоили Жбана. Видать, боялись, как бы он ночью не встал. Потому что, каков ни на есть, а все же у меня к нему больше всего доверия.
— И у меня! — сказал Бурак.
— И у меня тоже! — подтвердил Вертихвост.
— Мне дурно! — сказал игумен. Он побагровел, жилы на шее вздулись.