Страница 22 из 25
Когда в 1941 году в Черняхов пришли фашисты, местный полицай дал кузнечихе Миндл молоток и велел ей этим молотком разбить памятник Ленину. Так несмотря на вю ненависть Миндл к советской идеологии, она таки умудрилась этим молотком ударить полицая и пробить ему голову, за что была расстреляна на месте, на глазах у обезумевшего от горя мужа. Страшная судьба постигла и её сына: Велва привязали к конскому хвосту и тянули до Житомирского базара. На базаре его, полуживого, повесили на глазах у толпы. Второго сына, Пиню, вместе со всей семьёй и отцом расстреляли прямо возле их дома...
Но сейчас давайте вернёмся в ту довоенную пору, когда все, слава Б-гу, были ещё живы.
Перед самой Пасхой, мама сказала Арончику, чтобы тот сходил к кузнецу и принёс два килограмма мацы. Она также сказала, что Арончик может пропустить школу, чтобы не на виду у всех потом, после уроков, тащить эту мацу по всему местечку. Хорошо придумала умная Бейла: все работают, дети в школе, улицы пусты: иди, пионЭр Арон, за мацой.
Не нужно идти в школу - это же большая удача! Прямо таки счастье! Кто, скажите мне, хочет учиться? Аж никто! Но, с другой стороны, если в школе узнают, что пионер Арон идёт за мацой, чтобы праздновать Песах, к добру это не приведёт.
Так рассуждал умный пионер Арон и понимая, что за такую провинность его могут исключить из школы, всё же отправился в опасный путь.
Сказать, что Арон родился под счастливой звездой я не могу, ибо так случилось, что отменили какой-то урок и именно тогда, когда мальчик нёс свои два килограмма только что испечённой мацы, ученики выбежали из школы. Маца была завёрнута в белую простыню, чтобы не дай Господь никто ничего не заподозрил, но этот белый узелок в руках еврейского мальчика, был, согласитесь, тоже подозрителен.
Недолго думая, Арончик, чтобы избежать позора и наказания, бросил узелок в болотце рядом с тропинкой, по которой пролегал его путь от дома кузнеца к своему дому. Бросил, втоптал в грязь и побежал, что было сил. Он боялся дурных последствий, но если бы он подумал о том, что его ждёт дома, он бы испугался ещё сильнее. А дома его ждала заплаканная мать и разъярённый отец. То есть, они стали такими, когда увидели, что никакой мацы Арончик не принёс. Отлупив пионЭра Арона Меделевича, папа побежал к болотцу, чтобы спасти хотя бы простыню. Схватив изгаженную, но ценную ношу, Мендл пришёл домой и, развернув простыню, обомлел. Маца была аккуратно упакована в целлофан заботливой кузнечихой Миндл и, практически, не пострадала, разве что покрошилась, когда Арон вдавливал её в лужу.
Бабушка осквернённую пионЭром Ароном мацу есть не стала, ела одну картошку. Все остальные ели мацу и смотрели на пионера Арончика с осуждением и почти не разговаривали с ним. С тех пор Арончик на всю жизнь запомнил, что есть что-то такое, что выше страха быть наказанным. И это что-то - Вера, из-за которой евреи погибали, и благодаря которой сохранились.
Но на этом неприятности не закончились. Разговоры о случившемся пошли по школе: кто-то из учеников видел, как Арон бросил узелок в лужу, как втаптывал его, а кто-то видел, как отец Арона вытаскивал это узел из лужи и как бережно нёс его домой.
И, поскольку пионеры должны быть правдивыми и честными, ребята рассказали о случившемся завучу школы. На защиту Арончика встала учительница Рахиль Лейбман. Она не была пионеркой и врать ей было можно. Добрая женщина стала утверждать, что своими глазами видела, как Арончик забирал бельё из стирки и нёс его домой. Ей мало кто поверил, но пришёл Шейлок Абрамович, который всё просчитал, и закрыл всем рты, сказав, что достойная во всех отношениях учительница врать не может, и что если она видела, как пионер Арон забирал бельё, значит так оно и было.
Больше об этом грехе достойного пионЭра Арона Менделевича никто не вспоминал: ни в школе, ни дома.
ГЛАВА VIII
ПАПИРОСЫ
В семье Арончика счастье и радость: родилась ещё одна сестра! Для кого радость и счастье, но для Арончика и всех - это лишняя работа и забота: та малышня ещё не подросла, а уже новый рот проклюнулся. Но в еврейских семьях рождение детей всегда принималось, как Б-жье благословение и не меньше. Ерунда все эт разговоры о трудностях и болячках, когда ты смотришь на розовощёкого малыша, сосущего большой палец. Куры несли яйца, корова давала молоко, свиньи и прочая живность: копеечка к копеечке и вот уже всё не так страшно! Все деньги собирались и аккуратно складывались в семейный банк: в подушку бабушки Миндл. Видимо, более надёжного места в доме не было.
У Арончика тоже не было ни одной свободной минуты: помогать бабушке, смотреть за малышнёй, то есть быть воспитателем, работать на огороде весной, осенью и летом. Зимой было меньше работы и больше времени для отдыха. Но семья отдыхать не привыкла.
В местечке залили каток возле одного колодца и на этом расчудесном катке катались все дети местечка: кто на санках, а кто и на самодельных коньках бралась деревянная колодка с проволокой. Да, были и настоящие коньки, но они были только лишь у детей местной знати. Остальные довольствовались тем, что у них было: главное, чтобы ехалось!
Был назначен и комендант катка: семнадцатилетний Топеле. Топеле не выговаривал половину букв и учился во втором классе много лет. Он не знал, сколько будет дважды два, не умел правильно говорить, но возомнил себя большим начальником, когда ему доверили быть комендантом, вернее, сторожем катка. О да, он был большим начальником и вся местная ребятня знала: не дай Б-г попасть в немилость к этому зверюге: изобьёт до синяков.
В редкое свободное время на каток ходил и наш Арончик. Поскольку семья Арончика была уважаемой в местечке, Топеле радушно принял мальчика и угостил его... Не конфетой, как вы подумали, друзья мои, он угостил Арона папироской! О ужас! Мальчик никогда не курил папиросы, но разве он мог ударить в грязь лицом? С видом бывалого куряги, Арончиквзял папиросу в руки, поднёс ко рту и затянулся. Лучше бы он этого не делал: слёзы брызнули из его глаз, а из горла вырвался такой кашель, что у Арончика перехватило дыхание. Но, несмотря на этот позор, Арончик пытался сохранить в себе остатки чести, продолжая затягиваться, плакать и кашлять. И в тот самый момент, когда папироса была почти выкуркена, Топеле сказал: "Тепель ты долзен тли пацки "Мотола". Понятно, плидулак?" Три пачки папирос "Мотор"! Но где, откуда у Арончика деньги на три пачки? И на одну нет, а тут три!
Мысли судорожно роились в голове бедного парня: "Одна пачка стоит 35 копеек. Три пачки - рубль и пять копеек! Что делать? Что же мне делать? Стоп! Подушка!"
Арончик побежал домой и быстренько лёг спать. То есть, не лёг спать, а сделал вид, что лёг спать, но в эту минуту в комнату вошла бабушка и потрогала губами лоб Арончика.
- Что это ты так рано спать улёгся? Может, не здоровится?
- Здоровится. Замёрз и хочу спать. Иди, бабуля, не мешай.
- Да кто тебе мешает? Я тоже прилягу. Устала. Спина болит.
- Бабушка, а принеси мне чаю!
- Утром.
- Мне холодно, я продрог.
Бабушка нехотя встала и, закутавшись в старый, как она сама, пуховый платок, пошла на кухню.
Арончик не долго думая нырнул в бабушкину подушку и вытащил оттуда рубль. Потом прыгнул в свою кровать и стал ждать бабушку с чаем.
Бабушка принесла чай, Арончик сел на кровати. Бабушка решила взбить и поправить подушку и в этот самый момент из-под подушки вылетел и плавно спланировал на пол украденный рубль.
Сказать, что Арончику стало дурно - не сказать ничего.
- Готеню! - заорала на весь дом бабушка. - Откуда ты взял эти огромные деньги? Признавайся!
На крик сбежались родители Арончика. Дело в том, что до этого момента Арончик никогда ничего чужого не брал, и поскольку вором он был совсем неопытным, он и прокололся, спрятав злосчастный рубль под подушку, но уже свою.