Страница 14 из 25
Внимание всех пассажиров привлекала пара с ребёнком: офицер, его дама и , видимо, их сын. Несмотря на страшную, невыносимую тесноту, офицер с семьёй занял отдельный угол в самом конце вагона и когда озверевшие люди попытались потеснить семейку, офицер достал пистолет и очень тихо сказал, что он выполняет спецзадание партии и правительства. Так и сказал: "Если кто сделает хоть одну попытку помешать выполнять это ответственное задание, будет расстрелян на месте без суда и следствия". Потом он достал какую-то бумагу, видимо очень важную, правда, прочитать, что там было написано, никому не удалось, повертел её перед вагонной общественностью и засунул обратно планшет. Недовольные люди разошлись по своим местам и доложили на местах о важном задании партии. Больше на купе, где расположился офицер, никто не покушался.
В соседнем купе, набитом людьми, практически с самого края сидела болезненного вида женщина с девушкой, лет шестнадцати. Обе были с ярко выраженной семитской внешностью и нужно было быть большим идиотом, чтобы не видеть, кто они были. Да и имена у них были те ещё: маму звали Рохл, а дочку Лея. Это была самая настоящая "аидише мамэ", которая то обнимала девочку и заплетала ей косу, то ругалась на неё почём зря. Но когда мимо прошла, вернее протиснулась какая-та женщина, которая пробиралась к туалету по вагону и нечаянно зацепила Лею да так, что девушка свалилась в проход, Рохл кричала и сыпала проклятьями так, что слышали люди в двух соседних вагонах, под номерами 8 и 10.
Офицер и его жена настолько были заняты друг другом, что никого вокруг не замечали. "Смотри, Лея, доченька, вот это любовь! Когда-нибудь ты тоже, моя мэйдэлэ, встретишь своего мужчину, достойного во всех отношениях, твой папа вернётся с войны героем и мы справим тебе свадьбу! Я тебе собственноручно пошью самое красивое платье и мы позовём много гостей. И Лейбэ с Сарой, и Мотю с Ентой, и всех-всех... А вот эту идиётку Дину Гольдберг я не позову, пусть даже и не настаивает"
"Мама, о чём ты говоришь? О какой свадьбе? О каких гостях? Сарочку убили прямо на улице, а Дину отвели в лес и она больше оттуда не вернулась..."
"Ой, я тебя прошу! Если их убили, так что ты думаешь, что их уже нет? Конечно, они придут к тебе на свадьбу, доченька!"
"Деточка, твоя мама, кажется, немного не в себе" - прошептала женщина, которая сидела напротив Леи и её мамы.
" Займитесь-ка вашим вшивым сыном, золотко" - тут же парировала, казалось бы, дремлющая Рохл.
К Лее подошёл мальчик из соседнего угла, который занял офицер под выполнение ответственного задания партии. Мальчонке было года два и в руке он держал кусочек сахара. Он посмотрел на Лею и улыбнулся всей своей милой мордахой. Ребёнок был чистый в отличии от других детей вагона, и у всех вызывал желание его погладить.
" Аркашка, иди сюда! Противный мальчишка! Ты куда ушёл? Мама сказала не уходить далеко!" - окликнула мальчика женщина.
"Да никуда он не денется, Мила. Пусть побродит".
"Вадим, ты с ума сошёл? Он сейчас вшей насобирает"
"Выведешь, дорогая. Пусть себе стоит. Видишь, он дальше не идёт?"
Пара занялась собой и больше на мальчика не отвлекалась.
Лея смотрела на мальчика и улыбалась ему. Неожиданно для девушки, Аркаша попытался влезть к ней на колени. Лея помогла мальчишке и усадила его удобнее, чтобы тот не упал. Она сама еле сидела - того и гляди, свалится.
"От, зараза! Сидят вдвоём в свободе, так они нам ещё и своего засранца подкинули!" -
всё также шёпотом возмутилась сидящая напротив Леи женщина. "Девочка, скинь мальца.
Пусть к своим идёт".
"Да пусть посидит, он такой чудесный!" - попросила Лея всех, кто сидел в этом отсеке вагона.
"Да, пусть сидит мальчонка, кому он мешает! Видать мамке с папкой он не больно-то и нужен. Ишь, собой как заняты!" - сказала другая женщина.
Аркаша обнял Лею за шею, прижался к ней всем своим маленьким тельцем, засунул в рот ручонку с сахарком и заснул. Лея боялась пошевельнуться. Она смотрела на мальчика и думала о том, что мама, кажется, права. Когда-нибудь и у неё будет муж. И она обязательно родит ему сына. Для мужчины очень важно иметь сына - об этом всегда говорила ей бабушка по отцу, намекая на то, что её невестка Рохл и в этом неудачница: родила девочку вместо мальчика.
Тем временем эшелон остановился на большой узловой станции. Мать Аркаши попросила Лею посидеть с ребёнком, потому что его жалко будить, пока они с мужем возвратятся со станции. Сказала, что купят поесть и ушли. "На всякий случай, там, в углу, узелок с документами и бельём ребёнка. Но ты не волнуйся, мы ненадолго. Поесть купим и воды принесём", - сказала она нарочито весело и стала протискиваться к выходу за своим мужем.
Прошло два часа, но ни офицера, ни его спутницы так и не было. Все стали волноваться, да к тому же Аркаша проснулся и устроил такой рёв, что все пассажиры стали друг друга спрашивать, куда же всё-таки делась Аркашина мамаша. Лея как могла, пыталась успокоить плачущего мальчика, но безуспешно.
"Дай мне его, доця, я попробую", - протянула к ребёнку руки Рохл. Но мальчик вцепился в Лею и заорал ещё громче.
"Дура! Ты зачем взяла пацана, а? Что теперь? А если мамаша его не придёт? Адиётка, зараза. Да не ты, не реви. Мамаша его. Аидише мама никогда бы так не поступила!" - возмущалась Рохл.
"Вы на что намекаете?" - шёпотом спросила соседка, что сидела напротив.
"Да ни на шо я не намекаю. Я говорю открытым текстом. Еврейская мама никогда бы не оставила ребёнка с незнакомыми людьми".
Люди загалдели. Лея поняла, что сейчас начнётся драка, и попросила всех заткнуться. Вот прямо так и попросила: "Заткнитесь, пожалуйста!"
"Вы гляньте, люди добрые, хамку вырастила!"
"У них, у жидов, все дети такие! Хитрые и хамоватые!"
"Гнать её отсюда!"
Лея встала, взяла Аркашу на руки и спокойно сказала:
"Пошли, мама". И села в пустой угол, где сидели родители Аркаши. Этот угол люди, помня пистолет в руке офицера, так и не решились занять: а вдруг вернутся? Сказал же, что пристрелит, а кто знает, может он какой контуженный? Возьмёт и пристрелит!
Рохл гордо встала и пошла за дочерью. Они расположились в пустом углу и Рохл достала из сумки газетный свёрток. Она осторожно развернула газету, достала сухарики, тщательно собрала все крошки на руку. Сухарик дала Аркаше, а крошки засыпала в рот Лее. Лея развязала узел, в котором были вещи Аркаши, достала сухие штанишки и переодела мальчика, который уже не орал, а всхлипывал.
Лея любила малышей. Дома, в Черняхове, она всегда возилась со с братьями и сёстрами своих подруг и девочки знали, что если с малышами Лея - всё будет хорошо.
Два дня продержали эшелон на станции, пропуская поезда с военными, но родители Аркаши так и не появились. В своём возмущении этими двумя "извергами" вагон как-то объединился. Лее и Рохл тащили кто что мог: кусочки хлеба, картошку, воду. Все вместе ненавидели мать, которую называли не иначе, как "стерва" и презирали отца. Никому и в голову не пришло, что с ними могло что-то случиться.
ГЛАВА II
ТЁТЯ ПЕСЯ
- Мама, ты меня любишь?
- Да, мой родной. Люблю.
- Очень любишь?
- Больше всех на свете!
- А почему ты всё время уходишь?
- Мне нужно работать, сынок.
- А все работают?
- Конечно, все.
- А у Миши Степанова мама вообще не работает.