Страница 10 из 13
Учёба давалась легко. Всё понятно, всё запоминается. Из дому прислали старое пальто отца, перелицевав, с сатиновой подкладкой. У нас же понятия не имеют о зимних пальто. Но я считал себя обеспеченным на зиму. В этом пальто и на демонстрацию по случаю 40-летия их революции ходил (единственный раз в жизни), когда Мао еще благоволил (тоже в последний, правда, раз) стоять на трибуне Мавзолея с нашими «вождями».
Первую сессию сдал всё на «отлично», в основном досрочно. Академик Иван Георгиевич Петровский, беспартийный наш ректор, преподнёс подарок отличникам за казенный счет: человек 25 отправил в Питер, оплатив билеты туда и обратно и обеспечив общежитием в тамошнем университете. Мы там были две недели. Первую из них потратили на Эрмитаж. Ходили к открытию (благо, недалеко, в пешеходной доступности), переходили из зала в зал до самого закрытия. Там обычно и перехватывали чего-нибудь подешевле из еды. Можно сказать, выучили наизусть всю экспозицию. И, надо же такому случиться, никто из нас не сообразил залезть на третий этаж. Не знали, «дикари», что там тоже есть картины. Да какие! И никто не подсказал. А там, на Невской линии, французские импрессионисты. Вряд ли кто из наших имел о них хоть какое-то понятие. Лично я впервые услышал о них года полтора спустя от Лени Хрусталенко, сына киевского художника, безуспешно пытавшегося поступить на физфак МГУ. Но о физфаке потом, потом…
Ну, в дополнение к моему ликбезу, наши студенческие привилегии. Первым делом еда. Мы не успевали в общежитии завтракать, разумеется. Встал, умылся, натянул штаны, беги на трамвай, в 9 начало занятий. Входили в главное здание обычно через «клубный» вход, ближайший к остановкам транспорта. А в фойе… Изобилие бутербродов на лотках! С черной икрой (1,40), с красной (1,10), с копченой или вареной колбасой, с сыром-маслом (конечно, эти куда дешевле). И в столовых добрый выбор. Абонемент на 10 комплексных обедов – 10 процентов скидки. Цены – на любой карман: по 2.50 за обед, 3.50 и 5 рублей (последний для немногочисленных «буржуйских» сынков да состоятельных аспирантов и сотрудников, для них же на 2-м этаже, рядом с Актовым залом, было и нечто похожее на ресторан, за которым укрепилось название «профессорский»).
В клубе у нас – и кино, и театры приезжают, и лекции познавательные случаются. Вот академик Келдыш, будущий президент АН СССР, к 65-летию одного из коллег-академиков (фамилию не запомнил) осанну поет (из которой я ничего и не понял). Или кинокритик Абрамов, прежде чем показать нашумевший голливудский фильм, битый час рассказывал об этой индустрии, ее методах работы. Оказывается, например, там есть даже фирма, поставляющая смешные эпизоды. Создали картотеку из всех предыдущих произведений, поняв, что в этой области очень трудно что-либо принципиально новое выдумать, и по заявкам режиссеров выдают несколько вариантов смешных решений для их сценарных ситуаций. Представляете? Никаких компьютеров, лишь картотека! И театры бывали разные. Свой, с Моховой, а то и знатные городские.
Касательно Актового зала, что над главным входом МГУ: он для классики. Раза два-три в месяц приезжают московские оркестры – и «Гос», и филармонии, разок был даже оркестр Большого театра с дирижером Гауком. Да и вообще многие знатные дирижеры по сей день считают за честь выступить в Актовом зале МГУ. В мое время бывали и Курт Зандерлинг, и Кирилл Кондрашин, а вослед Хайкин, Дударова, Светланов… За год заметно «отяжелел» в культурном отношении, жадно глотая до того мне неведомое. Летом на каникулы домой поехал. Уже крышу оформляли в только что отстроенном отцом доме (перед отъездом я дня 2–3 участвовал в копке фундамента). Как раз успели полностью завершить крышу, затащить шифер, и пора возвращаться в Москву. А там прямо с первой недели сюрпризец тот еще.
Трое с нашего курса москвичей пьянствовали с какой-то девушкой. Как она утверждала, побили её, изнасиловали, и она явилась часа в четыре утра в милицию с жалобой на них. Ребят арестовали перед самым началом учебного года. Сообщили на факультет. Тут, понятно, «персональное дело»: исключить и из комсомола, и из университета. Я был первым (но не единственным), кто на собрании высказал сомнение. Какого чёрта, говорю, ещё ничего не доказано, а мы их будем исключать. Ну, была у них девушка, пила с ними спиртное, но ещё надо доказать, что её насиловали. Пока же идёт следствие. Вот будет суд, признают виновными, тогда пожалуйста – исключайте. А сейчас-то за что? Никто из нас там не был, никаких оснований поверить какой-то девке у нас нет, а своих товарищей, с которыми мы больше года учимся, так сразу и исключать (все это – по логике простолюдина, никаких законов по этому делу я не знал). Но толпа сочла, что у нас просто так не сажают, и исключила всех троих из комсомола. А там и с приказом об исключении из МГУ задержки не было.
Двойная ирония судьбы: после более чем года разбирательств и мучений по тюрьмам и пересылкам мужиков оправдали подчистую, даже вынуждены были восстановить их в МГУ. Но никто не извинился за украденный из их жизни год.
Поди знай, что та же участь ждала меня, их рьяного защитника! По прошествии 2–3 недель после того собрания и меня забрали из постели около полудня, посадили в кутузку (114 отделение) по обвинению в изнасиловании девы, что ночевала у меня, стала женщиной (наутро сам же и проводил ее домой). История была из банальнейших, тысячелетиями ежедневно повторяющихся. Был в фойе Актового зала бал целинников (тогда еще Кремлевского Дворца Съездов не существовало, либо в Колонном зале устраивались после летних работ на целине, либо в нашем Актовом). Мы уже жили тут, на втором курсе нас переселили в общежитейские корпуса-пристройки к главному зданию… Только под конец вечера я спустился туда. Пару танцев с девушкой по имени Юлия, и кончился бал около 12. Предложил ей забрать пальто из гардероба (он тоже закрывался) и пойти ко мне. Она согласилась. И осталась на ночь. Около шести утра проводил ее до дома (3-я Фрунзенская), назначили с ней следующее свидание на вечер понедельника, и я вернулся домой отсыпаться (воскресенье). А эта дурёха перед матерью решила «оправдаться» (мать-то у неё о-го-го – преподаватель Института иностранных языков!). Та её потащила в милицию, заставила написать заявление, повела на судмедэкспертизу… Вот меня и «изолировали».
Дня через два выпустили, конечно. Но вкусить баланду СИЗО пришлось-таки.
Следствие вела Вера Анашкина в Ленинской районной прокуратуре (был слух, что она жена зампреда Верховного Суда Анашкина). Разбиралась основательно, ничего не скажу. Устроила очную ставку «виновникам торжества». Задавала, по моему разумению, «бесстыже» прямые вопросы и ей, и мне (например: «Извини, девочка, а как ты ноги раздвинула?» Та: «Он мне коленом раздвинул». «А что, экспертиза зафиксировала синяки?» «Нет, я же не сопротивлялась»). Дело закрыли с формулировкой «за отсутствием состава преступления». А меня к тому времени отовсюду уже исключили. Традиция!
На комсомольском собрании «хлопнул дверью». Сказал: «Постыдитесь, на любого из вас могут сделать поклёп. Потерпите хотя бы до конца следствия». И, не дождавшись их «обсуждения», покинул зал. Раззадорил, скорее всего. В мое отсутствие и приняли решение, вопреки своему же уставу.
Районный прокурор, подписывая постановление о закрытии дела, спросил: «Исключили из университета?» Да, говорю, из комсомола вроде тоже. «Это незаконно, – сказал, – идите восстанавливайтесь. Мы необходимую справку дадим, если запросят». Но мне уже заменили формулировку приказа: не за «недостойное поведение», а «за нарушение внутреннего распорядка общежития». Хрен редьки не слаще: восстановлюсь, общежития не видать, жить-то где, на какие шиши?
В те тревожные дни по-настоящему близкие люди всячески меня поддерживали. Кто-то из ребят познакомил с адвокатом-армянином, который меня бесплатно проконсультировал. Та самая Валя Сапрыкина то и дело прибегала в общежитие дух поддерживать. Даже брат Арсо, в тот год уже закончивший школу, приехал, привёз мешок яблок от дяди Телемака, брата отца (денег-то ни у кого нет, помогают, кто чем может). Яблоки вдвоем и продали на Даниловском рынке, выручили 145 рублей…