Над Евангелием

Христос еще подробнее развивает Свою мысль (34): великий кризис совершится независимо от семейных уз, — "в ту ночь двое будут на одной постели, один возьмется, а другой вставится"; независимо от совместного труда — "два будут молоть вместе, одна возьмется, другая оставится"; независимо от пространственной связи — "двое будут в поле; один возьмется, а другой оставится" (36). Таким образом Христос все оттеняет и усиливает ту мысль, что имеющий быть кризис хотя по важности и решительности будет похож на катастрофу и гибель Содома и Гоморры, однако глубоко будет отличаться от него по своему внутреннему характеру. Если те катастрофы соприкасались с внешней физической жизнью, эта имеет отношение к самым внутренним глубинам жизни; если те неизбежно имели связь с семьей, пространством и временем, то эта выше всего этого; можно быть двоим вместе, и, однако, один спасется, а другой погибнет; можно принадлежать к одной семье, и, однако, переворот одного повернет в одну сторону, другого — в другую. Все дело будет зависеть от внутреннего состояния духа, от силы и высоты духовной жизни… Ничто внешнее, никакая внешняя связь не будет иметь значения, как это было в дни Ноя и Лота… И когда ученики Иисуса, не будучи в состоянии подняться на высоту мысли Христовой, наивно спрашивали: "Где же, Господи? т. е. где же все это начнет совершаться? Где же это будет?" —

Христос пользуется этим, чтобы еще раз подчеркнуть внутренний, выше всякого пространства происходящий кризис: где труп, там соберутся и орлы, т. е. кризис произойдет там, где будет подготовлена к этому почва; как запах трупа привлекает к себе орлов, которые довершают уничтожение, так и состояние человеческого мира, когда дойдет до известного предела мертвенности, когда не будет уже надежды на его жизнь, — вызовет окончательный кризис. Можно еще глубже пояснить мысль Христа; когда организм умирает, разлагается, новая жизнь поглощает его элементы и возрождает их в себе: частицы трупа возрождаются орлом, пожравшим его. Так и в мировом кризисе: когда организм мира одряхлеет внутренне, новая жизнь пожрет и возродит в себе все, что только в нем осталось годного. Итак, смотрите, на какую высоту возводит Христос мысль учеников от наивных вопросов: когда и где наступит новая жизнь, царствие Божие. Отвечая фарисеям, предложившим вопрос: "Когда?", — Он говорит: когда вам угодно; в вашей воле положить начало царствию Божию, оно должно начаться внутри вас. Отвечая на молчаливый вопрос о том же ученикам, у которых уже начался процесс новой жизни, Он имеет в виду окончательное наступление царствия Божия, так сказать, завершение того начала, какое положено в их душе: царствие Божие наступит не тогда, когда вы хотели бы (22), не тогда, когда ожидают пылкие иудеи, жаждущие Мессии (23), а тогда, когда угодно Богу — соответственно ходу мировой жизни; но не думайте, что скоро, что жизнь перед этим внешне изменит свой порядок: нет, по-видимому все будет идти обычным порядком (25–35). Только внутри будет подготовляться нечто, что вызовет решительную катастрофу. Как молния происходит, когда накопляется электричество, и это совершенно неуловимо для внешнего взора, так и в мировой жизни, когда накопится достаточно элементов и греха и добра, вспыхнет вдруг мировая молния от края и до края, и произойдет выделение старого и нового в самих глубинах человечества, независимо ни от каких внешних связей и форм, независимо от самой пашей физической жизни (31–36), независимо ни от какого пространства (37); исключительно только по внутреннему процессу духовной жизни человечества. Наивные вопросы "когда и где?" теряются в глубине Христова ответа: тогда и там, когда и где приведет к тому внутренний ход человеческой жизни; а этот ход зависит от свободы человека. Лукавые фарисеи думали, что новая жизнь возьмет и осчастливит их извне; наивные ученики Христа думали, что новая жизнь дается легко; и те и другие думали, что все дело в том, чтобы знать, когда и где. А Христос прямо перевертывает все их обычные понятия: новая жизнь извнутри начинается и для своего завершения в мире нуждается в страданиях, подвиге, в тяжелом внутреннем процессе человечества; и когда и где — это зависит от того, как люди подготовят духовную почву. От их веры, ревности, любви, подвига зависит наступление новой жизни, зависит ответ на то, когда и где…

Я бы вывел отсюда тот нравственный вывод, что обновление мира новой Христовой жизнью зависит от нашего внутреннего жизненного подвига, а не приходит ни извне, ни от наших мечтаний и желаний.

Я бы, пожалуй, еще указал, как осуществляется теперь вот уже в продолжение почти 2000 лет великое созерцание Господа. Вся вера в Него, вся любовь к Нему и во имя Его к людям, все самопожертвование, все подвиги, незримые миру, а иногда и порицаемые им, все добро, что накопилось за эти 2000 лет свободой христиан, — все это лишь накопление того электричества, которое разразится в последний день и, пожрав смерть, обновит жизнь… Все эти сонмы праведных душ, чистых младенческих сердец, героев мучеников и подвижников, — все это лишь воинство, имеющее победить мир своей всемогущей любовью… Ни одно доброе движение не пропадает бесследно, и все идет в общую сокровищницу общего спасения. Все, что, по-видимому, умерло, все на самом деле живо, и в глубине жизни, в сфере всего умершего и живого человечества совершается тот процесс выделения и трансформации элементов, который завершится мировой катастрофой. И чем быстрее совершается выделение добра от зла, тем скорее наступит она. И как молния охватывает все, что имеет в себе электричество, так и обновление мира обнимет все, что только способно к обновлению, что имеет в себе возможность воспламениться от наступившей искры…

Апостол Петр, конечно, был слушателем Господней беседы. И прочитайте 3-ю главу 2-го послания его. Он прямо указывает на заповедь Господа и лишь рельефнее и пластичнее, для нашего грубого человеческого воображения осязательнее разъясняет ту же мысль. И по моему мнению, эта глава помогает ближе понять мысль Христову… Я уверен, что она возбудит у многих читателей опять вопросы, очень может быть, и сомнения. Конечно, евангелие неисчерпаемо, и наша мысль никогда не может уловить всей глубины и высоты того или другого его места, но… каждый по своим силам берет от него, что может… И должен радоваться этому и приводить к этой радости других…

XXXI. Насыщение пятью хлебами и хождение по водам

Время было перед Пасхой (Ин.6:4). Это была третья Пасха за время общественного служения Господа [1].

Он находился на берегу Галилейского озера [2] (в окрестностях Тивериады), куда пришел по направлению от Назарета, послав на пути своих Апостолов на проповедь по Галилее; после чего они должны были здесь сойтись со своим Учителем (Мф. гл.10; Мк.6:1-13; Лк.9:1–6). В это время пришли ученики Иоанна Крестителя и рассказали о мученической кончине его (Мф.14:12). Дошла до Господа весть о том, что Ирод, убив Иоанна, искал видеть и Его (Лк.9:7–9). Возвратились наконец и Апостолы и отдали Ему отчет в том, что они сделали и чему научили (Мк.6:30). Господь решил удалиться на другую сторону озера (Мф.14:13; Мк.6:30–31; Лк.9:10) [3].

И вот Он говорит ученикам: пойдите вы одни в пустынное место и отдохните немного (Мк.6:31). И взяв их с собой, вместе с ними (Лк.9:10) отправился на лодке (Мк.14:13) на ту сторону озера (Ин.6:1) и удалился затем один в пустое место близ города, называемого Вифсаидой (Лк.9:10) [4].

Народ увидел, как они отправлялись, и многие узнали их [5]. И пешком по берегу бежали за ними из всех городов (Мк.6:33; Мф.14:13; Лк.9:11; Ин.6:2), потому что видели чудеса, которые Он творил над больными (Ин.6:2). И предупредили они их, и собрались к Нему (Мк.6:33) [6].

1

Первая Пасха — вскоре после Крещения, когда Господь изгнал торжников из храма (Ин.2:13–25). Вторая Пасха, когда Господь исцелил 38-летнего расслабленного (Ин.5:1). Третью Пасху Господь не идет праздновать в Иерусалим, а пребывает в Галилее и празднует ее чудесным насыщением пятью хлебами и проповедью о хлебе небесном в синагоге капернаумской.

2

Так как из последующего видно, что Он тут же сел с Апостолами в лодку (Мф.14:13: Мк.6:32).

3

Поводов удалиться было, вероятно, несколько. Во-первых, Сам Христос говорит Апостолам (Мк.6-31), что им необходимо отдохнуть от утомления и постоянного наплыва народа.

Во-вторых, Иисус Сам чувствовал потребность в уединении, как это и говорит: Мф.14:13 и Лк.9:10.

После убиения Иоанна, после слухов о том, что Ирод считает Его за воскресшего Иоанна, очевидно, наступила критическая минута в жизни Господа. Со смертью Иоанна обрывается Его связь с ветхозаветной сферой. Глаза всех, ищущих правды, теперь устремлены на Него. Он должен выступить вполне и самостоятельно. Он должен выставить свою особую миссию рельефно и определенно теперь, со смертью Пророка. В решительные минуты Господь всегда прибегал к уединенной молитве; а так как и Апостолам нужно было отдохнуть, то Он и воспользовался этим, чтобы запастись духовными силами в пустынном месте.

Затем была и третья причина, не менее важная и притом определившая и место, куда можно было уединиться.

Если Ирод считал Иисуса за воскресшего Иоанна и ищет Его увидеть, то уж, конечно, не с доброй целью; если присоединить к этому вражду иродиан к Иисусу, заключивших союз с фарисеями, то, понятно, пребывание Господа в пределах Тивериадских, т. е. во владениях Ирода Антипы, было небезопасно, и Господь знал, что Ему еще рано окончить свой подвиг; вот Он и выбирает пустынное место в пределах Вифсаиды Юлии, т. е. во владении Филиппа.

4

Мф.14:13: "И услышав, Иисус удалился оттуда на лодке в пустынное место один; а народ, услышав о том, пошел за Ним из городов пешком".

Мк.6:31–32: "Он сказал им: пойдите вы одни в пустынное место и отдохните немного. Ибо много было приходящих и отходящих, гак что и есть им было некогда. И отправились в пустынное место в лодке одни".

Лк.9:10: "Апостолы, возвратившись, рассказали ему, что они сделали; и Он, взяв их с Собою, удалился особо в пустое место, близ города, называемого Вифсаидой".

Ин.6:1: "После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, в окрестности Тивериады".

Соответствующие места у Евангелистов, касающиеся переправы Господа на ту сторону, представляют немало затруднений. Евангелист Матфей говорит: "Удалился оттуда на лодке в пустынное место один" (14:13). Евангелист Марк: "И отравились (Апостолы) в пустынное место и лодке одни" (6:32). Евангелист Лука: "И Он, взяв их с Собою, удалился в пустынное место близ города, называемого Вифсаидой" (9:10). Евангелист Иоанн: "После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, в окрестности Тивериады (6:1).

Во-первых, отправился ли Господь на лодке, как сообщают Матфей и Марк, или пошел в окрестности Тивериады, как, по-видимому, сообщает Иоанн? Несомненно, отправился на лодке. "Пошел" Иоанна по-гречески читается "απηλθεν", a "απηλθεν" не значит в строгом смысле "пошел" (пешком), а вообще "отправился" Евангелист Марк употребляет то же слово: απηλθεν… τω πλοίω — "отправились… в лодке"; следовательно, и у Иоанна "απηλθεν" должно переводить не словом "пошел" (что по свойству русского языка указывает на пешее хождение), а словом "отправился", и тогда в рассматриваемом случае противоречия между Евангелистами не будет.

Излишня и прибавка в русском тексте слова "в окрестности"; его нет в греческом тексте, и оно дает как бы подтверждение той мысли, что Господь действительно "пошел" (пешком), потому что Тивериада находилась ведь на этом берегу, и, следовательно, если Господь пошел в окрестности Тивериады, то на лодке переехать было некуда. Но тогда прямое противоречие со словом "на ту сторону", πέραν. Сказано: отправился "на ту сторону". Что-нибудь одно: или "на ту сторону", или "в окрестности" Тивериады. Но так как "в окрестности" в греческом тексте нет, то выбор очевиден: нужно "в окрестности" оставить. Это слово важно, между прочим, для того, чтобы отнести куда-нибудь название "Тивериады". По-гречески выходит гак: отправился Иисус на ту сторону моря Галилейского — Тивериады. Для пояснения последней прибавки и вставлено "в окрестности", но это излишне. "Тивериады" можно здесь перевеет так же, как и предшествующее ему слово Γαλλαιας — в форме прилагательного, и тогда выйдет, что Господь отправился на ту сторону моря Галилейского — Тивериадского. Тут неясности нет никакой; последнее только яснее определяет первое. Определение это могло иметь двоякий смысл: или оно указывает на часть Галилейского озера, или имело в виду вообще другое употреблявшееся его название. Талмудисты разделяли Галилею на нижнюю Галилею, в которой растут сикоморы, на верхнюю, в которой не растут сикоморы, и Тивериаду, которая в религиозно-административном отношении стояла в Галилее так же особливо, как Иерусалим в Иудее (Олесниц. 11:395).

Таким образом, Евангелист Иоанн, может быть, только точнее определяет положение того озера, чрез которое Господь переправился со своими учениками. Он и в другом месте, говоря о явлении воскресшего Господа, называет озеро Тивериадским (21:1), указывая, может быть, тоже на ту часть озера, которая примыкала к Тнвериаде. Но могло быть и так, что Галилейское озеро называлось вместе и Тивериадским: местные жители называли его Галилейским, а с административной точки зрения оно могло называться Тивериадским.

У Птоломея и Павзанпя озеро прямо называется Τιβεριας, Тивериада. Евангелист Иоанн мог иметь в виду именно такое официальное и иудейско-храмовое наименование.

Таким образом, и в том и в другом случае прибавка της Τιβεριάδος должна быть поставлена в непосредственную связь с предшествующими словами без вставки "в окрестности". И тогда у Евангелиста Иоанна получится прямой смысл, что Господь отправился на ту сторону (и, следовательно, на лодке) моря Галилейского-Тивериадского, т.e. смысл вполне согласный с прочими Евангелистами.

Во-вторых, на одной ли лодке с учениками Он отправился, или особо от них? Евангелист Матфей говорит, то Он удалился один, Евангелист Марк — что Апостолы отравились в лодке одни. Выходит, как будто Господь и Апостолы отправились на особых лодках. А Евангелист Лука творит, что Он, взяв их с Собою, удалился особо; следовательно, тут Господь и Апостолы отправляются имеете, и только потом Он удалился от них. Евангелист Иоанн в первом стихе не говорит об этом ничего; но зато в 22 стихе он прямо говорит, что на том берегу была только одна лодка и другой не было, следовательно, очевидно но Иоанну, что Господь отправился с Апостолами в одной и той же лодке.

Как примирить эти кажущиеся противоречия? Думается, что Евангелист Лука даст ключ к их полному примирению. Он говорит: "Он, взяв их с Собою, удалился особо (ύπεχώρησε κατ' ιδίαν — отступил особо) в пустое место"… Здесь κατ' ιδίαν относится не к переправе на лодке, а к пути Господа на берегу после переправы. При переправе — "Он взял их с Собой"; затем на берегу отделился от них особо в пустое место"… Так выходит но Луке Не так ли говорят и другие, т. е. Евангелисты Матфей и Марк? Евангелист Матфей говорит: "Удалился (Господь) оттуда Оде застала Его весть о смерти Иоанна Крепителя) в пустынное место один" (κατ' ιδίαν — особо). К чему здесь относится κατ' ιδίαν? к лодке ли, или к удалению в пустынное место? Хочет ли Евангелист сказать, что Он на лодке отправился один? или же — что Он удалился в пустынное место один? Не может быть никакого сомнения, что Евангелист разумел последнее. Для него, по связи речи, не имело значения то обстоятельство, как отправился Иисус: отдельно на лодке или не отдельно. Он говорит пред этим, что ученики Иоанна Крестителя пришли и рассказали Ему о смерти его от руки Ирода, "и услышав, Иисус удалился оттуда… в пустынное место один", т. е. уединился, отошел один, как Он это делал и в другие важные моменты.

Слово "на лодке" прибавлено Евангелистом только для того, чтобы обозначить, что Он отправился "на ту сторону", не тут уединился, где застала Его важная весть, но переправился "на другую сторону".

Таким образом, по связи речи, Евангелисту решительно незачем было оттенять Его отдельную переправу; но были все основания оттенить, что Он удалился в пустынное место один…

Затем и грамматически нег никаких оснований относить κατ' ιδίαν к слову "на лодке", а не к словам "в пустынное место", которые ему непосредственно предшествуют.

Наконец, такой смысл совершенно приводит в согласие текст Евангелиста Матфея со словами Евангелиста Луки и, следовательно, по одному этому заслуживает всякого предпочтения.

По-русски текст мог бы избежать всякого двусмыслия при таком переводе: "Иисус удалился оттуда, переправившись на лодке, в пустынное место один". Или просто поставить слова "на лодке" между запятыми, как пояснительную только вставку.

Теперь обратимся к Евангелнсту Марку (6.31–32): "И собрались Апостолы к Иисусу… Он сказал им: пойдите вы одни (κατ' ιδίαν) в пустынное место и отдохните немного: ибо много было приходящих и отходящих, так что и есть им было некогда. И отравились в пустынное место в лодке одни" (και απηλθον εις έρημον τόπον τω πλοίω κατ' ιδίαν).

Спрашивается: что имеет в виду Господь, когда говорит усталым и голодным Апостолам: пойдите в одни в пустынное место и отдохните немного? То ли, чтобы они отправились отдельно от Него (κατ' ιδίαν) на лодке? Очевидно, нет. Для них нужен был отдых, и Господь посылает их в пустынное место, чтобы они побыли там именно одни, без народа, и отдохнули бы; а переправа на лодке решительно была безразлична по данной цели, как бы она ни совершалась — вместе с Ним или отдельно от Него.

Если в словах Господа κατ' ιδίαν — "особо", несомненно, относится (очевидно) к удалению в пустынное место, а не к переправе на лодке, то и последующие слова Евангелиста, в которых он говорит об исполнении этого повеления Господа, конечно, нужно понимать в таком же смысле. "И отправились в пустынное место в лодке одни" — не то значит, что они в лодку сели и отправились одни (это совершенно безразлично), а то, что они в пустынное место удалились одни, как предложил им Господь.

Чтобы по-русски избежать двусмысленности в выражении, можно бы с греческого сделать такой перевод: и удалились (а не "отправились", как в русском переводе) в пустынное место (переправившись) лодкой (а не в "лодке", как в русском переводе) одни.

а) Переводить απηλθον в данном месте словом "отправились" неудобно потому, что это делает ударение на исходный пункт путешествия, на момент отправки Апостолов, и тогда как ни располагай фразу, все в ней будет выходить по-русски так, как будто бы Апостолы с самой отправки с берега были одни, т. е. когда отправились, были уже одни; а греческий глагол απηλθον этого оттенка не имеет; он просто говорит об удалении, не ударяет на исходный его пункт. (Греческий перевод у того же Евангелиста Марка — 1:20 и 1:35, где и сказано: εξηλθε και απηλθεν, -и по-русски прямо переведено "вышел и удалился").

6) Выражение "в лодке" лучше заменить выражением "лодкой". Это будет буквальный перевод τω πλοίω, как стоит у Евангелиста Марка (а не εν τω πλοίω, как у Евангелиста Матфея), и он имеет то удобство, что по-русски даст оттенок вставочной мысли: Евангелист говорит об этом как бы мимоходом, между прочим, имея в виду главное то, что они удалились для отдыха в уединенное место одни, а "лодкой" вставлено как частность, как черта действительности — не более…

Таким образом, между Евангелистами не оказывается в данном случае даже и тени противоречия. Наоборот, если подумаем, то увидим удивительное, дышащее непосредственной правдой, дополнение их друг другом.

Евангелист Лука не был очевидцем; он передает такую редакцию события, которая была среди очевидцев и соединяла в общем все их точки зрения.

У остальных Евангелистов мы замечаем особенности, обнаруживающие их личные отношения к событию.

Евангелист Матфей имеет в виду решение Самого Господа (уединиться). Ученики Иоанна Крестителя приходят к Господу и сообщают Ему о мученической кончине своего учителя от руки Ирода. Услышав это, Иисус удалился оттуда, переправившись на лодке в пустынное место один. Здесь нет и речи об Апостолах. Имеется в виду один Господь. Евангелист Матфей как бы жил в это время Им одним, Его настроением. Оно осталось у него в памяти живее всего; под этим личным освещением он и передает событие. У нею в последующем рассказе Апостолы гоже являются на том берем', - значит, подразумевается, что они переправились гоже Но Евангелист, говоря о событии, известном всем верующим, имеет в виду сообщить только то, что он лично пережил в нем, как отразилось оно именно в нем, не излагая всего в подробном ходе события.

Евангелист Марк со слов Петра оттеняет другую сторону того же события. Очевидно, Петр был в числе тех Апостолов, которые были посланы Господом на проповедь из окрестностей Назарета, и которые пришли к нему усталые и измученные… У нею запечатлелось, что несмотря на всю усталость, они не могли отдохнуть, не могли даже поесть за множеством приходящего и отходящего народа. И вот Господь, милосердуя к ним, предложил им пойти в уединенное можно и отдохнуть отдельно от Него, чтобы народ, таким образом, не беспокоил их… И с этой точки зрения Евангелист излагает событие.

Говорится, что Апостолы воспользовались Его предложением и удалились в пустынное место одни. О Господе не передается ни слова. После Он оказывается на том берегу; но как Он туда попал — Апостол Петр умалчивает. Очевидно опять, что так мог говорить только очевидец и притом добросовестнейший. Он говорит именно то, чем он жил во время самого события.

Ученики после проповеди устали и, однако, не могли найти времени и поесть. Иисус предложил им уйти от Него в уединенное место, и они ушли… Как переправлялись они вместе с Ним на лодке — он не говорит, потому что это в его тогдашнем настроении не было важным; а изложить, как все событие шло в его объективной точности, — он, как и все Евангелисты, не имел своей целью. Он желал быть вполне достоверным передатчиком только своего личного опыта.

То же можно сказать и об Евангелисте Иоанне. Он ничего не говорит о мотивах удаления на ту сторону. Он имеет в виду только дополнить других Евангелистов. Но случайно, говоря о соображениях народа, который на другой день после насыщения искал Иисуса, он в 22 ст. 6 гл. говорит как раз то, что как нельзя более сходно со всеми Евангелистами, хотя он совсем и не имеет их в виду, а именно: что лодка на том берегу была только одна, на которой отправились Апостолы. Следовательно, ясно, что Господь переправился вместе с ними, но об этом Евангелист Иоанн совсем и не говорит, считая это удостоверенным уже другими Евангелистами.

Так чудно правдиво, с такими явными чертами наивных очевидцев рассказывали Евангелисты о событии. Самые кажущиеся противоречия при ближайшем рассмотрении оказываются наиболее сильными свидетельствами их безусловной достоверности…

И мне думается, что это чтение внутренне более правильно и гармонирует со всем ходом речи. Апостолы как бы с самого начала выделяют Господа. Он предложил им отдохнуть одним, без Него; Он Сам отправляется в особое от них пустынное место.

И эта обособленность их отражается на всей речи очевидцев. Они не оттеняют этого нарочито, потому что это не имеет значения, но, правдиво передавая свои впечатления, они невольно выражают такую обособленность Господа в оттенках рассказа.

И здесь они на лодке были вместе с Господом. Но в душе у них осталось ощущение, что они не вполне сливались в это время с Господом: они плыли в одно место, Он — в другое, лодка была лишь внешним и временным соединением; Он, так сказать, плыл с ними только по пути. И вот такая двойственность ощущения, такое разделение себя и Его прорывается и в данном случае' народ видел их отправлявшихся; узнали многие и Его… Может быть, даже Он нарочито хотел быть незаметным и не узнанным среди Апостолов. Тогда народ, видя их только одних, предположил бы, что Господь остался на берегу и не последовал бы за ними. А чрез это и Апостолы отдохнули бы без народа, и Он Сам получил бы возможность пробыть дольше в уединенном месте. Но народ видел их отправляющихся, всматривался в них, узнал между ними Его, — и это послужило началом ко всему, далее случившемуся и рассказанному; потому Апостол и упомянул об этом.

Что за важность, что народ узнал их (αυυους)? Он за ними не побежал бы, он побежал бы за Ним. Важно именно то, что между Апостолами они узнали Его ('Αυτον). Да их нечего было и узнавать. Народ видел, как они отправляются, — как же мог не узнать их? Их было 12 человек, все они были известны всем, — как их не узнать? И чего бы об этом упоминать Евангелисту? А вот, что Господь как бы замешался в их среду и имел намерение незаметно среди них переправиться на ту сторону (и, конечно, Его могли и не рассмотреть) — многие, однако, Его все-таки узнали, — упомянуть об этом, конечно, имело большой смысл; и эта, если можно так выразиться с человеческой точки зрения, случайность имела большое значение, потому что послужила преддверием к одному из величайших чудес Господа и к одной из величайших Его речей по этому поводу. Не узнали бы Его… но последующие события расположились бы как-нибудь иначе… Поэтому лучше по-русски переводить греческое слово 'Αυτον.

5

У Евангелиста Марка (ст. 33) сказано: "народ увидел их, как они отправлялись, и многие узнали их". По-гречески в некоторых кодексах вместо "их" (αυυους) читается "Его" ('Αυτον) это чтение удержано в греческом тексте издающегося в настоящее время Нового Завета на четырех языках (Петербургская Синодальная типография, издание 1-е, 1887 года).

6

παι προηλθον αυυους, παι συνηλθον προς 'Αυτον, -"и предупредили их, и собрались к Нему". Оттенок в этом выражении не может ли дать нам некоторое указание на путь, которым направлялась лодка с Господом и Апостолами. Почему здесь отдельно упоминается об Апостолах (αυυους) и о Господе ('Αυτον)? Почему к ним отнесен глагол "предупредили", а к Нему — "собрались"? Почему и то и другое выражение в предложении совершенно самостоятельные? Указывают как бы на самостоятельные действия, на отдельные их моменты? Если мы представим, что Господь и Апостолы вместе сошли на берег, а народ, придя раньше, собрался вокруг Него, — то не лучше ли, не естественней ли было сказать: и, предупредив, собрались к Нему? Тогда было бы видно, что народ предупредил их всех, как, конечно, и было, если Господь вышел на берег вместе с Апостолами. По существующей форме выражения как будто выходит, что парод предупредил только Апостолов, а собрался только к Нему. К этому склоняет мысль нашу и полная отдельность и независимость предложений; в них все различно и раздельно: и самые действия выделены как самостоятельные моменты (παι προηλθον… παι συνηλθον…), и объекты действий выделены один от другого (αυυους… προς 'Αυτον…)

По ходу события можно видеть здесь невольный намек очевидца на то, как действительно происходило дело. Если мы представим, что Господь, плывя из Тивериадских пределов в одной лодке с Апостолами, вышел на берег около Вифсаиды, в северо-восточном углу озера, и направился к пустому месту, чтобы уединиться, а Апостолы отплыли по северному берегу озера и пристали несколько ближе по направлению к западу, к Капернауму, откуда бежал народ, то выражение Евангелиста, как очевидца события, будет совершенно понятно.

Когда Апостолы вышли на берег, народ был уже там, предупредил их. Но Господь был не с ними — Он уединился несколько далее по направлению к востоку, — и народу нужно было пройти еще, чтобы прийти к Нему. Народ, таким образом, предупредив Апостолов, в то же время действительно не предупредил Господа, а пошел к Нему. И еще оттенок: когда Апостолы вышли на берег, народ побежал к Господу, конечно вразброд; он собрался только тогда, когда поджидал выхода Господа, находящегося в уединенном месте. Потому и говорит Аносюл: (пришли прежде нас к месту нашей высадки) "предупредили нас и собрались к Нему". Так мог сказать только очевидец.

Выражение "και συνηλθον προς 'Αυτον" во многих древних кодексах не встречается, и потому Тишендорфом оно опущено. Но если смотреть на дело не с внешней, а с внутренней стороны, то данное выражение звучит такой правдивой наивностью очевидца, передающего раздельно моменты события, что должно присоединиться к александрийскому кодексу и другим, сохранившим это выражение.