Страница 8 из 44
Вечер прошёл тихо и спокойно. Они поужинали в кафе, потом прогулялись по набережной, даже не держась за руки и узнавая друг о друге всё больше и больше, зашли погреться в кондитерскую, а в девять часов Морозов проводил Машу домой.
У калитки Маша, уже попрощавшись до следующего дня, вдруг спросила:
— Даже прощального поцелуя не будет?
— А я смотрю, тебе понравилось со мной целоваться, — засмеялся Саша и тут же добавил, — нет, Соловьёва, не будет — весь сегодняшний лимит на поцелуи мы с тобой исчерпали, а завтра ещё две игры — надо поберечь удачу.
В понедельник с утра школа гудит по двум причинам: все обсуждают двухдневный выигрыш баскетбольной команды, которая прошла в одну восьмую финала ШБЛ, и предстоящий «Осенний бал», который в этом году решили провести в День учителя. Учителя были не очень довольны таким совмещением, получалось, что в свой праздник они должны были дежурить в школе и смотреть за порядком, но их учеников это не смущало. Их больше напрягало другое: нужно было подготовить праздничный концерт для учителей. От каждой параллели требовался какой-то концертный номер. Начальная школа быстро нашла выступающих, в среднем звене тоже после небольшой заминки с задачей справились, но вот старшеклассники не стремились вносить свой вклад, отговариваясь занятостью.
Классный руководитель 11 А Елена Владимировна устало обводит класс глазами и в очередной раз спрашивает:
— Какие предложения?
— Может, деньгами? — лениво спрашивает кто-то из мальчиков.
— Да, — иронично соглашается Елена Владимировна, — выйдешь на сцену, Семёнов, скажешь «Поздравляем от 11 А» и будешь разбрасывать купюры, как сеятель — а там, кому повезёт. Давайте посерьёзнее. Нужен полноценный концертный номер.
Морозов искоса смотрит на Машу, а потом громко заявляет:
— Соловьёва хочет поздравить учителей танцем.
— Эротическим, — снова встревает Семёнов, но тут же сникает под тяжёлым взглядом Александра.
— Маша, а ведь правда, — с энтузиазмом подхватывает Елена Владимировна, — выступи, пожалуйста.
— Хорошо, но мне надо позвонить партнёру…
— Сексуальному? — интересуется Семёнов и тут же оказывается на полу — стул из-под него Морозов вышибает сильным пинком.
— …по танцам, — продолжает Маша как ни в чём не бывало, — узнать, сможет ли он в этот день выступить со мной.
— Ты можешь ему позвонить сейчас?
— Да, — Маша выходит в коридор, слыша, как за спиной Елена Владимировна пытается примирить двух своих учеников.
Андрей быстро ответил, как будто ждал её звонка.
— Не отрываю?
— Отрываешь — от скучной химии.
Маша в двух словах объясняет ему ситуацию, и тот соглашается — среда свободный от репетиций день, можно и выступить в чужой школе со своей напарницей.
В классе все ждут возвращения Маши с нетерпением.
— Ну что?
— Да, мы выступим.
Все вздыхают с облегчением, одной проблемой меньше.
После уроков, провожая Машу, Морозов признаётся:
— Я думал, ты одна будешь танцевать, когда тебя назвал.
— Вообще-то, я занимаюсь парными бальными танцами, и ты это прекрасно знал. Или, — прищурившись на него, улыбается девушка, — ты думал увидеть в моём исполнении стрип-дэнс?
— Думаю, мне бы понравилось, но вот учительский коллектив ты бы тогда точно шокировала.
— Вот поэтому обойдёмся румбой.
— О! — томно тянет Саша. — Румба! Это когда делают вот так, да?
И он делает несколько быстрых движений бёдрами, выталкивая их вперёд.
— Нет, — смеётся Маша, — румба — это вот так.
Она делает шаг вперёд, плавно кладёт руку на плечо Александра, потом неуловимо быстрым движением скользит у него за спиной, оказавшись с другого бока, и закидывает ногу ему на бедро.
— Это медленный и очень чувственный танец, — говорит она.
— Дай угадаю, — он прикладывает палец к губам, — то есть это тот самый танец, который у тебя не очень хорошо получается?
Она вздыхает:
— Нормально у меня получается, но не отлично.
— А хочешь, я тебя зацелую до смерти перед танцем, чтобы ты вышла и всех сделала?
— Здесь не до смерти надо, а до чувственности.
Он прижимает её к себе:
— А я тебя вообще не возбуждаю?
— Пока нет, — она смело смотрит ему в глаза, — и перестань лапать меня на улице — на нас постоянно глазеют.
Он отпускает девушку и, засунув руки в карманы джинсов, поднимает плечи:
— И что с тобой не так, Соловьёва? Чего ты с таким заниженным порогом чувств в латину полезла? Тебе и правда нужно было русские народные плясать.
— А тебе надо в боях без правил участвовать, судя по габаритам и силе.
— Так я и участвую, — пожимает он плечами.
— Правда? — Маша забегает вперёд и останавливается, заглядывая в глаза. — А можно как-нибудь посмотреть?!
Морозов видит её оживление и усмехается:
— А может, тебя только мордобой заводит? Тогда не завидую твоему парню — придётся ему каждый день с кем-нибудь биться, чтобы ты его захотела.
— Нет, ну правда, Саш, — дёргает она его за рукав куртки, — можно посмотреть?
— Нет, Соловьёва, это не для девичьих глаз — всё жёстко и кроваво. И страшно, — добавляет он.
Она молча идёт рядом, а потом неожиданно спрашивает:
— А что обозначают эти тату?
— Какие тату?
— По бокам живота.
Он с удивлением смотрит на неё
— Ух ты, глазастая, разглядела, значит?!
— Ну да, было время, — подтверждает она. — Так что же там у тебя написано?
— Сейчас не скажу.
— А когда?
— Когда ещё раз увидишь мои тату.
— Мне надо караулить тебя в раздевалке у душевой?
— Я думаю, в следующий раз всё будет более романтично.
— Это ты на что намекаешь?
Саша останавливается и берёт её за плечи и самым своим проникновенным голосом, который обычно действует на девушек завораживающе, произносит:
— Маша, я не намекаю, я открытым текстом говорю — я буду твоим первым мужчиной, но только тогда, когда ты сама этого захочешь.
Она смотрит на него — и верит, что так всё и будет, он настроен очень решительно. Она проглатывает комок в горле и кивает:
— Что ж, посмотрим!
6
Праздничный день 5 октября был практически неучебным. По давней школьной традиции в День учителя объявлялся День самоуправления: из старшеклассников назначались директор и завучи, выбирались «учителя», проводящие короткие тридцатиминутные уроки, которых в этот день обычно было четыре. А потом в актовом зале, который больше напоминал зал какого-нибудь ДК, силами учащихся давался праздничный концерт.
Морозов вместе с друзьями сидел на балконе и ждал, когда будет выступать Маша. Концерт ему был абсолютно не интересен, но вот танец Соловьёвой посмотреть хотелось. Так же, как хотелось увидеть её партнёра Андрея — что за крендель такой? Выступает с ней уже много лет, а так и не удосужился даже поцеловать! Хотя здесь Саша был даже ему благодарен. Если раньше он факт нецелованности Марии воспринимал как весёлое недоразумение, то теперь его внутренний зверь-собственник урчал от удовольствия — он у неё первый. И этот статус-кво он закрепит за собой во всём, что касается этой девушки.
Он так и не понял, когда она стала ему небезразлична. Их общение, лёгкое, с дружескими подколками и беспричинным смехом, вдруг стало ему необходимым. Когда он касался её, обнимая или просто беря за руку, то чувствовал электрические разряды во всём теле, именно поэтому он перестал её целовать — это становилось мучительным действием. Маша не воспринимала его как мужчину и открыто признавала это, и он внутренне бесился, прекрасно понимая её преподавателя по танцам: спящая красавица вытягивала все соки, ничего не давая взамен.
Это ещё не было любовью, но Саше хотелось бы взаимности хотя бы в этой своей влюблённости в Машу. И теперь пробуждение её чувственности превратилось в дело жизни. Рядом с ней он становился тем самым розовым романтиком, которым быть не мог по определению, то есть в силу своего характера. По крайней мере, ему так казалось раньше. Но теперь ему хотелось быть нежным, любящим и любимым. Нежным с Машей он уже стал, любящим — почти, а вот с любимым как-то не задалось.