Страница 17 из 44
— Морозов, я сама тебя готова убить.
— Извини, я не думал, что он вот так сдуру ломанётся со мной разбираться и попытается отыграться на тебе. Я виноват, но я сегодня — завтра разрулю эту ситуацию.
— Морозов, причём тут альбинос? — шипит девушка. — Почему ты меня называл Марусей? Что за пошлятина?
Он начинает хмыкать, а потом не может сдержаться и переходит на громкий хохот. На них оборачиваются, кондуктор качает головой, но через какое-то мгновение тоже начинает улыбаться, так заразительно звучит смех Саши.
— Тебя только Маруся беспокоит? Ну извини!
— Что ты ржёшь? — Машу начинает сильно трясти.
Он смотрит на неё внимательно:
— О, отходнячок начинается.
— Что?
— Запоздалая реакция на стресс, говорю.
Они выходят через две остановки и пешком добираются до центра. Маша молчит, вцепившись в руку Александра, и всё время оглядывается. Он хочет отвести её домой, но она мотает головой:
— Нет, там мама. Не могу с ней пока говорить.
— Тогда ко мне?
Она кивает.
Дома он знакомит маму с Машей, просит поставить чайник и проводит девушку в свою комнату.
— Посиди, я сейчас вернусь.
— Ты куда?
— Надо сделать несколько звонков без женских ушей. Не бойся, можешь посмотреть на меня в окно, — улыбается он.
Когда Наталья Владимировна приносит чай, Маша стоит у окна и смотрит на Морозова, который меряет шагами пространство перед подъездом и что-то ожесточённо говорит в трубку. Собеседник не может видеть его жестов, но Александр, видимо, не сдерживает себя, подкрепляя свои слова энергичными движениями. Его мать останавливается рядом с девушкой:
— Что-то случилось?
— Да, но он уже всё решил, надеюсь.
— Он не пускает меня в свою жизнь, — вздыхает Наталья Владимировна, — может, это и к лучшему. Саша очень быстро повзрослел, и иногда мне кажется, что это он обо мне заботиться, а не я о нём.
Маша кивает, соглашаясь, и её опять начинает бить крупная дрожь. Она хватается за кружку с чаем и начинает пить маленькими быстрыми глотками, чтобы Наталья Владимировна ничего не заметила. Ей становится по-настоящему страшно только теперь. Она внезапно понимает, что Морозов не просто восемнадцатилетний ученик 11 класса, спортсмен, душа компании и покоритель девичьих сердец, но жестокий боец, которого сложно остановить, если он сам этого не захочет. Он не выбирает способов выйти победителем, потому что всегда нацелен на оптимальный итог схватки: вывихнуть руку, сломать ногу, челюсть, отправить соперника в нокаут. Это не спортивное состязание, это борьба за собственную безопасность и выживание. Поэтому Наталья Владимировна права: сын заботится о ней, чтобы оградить от душевных потрясений, которые у неё возникнут, узнай она всю правду о его тайной жизни. Теперь и Маше становится понятно, почему он так резко отрицательно отреагировал на давнюю просьбу взять её на один из боёв, где он выступает. Знать — одно, видеть его в деле — совершенно другое. Он и её хотел уберечь от жестокого зрелища, но жизнь внесла свои коррективы.
Когда Саша возвращается домой, он находит совершенно расстроенную Машу, готовую разрыдаться.
— Что ты, родная? Всё позади, не надо об этом думать. Тебе больше ничего не угрожает, Мальцову всё объяснят другие люди.
— Без угрозы для жизни?
— Я имел в виду разговор на словах.
— Я испугалась.
— Я знаю, но сейчас уже можно успокоиться.
— Я за тебя испугалась… И тебя испугалась.
Он поднимает её лицо за подбородок:
— Меня тебе бояться не надо. Что бы ты ни сделала, я тебя не трону. Никогда.
Она отставляет пустую чашку и смотрит на Сашу:
— Эта драка…
— Всё, забыли!
— Нет, ты не понял. Она пробудила во мне такие звериные инстинкты, что я, — она краснеет и прячет взгляд, — не могу сдерживаться…
Она обнимает его за шею и нежно целует. Её пальцы зарываются в его волосы, а поцелуй вдруг становится требовательным, сильным. Она отрывается от него, смотрит в глаза и вдруг кладёт его ладонь на свою грудь.
— Подожди, — шепчет он и встаёт, чтобы закрыть дверь в комнату на замок. Она сидит на его софе, такая желанная, что он не может поверить в реальность происходящего.
— Скажи, чего ты ждёшь от меня? — он опускается рядом. — Я сделаю всё, что ты захочешь.
Вместо ответа она снова тянется к нему губами, и он кладёт ладонь ей затылок, чтобы подчинить себе каждое её движение. Сначала губы соприкасаются легко, нежно, он кончиком языка проводит по их контуру, чтобы тут же мягко захватить её рот полностью, ритмично, в такт своему дыханию то засасывая их, то отпуская.
— Я стал зависимым от тебя, — шепчет он, — ты сводишь меня с ума.
— А ты меня, — отвечает она.
Их поцелуй становится жёстче, он раздвигает языком её губы и властно вторгается в её рот, лаская нёбо и язык всё настойчивее и настойчивее. Не переставая целовать, он раздвигает её бёдра и кончиками пальцев легко, но ощутимо проводит у неё между ног. Маша выгибается от взрыва неожиданных ощущений, которых до этого момента ещё никогда не испытывала. Она начинает стонать и ничего не может с собой поделать.
— Скажи, что хочешь? — вновь повторяет он.
— Тебя, тебя хочу. Немедленно, сейчас…
Он отстраняется от неё:
— Ты правда этого хочешь или в тебе всё ещё адреналин играет?
— Хочу, — лёжа на спине она начинает лихорадочно расстёгивать пуговицы на его рубашке, освобождая его мускулистое тело от куска материи и открывая себе доступ к нему.
Он не сопротивляется, но и не помогает, молча ждёт продолжения, и только тяжёлое дыхание выдаёт его истинные чувства. Она встаёт, чтобы было удобнее его раздевать: сначала рубашка, потом ремень на джинсах и сами джинсы, улыбнувшись и не позволяя ему встать, с покорностью послушной жены снимает с него носки. Он сидит на софе перед ней в одних низко сидящих боксерах, и она удивляется, насколько он возбуждён. Она уже видела его обнажённое красивое мощное тело в раздевалке, в бассейне, но не предполагала, что вид вздыбившейся материи может так завести её. Маша тянет руку к резинке его трусов, но он перехватывает её кисть:
— Теперь моя очередь.
Он раздевает её также медленно. Расстёгнута молния на спине, и платье распадается на две половинки, обнажая плечи, спину. Он стягивает платье вниз, опускаясь вместе с ним до самого пола, и смотрит снизу вверх, как она переступает через него длинными ногами. Не поднимаясь, он тянет вниз колготки, осторожно скатывая их по её ножкам, и тоже откладывает в сторону. Заходит ей за спину, проводя руками по плечам, бокам, берётся за застёжку и снимает с дрожащей Маши лифчик. Обхватив руками тонкую фигурку, кладёт ладони на её упругие груди и, поглаживая большими пальцами торчащие твёрдые соски, спрашивает из-за плеча:
— Эта дрожь от холода или от желания?
Она закидывает руки назад, грубо хватая за волосы, и притягивает его губы к своей шее:
— От твоей близости, — стонет она в то время, как он целует её за ухом, вызывая новый приступ чувственных спазмов внизу живота.
Он подталкивает её к софе и укладывает на спину, а сам всем телом опускается сверху. Он целует Машу со страстью, на какую только способен, пытаясь преодолеть внутреннюю дрожь, и она отвечает ему тем же. Его губы перемещаются на шею, потом поднимаются к уху, он покусывает мочку, чтобы тут же заглушить незначительную боль сосущим поцелуем, и шепчет:
— Твой запах сводит с ума. Я хочу, чтобы тебе сейчас было очень, очень хорошо.
— Так сделай это уже скорее, — стонет она под ним. Он готов сам застонать от напряжения, которым переполнен.
— Но сегодня мы не будем торопиться. Мы будем делать это медленно.
Он проводит кончиком языка сначала по одному набухшему от желания соску, потом по другому, а затем почти заглатывает его вместе с ареолой, сжимая сосущими губами и лаская языком.
Я не хочу больше бороться с собой. Я опустошён своими чувствами и хочу добраться до тебя как можно скорее, потому что каждый миг отсрочки — мука. Я сдаюсь перед тобой, но не чувствую себя побеждённым, потому что любить тебя, ласкать тебя — это счастье.