Страница 33 из 68
Радист проснулся, поднял голову и удивленно посмотрел на них.
Лесницкий прочел донесение. В нем сообщалось, что бандитский отряд, во главе с каким-то Жовной, расстрелял в деревне Любовка несколько человек, а в другом месте скосил пулеметом стадо коров и сжег полдеревни.
Комиссар отложил в сторону бумагу и тихо продолжил сообщение:
— В Межах они по-бандитски убили восемь человек и учинили грабеж, — он выделил слово «они». — В числе убитых — Таня Гребнева. Но я, — он стремительно встал перед Приборным, — я уже проверил… Жовна тут ни при чем. Зря ты возмущаешься… Это работа эсэсовцев. Заметь, все это делается под маркой принудительной мобилизации в партизанские отряды. Читается приказ от моего и твоего имени. Они хотят очернить нас в глазах народа, подорвать наш авторитет. Тупоголовые идиоты! Они не могут понять, что партизаны и народ — это одно неразрывное целое, что Лесницкий и Приборный — это большевистская партия, а в партию наш народ никогда не потеряет веры. Вот уж поистине — утопающий хватается за соломинку. Тоненькая соломинка — этот их отряд! Напрасные усилия…
Приборный перебил его:
— Все это я хорошо понимаю. Но почему ты уверен, что они не использовали для такого дела Жовну? Докажи и мне.
Лесницкий укоризненно покачал головой.
— Плохо ты, товарищ командир бригады, знаешь своих командиров.
Приборный покраснел.
— Ты меня не упрекай. Ты его тоже не лучше знаешь. Тебе известно, что три дня тому назад отряд Жовны был в районе Лоева, а мы с тобой до сего дня ничего не знаем о его возвращении. Это — раз, — он загнул палец. — Второе: все мы не раз слышали, что Жовна — окруженец, кадровый командир, а на самом деле — он буфетчик. А-а? Об этом тебе известно? Два…
— И это я слышал. Но я думаю, что надо потерять здравый смысл, чтобы поверить в измену командира, который уже почти год беспощадно бьет врага. Подожди… Не перебивай… То, что он окруженец, мы слышали от других, а не от него. Вот я и говорю: плохо, что мы так мало изучаем наших людей, товарищ командир. Да, Жовна некоторое время был буфетчиком. Но перед этим он был главным кондуктором. и даже лучшим кондуктором. Буфетчиком он стал, когда заболел язвой желудка и не мог больше ездить. И без работы не мог сидеть. Вот ему и предложили… Буфетчик тоже профессия! А имя его немцам понадобилось, как имя командира маневренного отряда. Посмотри, какова «география» их преступлений: где Любовна, где Косино и где Межи? — Лесницкий повернулся к карте Приднепровья: — Треугольник. Тридцать-сорок километров расстояния от одного пункта до другого… Ясно? А Жовна скоро появится, — я не сомневаюсь. И не будем зря время тратить — лучше обмозгуем, как быстрей ликвидировать и этот бандитский отряд и результаты его деятельности. А уничтожить его нужно немедленно, да так, чтобы ни один из этих негодяев живым не вышел. Я думаю, — начнем дело с экстренного выпуска газеты. Дадим шапку: «Не верьте фашистской провокации! Очередные преступления гитлеровцев и предателей народа». Если мобилизуем все силы, до утра выпустим двойной тираж. По мере выхода газеты будем рассылать агитаторов во все стороны. В деревни, где произошли эти кровавые события, направим группы во главе с опытными товарищами. Ну, например, в Косино пойдет Лубян, Межи поручи Залесскому — ему ближе, и он хорошо знает село. В Любовку пойду я сам. Вот так…
Лесницкий повернулся к радисту, который уже сидел на кровати и с интересом прислушивался к этому, не совсем понятному для него разговору. Алексея Гончарова совсем недавно выпустили из специальной школы. И вскоре после этого его, вместе с двумя другими выпускниками, посадили в самолет и сбросили с радиостанцией в глубоком немецком тылу. Они быстро нашли того, кого им нужно было найти, и удивились, узнав, что попали к секретарю подпольного обкома партии. Два его товарища остались при обкоме, а его направили в партизанскую бригаду.
Теперь, затаив дыхание, он слушал разговор и снова удивлялся; в голове рождались разные романтические планы.
— Товарищ радист, пойдите найдите партизана Евгения Лубяна.
Он вскочил, торопливо одернул гимнастерку, поправил ремень.
— Есть, товарищ комиссар, найти партизана Лубяна. Можно идти? — красиво козырнув, он щелкнул каблуками и быстро выбежал.
Лесницкий с удовольствием посмотрел ему вслед, улыбнулся.
— Здорово! Люблю дисциплину, — и, снова повернувшись к Приборному, понизил голос: — Садись и слушай… Одновременно нам нужно заслать в этот отряд своего человека, чтоб легче было накрыть этих бандитов…
— Это идея! Но кого? — сразу поддержал его Приборный.
— Я думаю — Майбороду.
— Майбороду?
— Что ты удивляешься? Наилучшая кандидатура для такого дела. Смелость, сообразительность, любовь к приключениям, умение играть любую роль. И даже эта губная гармоника, знание блатного языка и песен… А способность выпить литр самогона и не пьянеть, а? Это очень хорошие при таких обстоятельствах качества. Наконец тем, что он не местный, исключается всякая возможность случайных встреч. Словом, хлопец, как говорят, кругом шестнадцать…
Вошел Женя Лубян. Он тоже только этим утром вернулся с задания и привел в отряд двадцать комсомольцев. Он, по-видимому, отдыхал — лицо его было заспанно, волосы спутаны. За последнее время Женя очень похудел, даже пожелтел, и Лесницкий заботливо спросил о его здоровье.
— Ничего, товарищ комиссар, это от недосыпания. Я ведь три ночи не спал.
Комиссар подавил вздох. Ему стало жаль хлопца чуть ли не до слез, и он стиснул зубы.
«Эх, у такого парня отняли молодость! Учиться бы ему сейчас, любить… А тут…»
Комиссару трудно было сказать Жене, что и эту ночь ему спать не придется, а завтра на рассвете нужно будет отправиться за тридцать километров. Он спросил:
— Знаешь о событиях в Любовке и Косино?
Женя утвердительно кивнул головой и, немного подумав, сказал:
— Нужно газету выпускать, товарищ комиссар. Я тут уже немного подготовил, — и он достал из кармана несколько листков бумаги, исписанных мелким почерком.
Волна отцовской нежности к этому неутомимому юноше захлестнула комиссара. Он встал, сделал шаг к Жене, но сдержал свой порыв и, даже не спросив, когда же он успел сделать все это, просто сказал:
— Вот и хорошо. Садись. Почитаем, подумаем. Допишем остальное.
Через несколько минут появился Майборода. Коренастый, широкоплечий, с лицом, налитым здоровым румянцем, он был полной противоположностью Лубяну. Казалось, что в его сильном теле звенит каждый мускул, а в глазах никогда не гаснут искорки веселого смеха.
Лесницкий недолюбливал этого беззаботного шутника и фантазера. Майборода знал это и старался меньше попадаться на глаза комиссару.
Он с удивлением выслушал задание комиссара. До этого времени он был твердо уверен, что комиссар никогда не поручит ему серьезного дела, которое могло бы прославить его, ученика Андрея Буйского. И вдруг… Он сразу понял необычайность и огромную важность задания — важней этого, возможно, была только командировка Андрея Буйского в Москву — и растерялся от неожиданности.
Комиссар отрывисто спросил:
— Выполнишь?
— Я? Товарищ комиссар! Да я всех своими руками передавлю, как клопов.
— Ну, ну, начинается, — сурово перебил его Приборный.
Майборода понял свою ошибку, вытянулся, стал сразу серьезным.
— Выполню, товарищ комиссар. Все, как прикажете.
Лесницкий засмеялся.
— Садись. Обсудим детали.
Их разговор прервал быстрый конский топот. Все насторожились.
Всадник осадил коня у самой землянки. Было слышно, как он соскочил на землю и как тяжело храпела его уставшая лошадь.
Приборный хотел было посмотреть, кто приехал, но не успел. Низкую и узкую дверь землянки заслонила крупная фигура человека.
Все узнали Жовну и почему-то встали. Только Лесницкий продолжал сидеть и, улыбаясь, разглядывал нежданного гостя.
— Вот он, легок на помине.
…А через час, когда они вышли из землянки, Жовна отозвал Лесницкого в сторону: