Царь-Ужас

– Откуда мне знать такое, браток?

– Ладно, не жалей, – смирился черноволосый, когда они остановились перед странным домом, похожим не то на огромный запущенный сарай, не то на огромную уродливую пагоду. – Вот «Улей».

Было тихо, цвели цветы, только со стороны бойни Божирар несло мерзким запахом крови и доносилось приглушенное мычание обреченного скота. Вдали чадили трубы унылой фабрики, будто броненосец поднимал пары. Улица Данциг, плохо вымощенная, грязная никуда не вела. Ну, может, только в близкую осень. Сорняки ядовито зеленели, потому что их постоянно у густо посыпали каким-то порошком от крыс.

– Мадам Сегондэ, – окликнул черноволосый консьержку. – Не одолжите мне семь су? – Как ни странно, денег у него не осталось.

– Лучше я отолью вам похлебки, – мудро ответила консьержка. – Я сварила себе похлебку из картофеля и бобов. Божьи детки, пчелки мои, – заботливо запричитала она. – Вы не всегда приносите мед, а если и приносите, то все равно горький. Но есть надо каждому.

В глубине темного коридора, испуганно почему-то оглянувшись, черноволосый поставил миску с похлебкой перед небольшой серой ослицей, прогуливающейся в коридоре.

– Это художница?

Черноволосый не ответил.

Семен повернулся и сразу понял, почему черноволосый промолчал.

Три плечистых подвыпивших человека, даже не сняв рабочих фартуков, ломились в запертую дверь. На черноволосого и на Семена они не обращали никакого внимания.

– Я сам видел, там баба! – возбужденно выкрикивал один, с толстой веселой мордой. – Франсуа сказал, что тут часто бегают бабы. Они бегают к этим мазилам. Эта была совсем тихая, как мышь, я таких люблю. Франсуа прав, согласитесь, он прав. У него отняли негритянку, пусть нашей станет хотя бы мышь. Зачем пачкунам бабы?

– Это твои приятели? – спросил Семен.

Черноволосый печально покачал головой.

– К кому они ломятся?

– Ко мне.

– А почему ты не скинешь штаны, браток, и не покажешь им то, чего они заслуживают?

Черноволосый печально пожал плечами.

Уже третий раз за день Семен пустил в ход кулаки.

– Я могу одним средним пальцем поднимать сто восемьдесят килограммов, – весело сообщил он восхищенной консьержке, выкинув из «Улья» последнего мясника.

– Это настоящая слава, – понимающе ответила консьержка. – Входите. Вам у нас понравится, моряк. Мясники часто приходят бить наших пчелок, у вас еще не раз будет возможность развлечься. Дэдо! – закричала она черноволосому, заставив сердце Семена радостно вздрогнуть. – Откуда приехал твой друг?

– Из Японии, – сообщил Семен.

– Из самой Японии? – удивился черноволосый. – Это далеко. Я думал, что ты румын.

– Учти, если ты тот Дэдо, которого я ищу, то я приехал бить именно тебя.

– За что? – быстро и с большим любопытством спросила консьержка. – Дэдо, вот тебе семь сантимов, я хочу услышать, почему бить тебя приезжают даже из Японии.

– Где Жанна?

Дэдо, не оборачиваясь, кивнул.

Какая-то мегера с распущенными волосами и в од. ной ночной рубашке (правда, в чулках) приотворила дверь, в которую несколько минут назад ломились мясники (они здорово ошиблись насчет тихой мыши), и заорала:

– Ты пьян, Дэдо? Ты опять пьян? Ты скормил похлебку ослице? Твои гориллы поломали дверь?

– Они хотели тебя изнасиловать.

– Зачем же ты остановил их? Разве ты спишь со мной?

– Это Жанна? – тихо спросил Семен.

– Ну да, моряк.

Мегера перевела жадный взгляд на Семена и подмигнула ему.

Конечно, она его не узнала. Но она увидела пакет с вином и закусками и профессионально подмигнула неизвестному моряку. Несомненно, это была улыбка Жанны, хотя жизнь здорово потрепала маленькую сладкую суку. Втащив мужчин в комнату, она одним махом опустошила половину бутылки и закричала:

– О-ла-ла! Теперь танцевать!

Сбросив с плеч застиранную ночную рубашку, поддерживая ее руками, голая до пояса, пьяная, она трясла наполовину пустыми грудями и, прихрамывая, шла по кругу. Счастливый Дэдо, громко смеясь, швырнул на пол недопитую бутылку и пошел вокруг Жанны. Бутылка попала на каменную голову, валявшуюся в углу, и разбилась. Грязно выругавшись, мегера (по имени Жанна) упала на пол и начала слизывать вино с камня, сплевывая на пол мелкие осколки стекла. Семену показалось, что одна нога у нее деревянная.

Потом Жанна поднялась.

Глаза у нее хищно сверкали.

Отвернувшись, она завернула полу ночной рубашки и вытащила из-под чулка купюру. Непонятно, кому она сунула деньги, но скоро все в мастерской гудело от мужских голосов. Горело сразу семь свечей. Их неровный свет таинственно падал на валявшуюся на полу каменную голову с отколовшимся носом.

– Ничего. Что он откололся, я не жалею, – с удовольствием пояснил Дэдо Семену. – Это совсем неудавшаяся вещь (Он так и сказал – la chose). Я все равно не хотел заканчивать эту вещь.

– А почему у нее один глаз, браток?

– А потому, что когда ты смотришь на мир одним глазом, другим ты непременно смотришь в себя. Понимаешь, моряк? Я хочу вернуться в Ливорно, я там родился. Там, в Ливорно, я всегда гляжу в себя одним глазом. Ты знаешь, что я родился под знаком Скорпиона?

Кто-то запел.

Кто-то упал на плетеное кресло и вместе с ним опрокинулся на пол, кто-то упал удачнее – на низкую лежанку. Пахло потом, чадили свечи, с боен Божирар тошнотворно несло кровью. Под ногами хрустело битое стекло.

– Смотрите, какое красивое у меня тело! – кричала, беснуясь, Жанна.

Кто-то неистово блевал в медный тазик. Это рассердило Дэдо.

– Прекрати, – попросил он, – это тазик для умывания! – но тазик у несчастного не отнял.

Несколько рисунков, приколотых к стене, покачивались от движения душного воздуха. Женщин, изображенных на картинах, Дэдо рассматривал, наверное, сквозь горлышко бутылки, иначе они не получились бы на бумаге такими искривленными.

Кто-то сходил за вином.

Прошла ночь.

Прошло раннее утро и прошел длинный нелепый день.

К вечеру следующего дня Семен проснулся оттого, что над ним стоял совсем голый Дэдо.

– Чего тебе, браток?

– Купи у меня чемодан.

– Зачем мне твой чемодан, браток?

– Это очень хороший чемодан.

– Но зачем он мне нужен?

– Разве мы можем знать, в чем действительно нуждаемся?

– Тогда тем более, браток. Зачем мне покупать чемодан, если я даже не знаю, нуждаюсь ли я в нем?

– Но мне нужно три франка.

– Как ты можешь это знать? – удивился Семен в контексте беседы.

– Знаю, потому что хочу угостить тебя вином.

– Где моя одежда?

– Жанна, где одежда моряка?

Только сейчас Семен обнаружил, что лежит на полу совсем голый. Как в Цусимском проливе. Под ним был подстелен затасканный русский полушубок, несомненно привезенный Жанной из Японии. Потом он увидел саму Жанну, легкомысленно приподнявшуюся над лежанкой:

– Он сам выкинул свою одежду в окно. Сходи в сад, она, наверное, валяется под окном.

Дэдо вышел.

– Ты откуда, моряк?

Он ответил, хотя прекрасно знал, что ответ не имеет никакого значения.

Он терпеливо дождался Дэдо и извлек из тайника куртки последние пятьдесят франков.

– Дэдо, я знаю, чем мы будем теперь угощать моряка! – сварливо, но весело заявила Жанна, бесстыдно поднимаясь с лежанки.

Теперь Семен отчетливо увидел то, чему пытался не верить: левая нога Жанны почти по колено была деревянная. Накинув на себя какое-то слишком уж просторное, можно сказать, бесформенное платье, Жанна кокетливо подмигнула мужчинам и схватила кошелку. Но вдруг взгляд ее заледенел:

– Что у тебя на спине, моряк?

– Я не знаю, – пожал плечами Семен. – Чешется спина. Не знаю.

И сам спросил:

– А что там?

– Там египтянка! Там опять эта проклятая египтянка! У тебя на спине египтянка, моряк! – с ненавистью заорала Жанна. – Ты вполз к нам в жилище, как ядовитый скорпион!

– Он вполз к нам в жилище, как ядовитый скорпион! – с готовностью подтвердил Дэдо. Он протрезвел и был смертельно напуган.