Страница 6 из 10
– … не плачь. Не плачь. Мы обвенчаемся, клянусь. Я люблю тебя и не позволю никому нас разлучить.
Ветер подул в сторону реки, и граф Соколовский с трудом смог разобрать слова юного Барсукова. Он совершенно не понял слов девушки, но по её лицу было понятно – она находится в крайнем возбуждении и чем-то сильно обеспокоена. Она с мольбой что-то сказала юноше и едва не заплакала. Часть ответа граф снова не разобрал и мысленно проклял шумевший камыш.
– Аннушка, даю слово, скоро многое поменяется. Нам не помешает…
Целуя руки своей возлюбленной, юноша продолжал говорить и обещать со всей той горячностью, что свойственна всем влюблённым. Граф со злостью сжал сухие стебли в кулаке. Он находился в трёх шагах от какой-то тайны и не мог разобрать ни слова! Проклиная шумящий камыш и сговорившийся с ним ветер, граф Соколовский бесшумно отошёл назад.
Александр Константинович спешно закончил свои утренние занятия и, окатив себя двумя вёдрами холодной воды, поспешил в дом. Он торопился не только для того, чтобы поскорее согреться, но и чтобы остаться незамеченным для Павла Барсукова и его возлюбленной.
Утром граф Соколовский завтракал отдельно. Впрочем, как и большинство гостей. Слишком разнообразными оказались их распорядки дня. Князь Пулев, к примеру, к которому Александр Константинович испытывал сильную антипатию, соизволил проснуться уже к обеду.
– Потому что меньше надо играть в карты, – пробурчал граф Соколовский.
Он, уже переодевшийся в щегольской костюм, сидел наедине со своей няней в беседке, скрывающейся от мира ярко-красной накидкой плюща.
– Франц Карлович ему вчера сильно проигрался, – пожаловалась Марфа. – Бедолага так обиделся, что утром даже надухариться забыл.
– А кстати, где он сейчас? – выгнул бровь петербургский аристократ.
– Побродил-побродил, и к себе ушёл. Он вчера, по-моему, даже в долг залез.
– Я его со вчерашнего вечера не видел. Твоя комната рядом с его?
Марфа хмыкнула и замялась. Её, как и прислугу остальных гостей, поселили в отдельном здании, не в хозяйской усадьбе.
– Ты что в корпусе для прислуги живёшь? – граф недовольно нахмурил брови. – Чего же ты молчишь?
– Александр Константинович, успокойся. Не стоит. Не в первой. На тебя и так, уж прости, как на дурачка, смотрят. Ты зачем вчера крик поднял? Разбудил гостей, хозяина дома.
– Не твоего ума дело. Знала бы ты, как я хочу поскорее уехать от всего этого. Скорее бы оказаться дома, подальше от этих лицемеров.
Граф поднялся со скамьи и поправил примявшийся рукавчик.
– Марфа, обедать я буду у себя в комнате.
В гостиной графа Соколовского остановил управляющий усадьбой и передал, что Михаил Аристархович желает принять его у себя в кабинете. Но Александр Константинович довольно резко заявил, что встретится с хозяином дома не ранее двух часов. Как ни пытался Отто Германович уговорить упрямого графа, у него ничего не вышло.
В два часа дня Александр Константинович покинул свою комнату и спустился в гостиную. Он готов был встретиться с орловским фабрикантом и подошёл к молодой служанке, чтобы узнать, где её хозяин.
– Мадмуазель, прошу, помогите мне. Не известно ли вам, где сейчас Михаил Аристархович?
Девушка обернулась, и граф тут же узнал её. Утром он уже видел это прекрасное милое личико, освещённое солнечным рассветом среди золотистых камышей.
– Господин, я не знаю. Кажется, Михаил Аристархович зашёл в библиотеку.
–Благодарю. Как ваше имя, красавица?
– Аня. Вы чего-то желаете?
– Нет, спасибо. У вас очень милое имя.
Александр Константинович учтиво улыбнулся и направился к библиотеке. Теперь ему стало ясно, почему он не видел молодой девушки за столом. Внук влиятельного российского капиталиста влюбился в обыкновенную прислугу. «Занятное дельце», – подумалось графу. Он распахнул дверь и зашёл в комнату. Михаил Аристархович действительно находился здесь.
– Александр Константинович, рад вас видеть. Как спалось на новом месте?
– Скверно. Какая-то псина выла полночи.
– Верно, это мои гончие. Обычно я разрешал гулять им по усадьбе. Но перед вашим приездом распорядился закрыть их в вольере. Они, видите ли, не переносят запаха алкоголя и готовы загрызть любого, кто хоть немного пригубил водки, – чётко, делая паузы, произнёс текстильный фабрикант. – А мне, знаете ли, тоже не удалось спокойно поспать. Только я заснул, как, представьте себе, какой-то негодяй поднял крик. Кричал, что мой дом – пещера горного короля, что я – шантажист, что стоит немедленно уехать…
– Этот негодяй стоит перед вами, – заявил граф.
– Разве я и моя усадьба настолько плохи? Вы не Пер Гюнт, а я не король троллей8. Александр Константинович, давайте говорить начистоту…
– Это мой любимый стиль разговора.
– Наслышан. Но советую обойтись без оскорблений. Вы же дворянин. Я предложил вам лучший выход из неприятного положения. Я сейчас говорю про долги вашего батюшки. Он был человеком, абсолютно не понимающим разницы между своими доходами и тратами. Одному только мне он задолжал десять тысяч, плюс проценты. Я готов простить этот долг. Вы должны лишь произвести на гостей хорошее впечатление и присутствовать в понедельник на открытии моей новой фабрики.
– Зачем вам это нужно?
– Антураж. Введение в строй новой барсуковской фабрики должно прогреметь на всю Российскую империю. Она полностью электрифицирована, оснащена лучшим английским оборудованием. Вы только подумайте – двадцать пять тысяч веретён! – Михаил Аристархович оседлал своего любимого конька. – Это даже больше, чем на Нежинской фабрике. Ткацких станков английских…
– Я помню, – недовольно нахмурил брови Соколовский. Слушать второй раз о достижениях технического прогресса у него не было никакого желания. – Коноваловым9 вас никогда не превзойти. И всё-таки я не до конца понимаю.
– Александр Константинович, вы же умный человек. Там будут журналисты, пресса. Они раструбят на весь мир, что на открытии моей фабрики присутствовал самый гениальный сыщик Петербурга. Вы даже не представляете насколько вы стали известны. Ваш расчётливый ум, ставящий превыше всего логику и опыт, ваша безупречная манера одеваться станут лучшей рекламой моих сюртуков и фраков. Элегантная баронесса Мыслевская приехала с той же целью.
– И князь Пулев? Неужели во всём Петербурге не нашлось князя с более чистой репутацией?
– Александр Константинович, – фабрикант несколько сконфузился. – Не стоит доверять грязным слухам. К тому же, никто другой не задолжал мне так, как он. И я был уверен, что Фёдор Иванович согласится участвовать в этом представлении.
– Если бы не безрассудство моего батюшки, я бы не согласился быть вашей рекламой. Для чего стоило приглашать меня на неделю раньше? – этот вопрос прозвучал скорее риторически, и Барсуков предпочёл на него не отвечать.
– Александр Константинович, но это не всё. В письме я говорил ещё о кое-каких условиях. Я скоро открою собственный банк. И вам суждено стать одним из первых его вкладчиков.
– У меня нет денег, – резко заявил граф.
– Ваших денег и не нужно. Я внесу пять тысяч вместо вас и оповещу об этом все газеты. Только представьте: «Уникальный сыщик, величайший логик Империи – вкладчик «Банка Барсуковых!». Как звучит!
– Что за аферу вы затеяли? Я, как вы заметили, величайший логик, не верю в такие безвозмездные подарки, – недовольно фыркнул граф Соколовский.
– Не стоит волноваться, граф. Этих денег вы никогда не получите. Ваш индивидуальный договор составлен так, что деньги вы не можете снять без моего разрешения и потери девяноста девяти процентов вклада, – успокаивающе предупредил фабрикант.
– Ах! Теперь всё выглядит логично. Я согласен.
– Завтра вам нужно подписать необходимые документы в моём кабинете. Долговую расписку вашего отца я отдам вам после открытия фабрики.
– Теперь мне всё понятно. Если наш разговор окончен, позволите оставить вас?
Граф уже собирался покинуть библиотеку, как хозяин дома остановил его и попросил сесть за столик. Александр Константинович почувствовал в голосе фабриканта тревогу и удовлетворил его просьбу.