Страница 21 из 51
— Сашка-гнусавый! — воскликнул вслух наш герой.
Да, длинноволосый некогда разделял с ним, с Пташкиным, узилище в городе Сызрани. У длинноволосого (тогда, впрочем, он был острижен так же, как и Сашка сегодня) была «другая статья»: не воровство, а мошенничество и подлог, соединенные с расхищением общественной собственности. Это привело тезку нашего героя на те же нары, где против своего желания коротал дни Сашка-фуганок. Но и тогда было ясно, что гнусавый пойдет далеко. Он даже в камере часами молился на ночь, расточал утешительные богоугодные словеса «сонарочникам», если можно так выразиться, и пытался организовать в камере группу последователей своего вероучения, хотя, как уже сказано, на воле занимался более материальными делами.
Сашке-фуганку теперь было ясно: легковерные тетки приняли его за Сашку-гнусавого!
И только он осознал все перипетии своего приключения, как за его спиною раздался голос младшей из богомольных теток:
— Вот — он, товарищ милиционер! Вон он! И мешок при нем!..
Сашка оглянулся. Да, бежать было уже поздно: серьезное выражение лица у милиционера, который приближался к нашему герою, короткое расстояние, отделявшее представителя власти от Сашки, наконец непрошедшее опьянение — все это заставило Сашку выдавить у себя любезную улыбку и произнести ласково:
— Доброго здоровьичка, товарищ старшина. Это вы до меня спешите?.. Так я же ж — вот. Я же стою на месте. Прошу, между прочим, зафиксировать: попыток на бегство не было.
А через два часа, коряво подписав протокол допроса, Сашка, снова обратившийся в гр-на Пташкина А. С., имевшего уже не девять, как оно было утром, а десять приводов и пять судимостей, ныне состоящего под следствием, сказал с горечью:
— И где же справедливость, гражданин следователь? Меня обратно в тюрягу, а он, гнусавый черт, обирает тех же теток систематически, и к тому же головы им затемняет своей сектой, — а его не трогают даже! Про него говорят, что он исправился и состоит на честном пути… А какой же тут честный путь?! Нет, несправедливо у нас обходятся! Что хотите делайте, а я буду говорить: верните его к нам в камеру, я поработаю там над его воспитанием!..
Серебряная свадьба
(Современная драма)
Ветреная летняя ночь. Фонарь на улице перед зданием проходной большого завода качается, смещая свет и тени то сюда, то туда. Город спит. Тишина, изредка прерываемая далекими гудками паровозов и автомобилей.
Старик вахтер запер двери из проходной на улицу и стоя дремлет, придерживая правой рукою приклад винтовки, висящей на ремне у него за спиною. Тишина… Ночь… Покой… И вдруг приближающийся стук каблуков по тротуару там, за дверью… Кто-то спешит… На завод?.. Ночью… Зачем?!.. Каблуки стучат все громче. И теперь слышно, что это — очень неровные сбивчивые шаги. Вахтер нехотя приоткрывает один глаз. Ему не хочется покидать уютное царство дремоты… Но вот громкие удары в двери окончательно возвращают старика к действительности. Еще стуки. Еще. Они делаются все более звучными, властными, нетерпеливыми… И вахтер заговаривает.
Вахтер. Ну, чего там?
Голос из-за дверей (он нетерпелив и резок). Открывай!
Вахтер. Вот тебе на!.. Почему ж это я должон открывать? Сейчас небось ночь…
Голос. Открой, тебе говорят!
Вахтер. Да кто ты такой, чтоб я тебе…
Голос (перебивает). Не узнал, что ли? Я — Косулин!
Вахтер. Какой еще Косулин?
Голос. Что ты дурака валяешь! Ну, Косулин, директор!
Вахтер (с недоверием). Директо-о-ор?.. Что это тебя принесло не в пору?.. Тебя и днем-то на заводе не увидишь, а тут…
Голос. Долго будешь рассуждать?! Смотри — уволю без выходного!
Вахтер. Так уж и уволишь!.. (Отпирает щеколду на двери.)
Тотчас же дверь раскрылась настежь под сильным ударом того, кто ждал на улице.
Голос. То-то!
Вахтер. Ну покажись… Нет, на самом деле — директор!
Стремительно входит в огороженный барьерами проход директор завода. Оттолкнув вахтера, он спешит на территорию завода.
Директор. Пошли!
Вахтер. Куда пошли? Дай хоть дверь-то запереть… Небось бдительность все вы любите спрашивать…
Гремят ключи, хлопает и стучит дверь… А пока вахтер стариковскими непослушными руками запирает вход, директор быстро шагает по скупо освещенному заводскому двору — куда? — к складу готовой продукции… Собственно говоря, складом назвать это нельзя: готовые станки, выпускаемые заводом, заняли и крытые хранилища, и проходы к ним, и часть двора. Директор жадно хватается руками за первый же станок, что встретился на его пути. Он гладит несколько поржавевшую от дурного хранения машину, нажимает на кнопки управления, заставляет двигаться зажимы и тиски, шестеренки и рычаги. При этом какие-то неясные звуки, похожие на рыдания и стоны, на горький смех и сердитое рычание, исторгаются из его уст…
Поспешающий вслед вахтер застает директора именно в этом положении.
Вахтер. Вот ты где… а я уж думал…
Директор. Слушай, милок, как тебя звать-то?
Вахтер. Да нешто ты меня не узнал? Ну Никишин я, из литейного цеха Никишин. Еще четыре года назад провожали меня на пенсию. С почетом провожали. Ты сам речь произносил и поцеловал меня в те поры. Пукет мне еще распреподнесли: цветочки, значит, и папку с этим… ну, с адресом…
Директор. Может быть… Никишин, говоришь?
Вахтер. Факт — Никишин.
Директор. На пенсию, говоришь?.. Н-да… Тебя-то небось с почетом провожали…
Вахтер. От парткома товарищ Амханицкий изъяснял, что, дескать, в моем лице он имеет отличника производства… или я в его лице имею производство отличников… а может, еще кто-то в чьем-то лице чтой-то имеет… Сейчас я уже подзабыл малость… Однако трогательно тогда было…
Директор (вздохнул). Хорошо тебе, Никишин… а мне вот…
Вахтер. Что — вот?
Директор (после паузы). Уволили…
Вахтер. Ну да?! Скажи ты!.. Значит, все-таки есть справедливость.
Директор. Но, но, но! Ты — поосторожнее! Не то я тебя…
Вахтер. Что уж ты мне можешь сделать?.. Сам же говоришь: уволили тебя…
Директор. А? Да… я забыл…
Вахтер. За что же это тебя? Вроде морального разложения за тобой не числилось. И секретарша у тебя старая, противная даже с виду. И пьяным тебя мы не видели… А ну, дыхни на меня! Э-э-э, да: тянет все-таки, чем надо!
Директор. Глупая твоя башка, так ведь это я — с проводов пришел.
Вахтер. Значит, уже (присвистнул) фьюить! Состоялось оно… Ну, с ангелом, товарищ директор! Так и не скажешь, за что?
Директор. Из-за этого вот станочка… (Испускает рыдающие звуки.) «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, расстаться настало нам время…», как сказано у Пушкина…
Вахтер. Ну, ты на Пушкина не сваливай, ты толком объясни: в чем дело?
Директор. Формулировка такая: «Много лет кряду выпускает устаревшие станки, несмотря на ряд указаний вышестоящих организа…»
Вахтер. Тогда — правильно.
Директор (передразнивает). «Правильно, правильно»! Тебя бы так вот «правильно» шибануть!
Вахтер. И шибанули. Подошло время, видят — я остарел, литейщиком быть мне не под силу. И перевели на пенсию. С почетом.