Сезон летающих деревьев

— Отдай! Отдай! Отдай его! — голосили духи.

— Не отдам! — выпалила Фэйми и, зажмурившись, прорвалась через лес переплетённых рук.

Она пробила в них брешь своим ярким хиго. Духи отшатывались от света, растекались, рвались на полосы, расползались, как старая ткань. Фэйми оттолкнулась и прыгнула, приземлившись уже в Витках. Под светом голубых гирлянд комок у неё на груди начал оживать. Он обретал форму, расширялся и вытягивался. Вот уже появились отростки-лапы. А вот голова. А вот два испуганных белых шарика — выпученные глаза испуганного Лури.

— Ты рехнулась, девочка! — завопил он, вырываясь. — Верни меня на место!

— Да поздно уже! — расхохоталась Фэйми, обнимая лиса. — Уже поздно, так что держись крепче! И не говори ничего Аргусу, ладно? Скажи, что духи тебя отпустили.

— Сумасшедшая девчонка! — дурным голосом вопил лис. — Мало того, что хозяин порушил все барьеры на пути к тьме, так теперь ты ещё и духов разозлила!

— Они за мной не угонятся, Лури!

Фэйми тяжело дышала, крепко держа драгоценную ношу. И вот появился выход в Поддонье. Знакомое золотисто-розовое марево и целое полчище разноцветных бабочек, вылетевшее из ушей девочки. Эрри запрыгала, как суслик, завидев беглецов. Её смешная мордочка мелькала в море травы. Фэйми рухнула на спину в цветы и расхохоталась ещё сильней, глядя на небо, местами пушистое от семян одуванчиков, закрученных в вихри ветром судьбы. Яркие лютики вспыхивали то тут, то там словно звёзды в душистой травяной ночи.

Лури лизнул Фэйми, потом обслюнявил выхухоль, положил голову на грудь девочки и смотрел как голубая божья коровка забирается по стебельку и взлетает в небо. Бабочки заполнили всё вокруг. Чёрные и серые мешались с перламутровыми и прозрачными. Было тихо и спокойно, как на дне глубокого озера.

— Они не дадут тебе покоя, Фэйми, — сказал лис. — Тебя ждут большие неприятности.

— Ну и пусть, — ответила девочка. — Я всё преодолею. Я сильная теперь.

Эпилог

— Лури! Лури! Как же я рад тебе, моя блохастая варежка!

Аргус кружил недовольного лиса, то прижимал его, то чесал за ухом и не переставал восторженно восклицать:

— Лучше и быть не могло! Кто бы мог подумать, что духи не выдержат твоих гнусавых песен? Они всегда выводили меня из себя, но теперь я готов слушать их днём и ночью!

— Хозяин, вы меня скоро измочалите, как пеньку, сколько можно! И почему вы до сих пор стоите возле барьера? Почему не в Гёльфене?

Мальчик вмиг помрачнел. Фэйми только что ушла, и они остались в дубовом лесу втроём. Аргус, Лури и Макао, от избытка радости забравшийся на самый высокий ствол.

— Никак не решусь перешагнуть барьер, — признался Аргус. — Я подумал: а вдруг Гёльфена за ним уже нет, и ничего нет. И тогда ты зря умер. Мне от этого стало так тоскливо, что я не смог заставить себя зайти внутрь.

— Опустите меня на землю и пойдёмте уже! Памфле заждался.

— А вдруг и его уже нет? — Аргус нервно грыз кулаки.

— Я вхожу! — прогнусавил Лури.

— М-м-м! — замычал Макао, спрыгивая с дерева прямо за барьер.

Аргус вздохнул, потоптался на месте и поплёлся следом.

— Какой кошмар, — охнул он, оказавшись в сжатом пространстве.

Они стояли на границе снежной пустоши. Метель задувала в лицо крупные снежинки. Было холодно. Пронзительный ветер завывал над руинами Гёльфена. Поваленные колонны, рухнувшие своды, поломанные стены. Груда серого камня — вот и всё, что осталось от некогда величественного замка. Садовые скульптуры лежали в сугробах, как сбитые шахматные фигуры. Деревья ёжились, кутаясь в бурые обноски листьев. Небо нависало сизыми тяжёлыми тучами.

— Как хорошо, что ты жив, Лури, — вздохнул Аргус. — Иначе всё было бы зря. Кто бы знал, что твои слова про наше возвращение окажутся пророческими.

— Хозяин, взгляните!

Лис указал на развалины хвостом. Аргус пригляделся. На самом верху среди обломков виднелся чей-то силуэт, прозрачный, как дыхание.

— Это же Памфле! Памфле!

Аргус сорвался с места. Ноги утопали по колено. Щёки раскраснелись, на ресницы налипла ледяная крупа. Макао ёжился и испуганно мычал, загребая ладонями странный колючий порошок. Лури бежал впереди. Он был лёгким и почти не оставлял следов.

Сливающийся с фоном дворецкий стоял на возвышении среди руин и невозмутимо охранял последнее, что осталось от обители рода Харвилов — чашу, засыпанную снегом. Она давно пошла трещинами, и только чудо, а может быть, лёд, сохранило её в целости.

— Смею заметить, господин, что, во-первых, вы припозднились, а во-вторых, обезьяна — не человек, и её кровь тут не поможет.

— Сливы, Памфле! Где наши запасы слив? У нас было два мешка этой сушёной гадости в кладовой!

— Боюсь, они под завалами, господин. Позвольте спросить, зачем вам сливы?

— Мы изменили Договор, Памфле! Мы изменили! Показывай скорее, где они!

Дворецкий степенно отошёл от жертвенного сосуда и проплыл над руинами к восточной части Гёльфена.

— Я полагаю, что здесь. Простите мою наглость, но вы уверены, что не встретили шарлатана, который пообещал вам изменить Договор, назвавшись тёмным духом?

Аргус неистово рассеивал камни и блоки, пытаясь докопаться до запасов. Лис стремительно худел.

— Чего вы встали? А ну живо идите в сад и гребите под деревьями! — деловито прикрикнул мальчик.

Лури побежал сметать снег хвостом, а орангутанг принялся ковырять замёрзшие плоды. Аргус с усилием вытащил первый мешок, развязал его и, не очистив чашу, чтобы ненароком не разломать, высыпал на дно горсть мороженного чернослива. Жертвенный сосуд развалился на куски. Улыбка сползла с лица Аргуса.

— Полагаю, это был шарлатан, — спокойно заметил Памфле, поправив призрачное полотенце на согнутом локте.

Вдалеке гнусаво ругался Лури и мычал замёрзший Макао. Чаша рассыпалась прахом, и тут же стёрлись в порошок все развалины. Аргус ухнул в сугроб и еле выбрался оттуда. Однако, Памфле никуда не делся.

— И когда от тебя будет хоть какой-то толк? — выругался мальчик, барахтаясь в грязном снегу. — Дайте мне руку кто-нибудь!

Но тут белый покров растаял. Быстро. Всего-то за мгновение. Серый прах, покрывший мятую землю с останками ржавой травы и голых кустов, поднялся в воздух, закружился в воронку и собрался в амфору с двумя ручками.

Вывалянный в грязи, как поросёнок, Аргус подскочил к мешку, взял ещё горсть слив и набил ими новый обрядовый сосуд. Тут же из вороха пыли поднялась скульптура, подхватившая амфору. Это была женщина с глазами розовыми, как заря.

— Ну, что вы там застряли? Несите скорее! Несите! — окликнул Аргус перепачканных фамильяров.

Он принялся высыпать сливы прямо из мешка, а вокруг отстраивались стены, поднимались колонны, закруглялись своды, перекрещивались потолочные нервюры. Аргус схватил второй мешок. Подоспели Лури и Макао. Сад зазеленел, земля пошла мягкой травой, и наступила весна. Из замершей куколки на яблоне, под которой так любил сидеть Аргус, появилась на свет первая бабочка.

* * *

Фэйми толкнула дверь бабушкиного дома и вошла. Внутри было темно и пустынно. Воздух застоялся и, казалось, сюда давно никто не заходил. Девочка заглянула на кухню, но привычного входа в Витки за аркой не было. Это здорово её напугало. Выхухоль взволнованно бегала кругами. Фэйми прикрыла дверь, подхватила Эрри и побежала через лес к городу. В месте, где стоял замок Аргуса, был день, а тут солнце уже садилось, и становилось темно.

Пели птицы, в траве громко стрекотали цикады. Фэйми задевала душистые кусты, и с них на дорожку сыпалась мелкая пыльца. Девочка слишком устала, чтобы использовать чары Витков. Вместо этого ей пришлось бежать через весь город. Мимо мельницы и пруда, который Эрри проводила хищным взглядом, вдоль по узким и широким улочкам, наряженным жёлтыми фонарями в честь праздника урожая. Через мост и по дощечкам, накрывавшим лужи. Дорога была длинной, и от страха сжималось сердце.