Страница 15 из 17
– А разногласия по каким поводам бывают?
– По мелочи, конечно. Я страшно злюсь, когда мы опаздываем. Меня воспитали, что опаздывать – это самое страшное, что можно сделать, проявление неуважения к себе и другим. Муж считает, что ничего страшного, а я ворчу по этому поводу.
– Знаю одну пару, муж – немец, и в семье много детей. Жена рассказывает: «Если одна вещь лежит не на месте – он будет ходить и страдать, страдать! А когда положит ее на место, то все хорошо!» Шутка ли – в многодетной семье, и что-то не на месте!
– Муж любит, чтобы на столе все лежало параллельно, аккуратно, считает, что внутренний покой связан с внешним: не может покой получить в бедламе. А мне хорошо «в куче». Когда Леша в гости приходил, снимал часы, клал рядом ручку – параллельно, носовой платок тоже параллельно – я в ужасе на это смотрела. На моем столе он кучу отодвинет, себе разгребет метр на метр и выкладывает все.
– Протоиерей Александр Ильяшенко говорит: когда жена начинает мужа за что-то пилить, то таким образом программирует его на соответствующее поведение. Вы оба многого достигли: помимо семьи, у вас обоих успешная профессиональная история. Как получается вдохновлять, давать веру в свои силы?
– Дело в обсуждении, в разговоре. Мы какое-то время проводим вместе, к счастью, собака появилась и в последние шесть лет есть повод пойти погулять. На прогулке обсуждаем домашние дела, делимся друг с другом разными рабочими историями. Мы хорошо знаем друг друга, что комфортно другому, что – нет, и мнение близкого человека очень ценно. Я не могу сказать, что у меня есть «моя жизнь», «моя карьера» – это все не «мое», а наше.
– Софья, расскажите о вашем профессиональном пути. Есть большая проблема выбора у современных женщин, дилемма «семья – карьера».
– Все очень индивидуально. Я привыкла быть отличницей, мне надо все время думать. Медаль в школе, красный диплом в вузе, конкурсная аспирантура. Из последней пришлось уйти. В начале 90-х наука была в полном развале. Мой студент в один день испортил весь материал для моей диссертации, работу можно было выбросить. И научный руководитель мне сказал: «Ну что ж, плохо воспитала студента, так давай, рюкзак за плечи и вперед, в поле».
Я была микропалеонтологом, моя тема – конодонты, останки вымершего класса животных типа хордовых, похожих на червячков или угрей. Мы изучали их зубы – они меньше миллиметра размером, но имели большое значение для биостратиграфии, метода датирования разных горных пород. Для того чтобы зубы выделить, надо было сотни килограмм породы растворить в уксусной кислоте, промыть, просушить, из этого песка под микроскопом собрать – очень важно и из какого горизонта какие зубики собраны. А мой студент одинаковые зубы из разных образцов склеил мне в одну камеру. Он-то хотел помочь мне, сделать как лучше, но они потеряли свою ценность для датировки. Заодно потерялся весь смысл полутора лет работы.
А в те времена ничего не финансировалось: в экспедицию нужно было ехать и работать за свои деньги. Например, чтобы самому не таскать сотни килограммов породы, рабочему ты тоже должен был из своего кармана платить. Аспирантская стипендия такой роскоши не позволяла, и я ушла в «академку». Еще одну попытку вернуться на кафедру я предприняла, когда у нас уже были Ксюша и Сима, но плохие для науки времена еще не кончились. И я засела дома с детьми. И такая навязчивая мысль, что я когда-то Кафку читала, а скоро кроме «Курочки Рябы» уже ничего осилить не смогу.
Уже после рождения детей муж сказал: «Давай думать, искать, куда тебе можно было бы пойти». Но на научную стезю меня уже не пустили.
– Переживали?
– Переживала, конечно, но начала думать, что мне еще интересно. Я всегда любила путешествия, и пришла мысль о туризме. Конечно, турагент путешествует мало, в отличие от своих клиентов. А для меня это было важно, когда я работаю с клиентом над туром – как будто сама там бываю, воображение хорошо работает.
Компании в следующем году десять лет будет. За первый год у меня получилось создать коллектив единомышленников, до сих пор вместе трудимся. Хотя время сейчас для туризма аховое, но компания уже переживала кризисы, переживет и этот.
Дети: охота на бизона и олимпиады
– Расскажите про детей: сколько им лет, как кого зовут.
– Старшая – Ксения. Ей девятнадцать, сейчас она студентка второго курса математического факультета Высшей школы экономики. Побеждала на двух математических олимпиадах, на всероссийской олимпиаде по экономике, входит в «золотой запас» юных экономистов России. Второй – сын Серафим, с именем по «повелению» батюшки Николая, ему семнадцать. Он тоже учится в «Вышке», но на первом курсе, на факультете компьютерных наук. Призер Ломоносовской олимпиады по математике. Мария, ей четырнадцать лет. В прошлом году стала призером Питерской астрономической олимпиады и действительно увлекается именно астрономией. Младшему, Ивану, десять лет. Наверное, у него тоже математические способности, хотя пока его интересуют в основном компьютерные игрушки.
– И как растить из детей призеров олимпиад? Уроки вместе делать, мотивировать, с указкой над ними стоять? На что-то, кроме учебы, время вообще остается?
– У нас папа очень креативный, любит загадки всякие, они и детективы придумывали, и на охоту на бизона ходили!
Для нас самих загадка: дети настолько разные, единой системы-то нет. Когда я рожала Ксюшу, в палате была мама уже четвертого ребенка. И мы спрашивали ее: «Марин, ты, наверное, все знаешь про детей». Она говорит: «Ну, это смотря про что! Знаю, как ногти подстричь и клизму поставить. А вот как учить и лечить – нет, с каждым ребенком начинаю сначала. У каждого следующего ребенка другой характер, иные интересы, даже болеет он по-другому». Я ей тогда не поверила, пришлось на практике убедиться.
Это интересно!
Эдвард Григ (1843–1907 гг.) – великий норвежский композитор был четвертым ребенком из пяти детей в семье.
Ксюша с детства была словотворцем и уроки всегда делала сама. С Симой нужно было если не делать уроки, то присутствовать, а то он всегда надеялся, что уроки как-нибудь рассосутся и ему не придется напрягаться. Тут вопрос в стратегии. Ксюша старалась сделать триста процентов от того, что задано. И так до сих пор остается. Поставит цель и пять раз успеет сбегать туда-обратно. И скажет: так, три раза были лишними.
А если Сима поставит себе цель перепрыгнуть пропасть, то перепрыгнет ровно на одну ступню, пока Ксюша три раза прыгает. Сима скажет: «Ну а зачем? Надо было перепрыгнуть – я перепрыгнул».
Большое внимание всегда уделяли месту обучения. Дети учились в нескольких школах в Зеленограде, потом мы перевели их в Москву. Сначала старшие в физико-математической гимназии, теперь – младшие. Ксюше повезло с преподавателями: в Зеленограде была учительница математики совершенно феерическая.
– Как вы выбирали школы? По отзывам, по знакомым?
– При выборе школы уточняли, насколько сильны традиции, какие преподаватели, отзывы родителей и детей. Смотрели – улыбаются дети или нет.
В нашей гимназии ты заходишь – и не слышишь мата. Это сейчас повсюду, стоят ученики с пивом на крыльце и кроют все. Наши дети живут не в безвоздушном пространстве и, конечно, знакомы с этой лексикой, но ей не пользуются, потому что не привыкли.
Не отдавайте мальчиков в школу в 6 лет. Пожалеете!
У нас в гимназии нет такого выпендрежа, что мой отец приехал на «бентли» и у него пять охранников, а у твоего – только три.
Мы не хотели, чтобы дети ходили в так называемые элитные школы, чтобы там меряться крутизной. Лучше гордиться не тем, какая у твоих родителей машина, а тем, сколько у тебя отличников в классе.
Сложным оказался вопрос с «православным уклоном»… Я год сама работала учителем географии в одной православной гимназии. Вернее, там было несколько православных классов. Перед началом учебы молебен, перед каждым уроком – «Отче наш», после – опять молебен. Но таких хулиганов, как у нас в классе, в школе не было. Они послушно пели молитвы, отстаивали молебны, но на этом их послушание заканчивалось. Их родители рассуждали так: вы – православная гимназия? Мы сдали вам детей – делайте из них людей.