Страница 35 из 80
— Тогда обещай мне, что если вдруг… если что-то напугает тебя… или покажется неприемлемым, невыполнимым, ты просто придешь и скажешь. И мы все решим, малыш, я обещаю. Только не молчи, не оставайся одна со своими страхами, расскажи мне. Я тебе помогу, даже если бояться ты будешь именно меня, все равно я смогу помочь. Не делай непоправимого, пожалуйста!
— Аршез, да что ты? Я не собираюсь ничего делать, все хорошо, у меня есть ты, чего мне бояться?
— Вот и славно, — он присаживается на край кровати, осторожно берет ее за плечи и вновь укладывает головой на подушку. — Чтобы не случилось, Анют, помни: я никогда тебя не обижу. Никогда, ребенок. Кто бы что тебе про меня ни сказал. Никакое зло тебя не коснется, я обещаю… Ты мне веришь?
— Да, — она улыбнулась. — Тебе — верю.
День четвертый
Когда Аня проснулась, его уже не было. Ушел на работу, как и планировал. Зато на письменном столе лежала подробнейшая инструкция, что ей надо делать. Ну вот разве что не уточнил, сколько раз за время его отсутствия ей в туалет сходить полагается, а все остальное, вроде, учел. Аня только фыркала, разбирая старательно выведенные его рукой строчки. Выписывал. Каждую букву отдельно, чтоб ей легче было прочесть. Почти печатными, как для ребенка. Педофил клятый! И вот как в его голове «обязательно позавтракай и прими витамины» с поцелуями в грудь совмещаются? Детей вроде как в грудь не целуют, а взрослые сами разберутся, завтракать им или нет.
Однако по принципу «вот назло останусь голодной» действовать не стала. И даже витамины его дурацкие выпила. Он же как лучше пытается, от всей души. Сидел тут ни свет, ни заря, писал. Продумывал ее день, волновался. Гиперопека, конечно, налицо, но это, наверное, действительно от отсутствия опыта. Так что придется ей, видимо, еще подтверждать, что она взрослая и самостоятельная. А там он, глядишь, и успокоится.
Привезли мебель для кухни, новую плиту, помогли все расставить. Вышло, конечно, совсем тесно, если два человека за стол сядут, третьему уже и войти будет некуда. Ну, так третьих у них и нет. Расставила посуду и продукты по шкафчикам. Подумала, что после ремонта окошко неплохо бы вымыть… И поняла, что его уже вымыли. Ну да, ему же приснилось. Так что даже странно, что только помыл, а решетку решил не привинчивать. Или не успел?
А делать-то больше было и нечего. Читать? Так тут одни справочники с кучей непонятных терминов. Самой что ль начать писать? Завести дневник, описывать свою жизнь в новом мире, свои впечатления… Ага, и кто у нас будет этот дневник читать? И даже не постесняется комментировать? И к гадалке ходить не надо: прочтет и не поморщится. Какие такие личные тайны, она же «его», вместе с тайнами. А вдруг он что-то в воспитании упускает?.. Так что дневники отпадают, писать их для дорогого Арика она не готова… А во что превратили ее письмо маме? Ведь ничего же не дали сказать, ни-че-го…
— Скучаешь? — он появился раньше, чем она ожидала. — Ань, ну ты что, здесь и так достаточно чисто.
— Ну, пыль-то все время летит, влажная уборка не помешает, — отвечает с деланным равнодушием. А сама веселится: «хоть в чем-то я тебя обошла! Полы ты помыть не успел, да. Ага, в твоей квартире, и в твоей спальне. Вот почувствуешь теперь, что это значит, когда за тебя твою работу делают!»
— Гулять пошли, ребенок. Я служанку не нанимал, мне не требуется. Я тебе комнату выделил? Выделил. Вот ее и мой хоть до дыр, коль совсем заняться нечем. А у себя я сам разберусь.
— Правда? А говорил, что такое маленькое помещение просто глупо делить на зоны, мы же вместе живем, вместе пользуемся, вместе и отвечаем.
— Да? Ну, тогда позволь мне поблагодарить, — он скользящим движением переместился прямо к ней, обнял, пройдясь руками по спине и чуть ниже, — за проявленную заботу. — А дальше поцеловал. В щечку, в мочку уха, скользнул губами по шее.
— Ар! — она привычно вырывалась. — Ар, пусти, у меня же руки грязные!
— Угу, — удовлетворенно мурлыкнул он. — Вот и держи их от меня подальше. А то рубашка белая, парадная, испачкаешь. — Он вновь лизнул ее в шею, обдал горячим дыханием ухо. И неожиданно слегка прикусил, заставив вскрикнуть.
— Ар!
— Все, все, не буду, — запутавшись пальцами в ее волосах, он притянул ее голову к своей груди. — Не буду больше смущать. Соскучилась?
— Да, — вдруг понимает она. Скучала. И даже очень.
— Тогда заканчивай с уборкой, переодевайся, бери купальник…
— Но у меня нет. Мы не купили.
— Ну, так купим по дороге. Мы ж договаривались, сегодня только отдых.
Отдых. В городе неожиданно жаркого солнца и тенистых бульваров, пронизанном легкой моросью шумных фонтанов и раскрашенном цветочным многоцветьем газонов. Встречавшиеся им компании молодежи беззаботно смеялись, радуясь погожему летнему дню и бесконечности каникул. Люди постарше двигались решительно и целеустремленно, стремясь успеть как можно больше в свой не слишком большой обеденный перерыв. Впрочем, было много и тех, кто вовсе никуда не спешил, проводя свое свободное время в прогулках по этому красивому летнему городу.
Ане красивым казалось абсолютно все: дома, люди, раскидистые деревья на бульварах, простенькие скамейки в их тени, ажурные оградки, отделяющие проезжую часть. Город словно переливался теплом и светом, его жители казались довольными и самодостаточными. И пусть они не знали об огромном мире, раскинувшимся за горами, и даже не стремились туда, куда все равно не могли попасть, им было явно хорошо и здесь — в их городе, в их стране. И, идя по улицам за руку с Аршезом, вновь нацепившем малиновую прядь и майку с картинкой весьма сомнительного содержания, Аня думала о том, что вполне сможет быть счастлива здесь — в этом городе, в этом мире. И даже без возможности пересечь когда-либо вновь непроходимую Границу.
Потому что… Потому что Аршез. У нее был Аршез, и он сам сказал, что это — уже навсегда. Еще недавно совсем чужой, незнакомый и вообще, как он утверждал, не человек, он незаметно стал для нее всем — ее семьей, ее домом, ее галактикой. Нет, она не думала сейчас о том, что отношения между мужчиной и женщиной требуют куда большей конкретики, не пыталась понять, в каком именно качестве она хочет видеть в своей жизни Аршеза. Они просто шли. Он держал ее за руку. И весь мир им улыбался.
В каком-то из магазинчиков, преодолевая смущение при мысли, что ей все же придется для него раздеваться (пусть и не до конца), она выбрала себе купальник. Чтобы на переполненном городском пляже, не выдержав темного взгляда его скрытых очками глаз, броситься в воду с головой, стартанув прямо от кабинки для переодевания. Он присоединился к ней не сразу. Прежде подобрал ее вещи, в смятении оброненные прямо в траву, неспешно разделся сам, давая ей, да и себе, время, чтоб успокоиться. И догнал уже ближе к середине озера.
— Ты точно умеешь плавать? — поинтересовался, выныривая рядом.
— Ар! — дернувшись от неожиданности, она едва воды не наглоталась. — Ну, разумеется, умею, — буркнула, недовольная своей на него реакцией. — Что я, по-твоему, совсем беспомощная?
— Тогда догоняй! — злодейски плеснув ей в лицо, он развернулся, и очень бодро поплыл прочь.
— Ах ты!.. — отплевываясь и вытирая глаза от воды, возмутилась она. И, разумеется, бросилась за ним следом — догнать, забрызгать и вообще утопить. И почти догнала его, он был совсем уже рядом. Но вдруг нырнул, резко уходя глубоко под воду — и всплыл уже в нескольких метрах позади девочки. И вновь дразнил ее, уплывая неспешно, давая возможность догнать, но не позволяя поймать, заставляя носиться за ним зигзагами по всему озеру, пылая праведным гневом, но не имея возможности отомстить обидчику.
И лишь когда почувствовал, что она совсем уже обессилила, сдался на милость победителя, принимая на себя водопад разгневанных брызг, а потом и Аню, резко бросившуюся ему на плечи в попытке притопить. Он покорно ушел под воду, ловя при этом ее руки и обвивая ими себя за шею. И всплыл, уже пристроив ее на спине: