Страница 15 из 80
— Какие удобные легенды. А если я скажу «да», тебе станет легче? Для тебя что-то станет понятнее? — ее лицо казалось слишком юным, даже для ее шестнадцати. А впрочем, что он понимал в человеческих детях? Прежде он как-то не заглядывался.
— Да, наверное, — а ей было интересней понять. Осознать, с чем именно столкнула ее жизнь. Кто он? — Просто чтобы совсем «не-человек» — так же не бывает. Ну, не может быть. Как сказать… в голове не помещается.
— Ну, тогда давай считать, что гипербореи. Или атланты, — ему было все равно, названия ни о чем ему не говорили. — А чем одни от других отличались?
— Не знаю. Я же говорю, я не интересовалась, так, краем уха слышала. Их, кстати, далеко не все отдельными расами людей считают. Большинство уверено, что они обычные были, как мы. Просто жители стран, которые полностью погибли… исчезли… вот как Сибирия. Да, она не исчезла, просто… закрылась, стала недоступна для внешнего мира… А правда, что в древности не было Границы, и можно было свободно путешествовать хоть через всю Сибирию?
— Говорят, — ему нравились ее версии. Нравилось, что все необъяснимое она объясняла себе сама и успокаивалась, не терзаясь страхами и подозрениями, не требуя у него ответов, давать которые он был пока не готов. — В столь глубокой древности я не жил. Может, все же пойдем в ресторан?
Она кивнула, легко спрыгнула с парапета и доверчиво позволила ему сжать свою ладошку. Привыкла. Что он рядом, что от него больше не бьет током, а напротив — веет теплом и умиротворением. Да, он сам этого хотел, и сам это сделал. Ему нравилось ощущать ее симпатию, ее доверие. Ему нравилось ощущать ее — своей.
Но было тоскливо осознавать, что все закончится слишком быстро. Легкая симпатия перерастет в безграничное обожание, любопытство к миру и желание найти для всего объяснение обернется неспособностью этот мир замечать. Сказка кончится, едва начавшись, а ведь он сам… сам.
Нельзя было лишать ее защиты. Той, природной, естественной. Нельзя было так сильно сплетать их ауры. Увлекся. Той гармонией, что выходила, тем букетом нежнейших эмоций, что она при этом испытывала. Захотелось ощутить их отчетливей. Еще. Сильней. До дна…
Забыл, что до дна нельзя…
На краю площади примостился фотограф. Его рекламный стенд, полный видов фонтанов с людьми на их фоне, привлек внимание девочки. И он послушно подошел вместе с ней.
— Совсем как у нас, — задумчиво протянула Аня. — Куда не приедешь, возле каждой достопримечательности — фотограф. А эти фонтаны у вас знамениты?
— Скорее — известны. В экскурсию по городу обычно входят.
— Добрый вечер, Великий, — фотограф мгновенно оказался рядом. Не подобострастный, но исполненный почтения. И осознания того, что он может оказать услугу. — С удовольствием сниму Вашу деву на фоне этих чудесных фонтанов. Надеюсь, Вы согласитесь принять это от меня как скромный подарок на память о посещении нашего города.
Фотография? Она не отразит и половины того, что он видит в ней… Но отразит ее такой, как ее видят люди. Такой, какая она сейчас. В свой первый день. Настоящая. Естественная. Сметенная. Со взглядом, полным опасений и надежд, смущения и любопытства. А где-то в самой глубине еще теплится пережитый ужас, и тоска о невозможном еще не размыта полностью счастьем быть его.
— Если дева окажет мне честь, согласившись сняться, — чуть кивнул он фотографу. И, обернувшись к ней, спросил совсем другим тоном, — попозируешь? Для меня.
Его улыбка подкупала. Такая теплая, нежная. А вот обращение «Великий», использованное фотографом, несколько напрягло. Да, она помнила про «не-людей» и их почитание (забудешь разве, когда все вокруг разве что рты не разевают и пальцем не показывают). Но все же Аршез… он великим не был. Не казался. Скорее напротив — человечным. Обычным, своим… Нет, обычным как раз он не был, его доброта, забота — далеко не каждый повел бы себя так же со свалившейся на голову девушкой…
Она совсем запуталась в своих мыслях и торопливо кивнула, соглашаясь на его предложение.
— А вы… разве вы не сфотографируетесь со мной? — добавила, видя, что он не собирается двигаться с места.
— Не сегодня. И мы же договаривались на «ты».
— Да, конечно, простите… прости.
— Прошу вас, светлейшая дева, — фотограф сделал широкий приглашающий жест.
Но тут же опомнился и переспросил:
— У какого фонтана Великий желает?..
— Не надо фонтана. И вот этого всего, — Великий, не глядя, щелкнул по стенду, — не надо тоже. Я хочу только деву. Ее лицо — крупным планом, на три четверти снимка. И невнятная вода в качестве фона.
— Да, конечно. Прошу вас, присядьте сюда, — это он уже Ане. Она присела. — Улыбочку!
— Не надо, — Аршез поморщился. — Я ведь просил — без всей этой пошлости. Ей не подходит сейчас улыбка, вы разве не видите? К ее настроению, к ее ауре. Вы никогда не пробовали отображать естественную красоту? Не портя ее приклеенными улыбками?
— Простите, — фотограф был несколько растерян. — Тогда… просто посмотрите на своего спутника.
Он щелкнул раз, другой, третий. Ближе, дальше. Взгляд на Него. Взгляд в сторону. Взгляд в камеру. Фотограф не знал, как Великому понравится больше. Но очень хотел угодить.
— Распечатайте для меня все, что вы сняли. Полагаю, этого хватит? — Аршез протянул фотографу деньги.
— Ну что вы, Великий, не надо денег. Для меня это честь. Это подарок. Для вас.
— А для меня честь — платить за чужой труд, а не пользоваться безвозмездно его плодами, — не согласился тот. — А если хотите сделать подарок, опустите эти снимки завтра утром в почтовый ящик моей девы. Она живет в двух шагах отсюда, адрес я написал.
— Вашей девы? — на лице фотографа проступило глубочайшее изумление. — Но разве?.. — он смешался.
— Что? — вопрос Аршеза прозвучал жестко. Надменно даже. — Вы полагаете, я должен дать Вам свой адрес? Или убеждены, что моя секретарша не в состоянии мне их передать?
— Простите, Великий, я, разумеется…
Великий уже не слушал.
— Удачного вечера, — приобняв свою деву за талию, он решительно удалялся прочь.
Он молчал, но Аня чувствовала: его просто распирает от гнева. Гнева, вспыхнувшего буквально на пустом месте. И никак не желающего утихнуть.
До ресторана дошли молча. Так же молча он дернул дверь, приглашая ее зайти.
— Добрый вечер. Огромная честь для нас, Великий, — метрдотель встречает со всем почтением. — Вам отдельный кабинет?
— Нет, — голос он не повышает, но Ане чудится сдерживаемый рык. — Просто столик в зале. Но чтоб за соседними столами никого не было.
— Конечно, Великий. Пройдемте. Вам будет удобно, — его распоряжение (просьбой высказанное в таком тоне было не назвать) никого не удивляет. А он все еще злится и никак не может заставить себя успокоиться.
Их провожают за столик, его деве приносят меню.
— Что-нибудь для вас, Великий?
— Воды, если можно.
Воду приносят почти мгновенно. Он пьет медленно, не глядя на Аню. А вот она, напротив, смотрит. Не в меню, на него. С опаской.
И это ее опасение его отрезвляет:
— Прости, ребенок, устал. Голодный, невыспавшийся — и вот результат: срываюсь, — он постарался ей ободряюще улыбнуться.
— Но что такого страшного сказал тот фотограф?
— Да он не причем. Выбирай, что заказывать будешь.
Она послушно открыла меню. И поняла, что буквы знакомы не все. А блюд слишком много, и их названия — даже если б удалось разобрать — ни о чем ей не скажут.
— А почему вы назвали меня своей секретаршей? — попыталась она оттянуть необходимость выбора из этого странного списка.
— Разозлился на его гнусные домыслы.
— Вы ж говорите, он не причем?
— Он и не причем, разозлился-то я. Ну подумаешь, мало ли дураков на свете?.. — от одного воспоминания об этой потной роже, уже похоронившей его девочку, опять замутило. — А быть секретаршей у одного из Великих — это очень почетно, едва ли не самая вожделенная должность.
— А у вас есть? — тут же заинтересовалась Аня.