Страница 9 из 31
На мостике стояли все помощники и капитан и так же, как и вся команда, негромко о чем-то совещались.
Пожар на горизонте еле заметно разгорался.
По международному морскому обычаю мы, завидев пожар в море, немедленно должны были идти на помощь горевшему судну и спасти если не само судно, то, во всяком случае, людей. Но вопреки этому обычаю, мы, как воры, стояли, притаившись в темноте, и не то ждали конца катастрофы, не то дальнейшего ее развития.
Если бы идя ночью мимо берега, мы видели пожар на берегу, то ни на минуту не обеспокоились бы тем, что там горит. На берегу может гореть разное: лес, завод, фабрика или село, но что бы ни горело, там никогда не грозит людям такая опасность от пожара, какая грозит на море.
В лучшем случае, спасшись с горящего судна даже на шлюпках, люди все равно не застрахованы от гибели, так как добраться на шлюпках до берега не всегда возможно, а с проходящего судна шлюпку в море заметить трудно.
В этот момент нам больше, чем кому бы то ни было, до жути была ясна та картина катастрофы, которая вершилась от нас в каких-нибудь восьми-десяти милях. Дай немедленно полный ход машине, и через какой-нибудь час мы были бы уже у горящего судна.
Причины пожаров на судах различны. Главные из них, конечно, неосторожное обращение с огнем, возгорание самовоспламеняющихся грузов, самозагорание угля в трюмах, замыкание тока и многие другие. Будь пожар в море в мирное время, мы на всех парах пошли бы на помощь не известному нам судну, не задумываясь о причинах пожара на нем. Но в данное время была война и хуже, чем пираты в старые времена, носился по океану «Эмден», топя все суда воюющих с Германией держав.
До начала пожара мы ясно слышали гул двух взрывов. Что это за взрывы?
Гул может быть от взрыва котлов на судне, от взрыва перевозимых снарядов и от взрыва бензина на наливном судне. Еще может быть гул от выстрелов из восьми или десятидюймовых орудий и разрывов их снарядов.
Если бы мы твердо знали, что случилось только первое, то не задумываясь пошли бы на помощь гибнущему судну, но мы этого не знали.
В нашем положении мы имели право предполагать разное, и, конечно, предполагали самое худшее, то есть то, что где-нибудь возле гибнущего судна кружит сам «Эмден», являющийся причиной его гибели.
Когда далеко на горизонте из желтоватого пятна пожара вдруг ярко вспыхнул огненный столб, мы дали полный ход машине и стали удирать подальше почти под прямым углом от нашего курса.
Позади нас полыхал далекий пожар, а влево розово рдел восток, предвещая скорый рассвет и день, открывающий наше присутствие. По приказанию капитана мы шли на всю силу машины: вместо обычных десяти, десяти с половиной миль в час шли одиннадцать три четверти и двенадцать. Ветрогонки работали на полный ход. Кочегары, обливаясь потом, почти беспрерывно ломали, подрезали и подбрасывали уголь в ненасытные топки как бы обезумевших от рева огня котлов. В машине от сверхнормального хода начали загораться подшипники. На них не щадя лили масло и воду.
Через три четверти часа напряженного хода зарево пожара позади нас то ли оттого, что мы отдалялись от него, то оттого, что оно начало само по себе убывать, заметно уменьшилось. Слева ясно обозначался рассвет. Позади нас тянулся длинный, в несколько километров, хвост из дыма, выброшенного трубой «Юга». Не сбавляя хода, мы шли на юг уже час и десять минут. Позади не видно было ни малейших признаков пожара уже не только с палубы, а даже с вант. Минут через пять-десять должно было взойти солнце, на палубе было уже совершенно светло.
Долго ли еще думали на мостике идти сверхнормальным ходом, мы, конечно, не знали. Почти вся команда, кроме занятых на вахте, была на палубе. Настроение у всех тревожно-приподнятое, но веселое. Все мысли и разговоры вертелись около того, что теперь, когда мы предположительно знаем, где «Эмден», дальнейший путь по океану нам уже не страшен. «Эмден» останется у нас как бы позади.
— Ну, теперь конец! Не дальше как дней через десять будем у Адена, — весело провозгласил один из молодых матросов.
— Да, все худшее осталось позади, — с ноткой одобрения в голосе поддакнул ему один из машинистов.
Пароход уходит от встречи с крейсером «Эмден».
Но в тот момент, когда машинист закончил свою фразу, весь корпус судна вдруг неимоверно вздрогнул, судорожно задергался, а в машинном отделении послышалось гулкое и невероятно торопливое бултыхание машины.
Только что весело болтавшие на палубе люди как бы оцепенели и вопрошающе глядели друг на друга.
— Что это? — с явным испугом в голосе спросил кто-то из команды. Но ему никто ничего не ответил. Как по уговору, с молчаливым тревожным недоумением в глазах все бросились к коридорам, ведущим к машине. На мостике также бегали и суетились, кто-то тоже сбегал по трапу с мостика на палубу.
Когда мы прибежали к дверям, ведущим с обоих коридоров в машину, и заглянули вниз в машинное отделение, то увидели, что машина неподвижно стоит, а внизу толпятся люди и слышны короткие, но резкие голоса.
Расталкивая людей, на верхнюю площадку в машинном отделении протиснулся второй помощник и, не спускаясь вниз, крикнул:
— Андрей Романович! Что там у вас случилось?
— Что случилось? А случилось самое худшее, — сердито ответил старший механик.
— Поломка какая-нибудь?
— Да! В дейдвудной трубе сломался, по-видимому, вал!
— Что вы?! — с неподдельным испугом и с ударением на «вы» воскликнул помощник и на некоторое время умолк.
Мы тоже молчали. В машине стало тихо, было слышно, как внизу говорил через рупор на мостик второй механик:
— …Да, иного объяснения быть не может. Когда остановится судно, нужно будет спустить шлюпку и осмотреть с кормы…
Дальнейший разговор второго механика перебил вдруг глухо и дробно хлопающий рев вырвавшегося из котлов пара. Из-за вынужденной и непредвиденной остановки машины накопившийся излишек пара в котлах подорвал предохранительные клапаны на котлах и, грозно сотрясая все вокруг, рвался сквозь специальную трубу к небу. Заглушая голоса и звуки, почти минуту грохотал вырывающийся на простор пар.
Оставив на мостике третьего помощника, в машину спустились капитан и старший помощник. После краткого совещания в машине решено было осторожно провернуть ее передним и задним ходом. Пущенная на малый ход, она легко и без натуги давала не меньше оборотов, чем при полном ходе с винтом.
Пройдя в самый конец тоннеля к той части вала, где он входит в дейдвудную трубу, комиссия из палубной и машинной администрации не обнаружила при вращающемся на полный ход вале никакого шума винта в воде за корпусом судна. Вращаясь на полный нормальный ход машины в 68 оборотов в минуту, вал издавал в тоннеле лишь слабый гул. За кормой в конце дейдвудной трубы, где обыкновенно в ходу мощно и гулко работал в воде четырехлопастный винт, было совершенно тихо. Чтобы окончательно убедиться в отсутствии винта, старший помощник с двумя механиками и матросами поехал на спущенной шлюпке посмотреть под корму уже неподвижно стоящего парохода.
Низко стоящее солнце посылало на воду уже редкие и косые свои лучи, и вода в океане казалась не прозрачно-синеватой, как при отвесных лучах солнца, а темно-голубой. На глубине семи метров увидеть отсутствие или наличие винта в воде было трудно.
Старший механик, не сходя со шлюпки, передал на палубу, чтобы машину пустили на 70 оборотов.
Когда машина дала ход, бывшие под кормой в шлюпке люди не заметили на воде ни малейшего движения. Дальше убеждаться в отсутствии винта не было надобности. Если бы потеря винта случилась на каком-нибудь обычном курсе, вопрос о том, что будет с нами, был бы, пожалуй, второстепенным. Через сутки-двое, самое большее — трое, нас могло бы на обычном курсе догнать или встретить какое-нибудь судно и если не взять на буксир, то, в крайнем случае, вызвать из ближайшего порта буксирное судно. Но в этой части океана мы могли надеяться только на счастливую случайность.