Страница 24 из 40
В единственный час моего обеденного отдыха вместо спокойного расслабления приходилось контролировать возведение новых построек: называть ремонтом то, что пришлось делать с полуразрушенными строениями, у меня язык не поворачивался.
Все слуги видели издевательства учителей надо мной, но благоразумно помалкивали, так как господин волен развлекаться как хочет. Тем более что им лучше меня было известно, что случится, если меня убьют. Менять пусть странного, но спокойного хозяина, к тому же вовремя выплачивающего хорошее жалованье, на непредсказуемого и жестокого герцога Нарига мог пожелать только безумец.
Возможно, поэтому каждый из них старался на совесть, готовя погреба: один большой, под пшеницу, и второй поменьше, под продукты. Также слугам приходилось заниматься дровником, так как я решил сделать запас дров большим, на всю непредвиденную погоду зимы.
Кроме прочего, я заставил слуг вытащить все бочонки из запасов барона и расставить их сушиться. Когда бочки вымыли и просушили, пришлось звать бондаря, чтобы он привел их в должный вид, и заплатить ему за работу. Рогожные мешки, в которых я собирался везти пшеницу на продажу, были вычищены, высушены и залатаны.
В общем, под моим чутким руководством замок стал похож на маленький муравейник: все время кто-то что-то таскал, пилил, месил и рубил. Желающих попасть под мою горячую – после издевательств надо мной нубийца – руку, к счастью, не было, и мне не пришлось никого наказывать и потом переживать из-за этого.
За день до назначенного крестьянам срока привоза моей трети урожая пшеницы я предупредил обоих учителей, что пару дней я буду занят и они могут на меня не рассчитывать. Пришлось, конечно, согласиться на более интенсивные тренировки после этих вынужденных выходных, поскольку только на этом условии эти садисты согласились выпустить меня из своих рук.
Утром я проснулся по привычке рано, ожидая, что меня сейчас скинут с кровати. Только минуту спустя, окончательно проснувшись, я понял, что сегодня можно спать сколько захочу.
К сожалению, понежиться в постели мне не дали прибывшие на сдачу зерна крестьяне. Пришлось быстро вставать, умываться и чистить зубы, пожевав кору дерева, похожего на наш дуб. Жестковатые волокна хорошо очищали зубы, а сок неплохо останавливал кровотечение из десен: хотя вкус у коры был отвратительный, но за неимением пасты и щетки с этим приходилось мириться. Тем более что местные зубов вовсе не чистили, только Рон драил свои белые сверкающие зубы какой-то шерстяной тряпочкой, посыпая ее золой. Попробовав однажды последовать его примеру, я вернулся к коре: боль от тряпочки была несравненно хуже неприятного вкуса коры.
Захватив с собой продуктовый гроссбух, я вышел во двор. Там уже вереницей стояли крестьянские подводы, ожидая моего появления. Крестьяне, кланяясь в пояс, радостно приветствовали меня – еще бы, ведь я сдержал обещание и забираю себе только треть всего урожая со своей земли. Прежде чем начать приемку, я обратился к передним мужикам с приказом передать мои слова дальше по очереди:
– На следующий год земля остается закрепленной за теми же семьями, что и в этом, так что позаботьтесь, чтобы весной все было готово к посеву.
Мужики радостно зашумели, делясь такой прекрасной новостью с задними рядами. Так, на фоне всеобщего оживления, я начал приемку пшеницы. Вчера я успел перед сном разлиновать листы и теперь только заносил количество сданных рогожных мешков в нужные строчки. Особенно тщательно я смотрел за тем, чтобы количество сдаваемого зерна соответствовало количеству земли, отданной крестьянской семье в аренду. С этим проблем не возникало, так как, по словам старосты, мужики сдавали даже больше трети зерна, лишь бы только я на следующий год опять оставил землю за ними.
Разгрузка шла быстро, так как крестьяне помогали друг другу пересыпать зерно из мешков в бочки, стоящие в подвале, и я закончил приемку еще до обеда. Довольные моими словами мужики снова мне поклонились и, поблагодарив Единого, пославшего им такого чудесного хозяина, отбыли в деревню.
Из бухгалтерских книг барона я знал имя скупщика зерна, но, уже поняв, как барон вел свое хозяйство, намеревался выяснить реальные цены на скупаемое зерно. Поэтому я решил совместить поход к трактиру, к которому с завтрашнего дня будут пристраиваться постоялый двор и конюшня, с посещением ярмарки, проходящей в соседнем селе, дальше по дороге от трактира.
Туда я собирался пойти инкогнито, сопровождаемый полностью закутанным в плащ Роном, – желания быть узнанным у меня не было. Как мне рассказал Жан, большие ярмарки, посвященные окончанию сбора урожая, всегда устраивались в это время, и на них приезжало обычно по пять-десять перекупщиков, которые потом продавали зерно втридорога в столице.
Идею самому везти свое зерно в столицу пришлось с сожалением отбросить – для этого у меня не было ни телег, ни возчиков, ни охраны. Все ненужное мне для еды зерно придется продавать тут, хоть и по явно заниженной цене.
С трактиром все было нормально: встретив меня, трактирщик со старостой радостно показывали мне практически готовое заведение, полностью обновленное как внутри, так и снаружи. Снаружи трактир выглядел отменно: обшивка заменена, фасад перекрашен, даже висела вывеска, на которой был изображен сидящий на вздыбленном коне рыцарь. Внутри же зал был расширен и поделен на две неравные части: малый зал – для благородных и большой – для простых. На стенах висели начищенные до блеска мечи, щиты, булавы и даже рыцарский шлем.
– Доволен обоими, – похвалил я враз заулыбавшихся польщенных мужиков. – Молодцы, хорошо поработали. Завтра начинается ярмарка, так что с утра открывай трактир, Шумир.
Трактирщик поклонился.
Повернувшись к старосте, я сказал:
– И тебя благодарю, Накил. Все твои отчеты по затратам я просмотрел, претензий не имею. Так что последний вопрос, прежде чем ты домой отправишься: согласен и дальше с семьей за садом на постоянной основе следить? Нужно его к зиме приготовить да присматривать в холода.
Староста обрадовался и кинулся в ноги, я с трудом поднял его.
– Хозяин, не сочтите за дерзость, но как же мы все рады, что вы стали наследником! Господин барон был великим воином, но нашими делами особо не интересовался. Теперь мы все чувствуем руку настоящего хозяина, нам теперь многие завидуют.
– Ладно, Накил, я понял, – немного смутился я от хвалебной речи старосты. – Ступай домой.
Староста без страха посмотрел на меня и, кланяясь, ушел прощаться с трактирщиком.
Кинув последний взгляд на трактир, мы с Роном вернулись в замок. Сегодня нужно лечь раньше и хорошо выспаться, так как это последние несколько дней, когда я смогу спать и отдыхать сколько хочу – всю осень, зиму и весну меня ждут тренировки. Мне уже успели объяснить, что зимой в этом мире люди мало чем занимаются: крестьяне в основном запасают дрова, готовят упряжь, инструменты, различный инвентарь на лето, а дворяне устраивают охоты и пиры. Ну и, конечно, двадцать пятого десата все сеньоры обязаны были явиться к королю для выплаты в казну ежегодного налога как со своих владений, так и с владений своих вассалов. Обо всем этом я узнал из записок барона, который в молодости вел дневник: из него я почерпнул много знаний об укладе жизни дворян этого мира. Поскольку сеньора у меня не было, по факту я должен был принести оммаж королю, так как барон был его вассалом.
Я задумался.
«Я ведь ничего не знаю о короле, только то, что зафиксировано в записях барона: «великий, могущественный и т. п.» – но ни одного описания внешности или его биографии. Придется купить что-нибудь эдакое, описательное, в столице, – решил я, – а то так впросак попадешь перед высшим светом».
Следом пришла другая мысль:
«Да еще и налог с земли выплатить нужно: судя по бумагам барона, со своего небольшого надела я обязан буду выплатить пятьдесят кесариев – сумму достаточно большую, не позволяющую мне ничего не делать и спокойно ждать до дня сдачи налога, надеясь накопить на оброках».