Страница 25 из 74
Только выражение глаз было неженским — слишком жестоким, но и понимающим. Все они, виссавийцы, кажутся понимающими… до поры до времени, пока не окатят презрением и не скажут, что ты не достоин их помощи. Они не умели прощать чужих ошибок, но и сами были небезупречны. Рэми откуда-то точно знал, что были.
— Это мой гость, посол, — заметил мгновенно появившийся рядом Арман. — Не думаю, что ему плохо, наш друг — не девица, чтобы падать в обморок, не так ли?
— Ваш друг — не девица, вы правы, — мягко сказал посол Виссавии, приглядываясь к Рэми. И от этого взгляда стало вдруг муторно, и одновременно — противно. Будто он хотел заглянуть Рэми в душу, но не осмеливался это сделать в чужой стране и при Армане. — Но вот глаза у него черные… и волосы… как у нашей расы.
— И тем не менее, он — кассиец и рожанин, — чуть задумчиво ответил Арман. — Простите, но нам пора, и я вынужден просить нас не задерживать.
И Рэми стало легче от осознания, что Арман тоже не любит виссавийцев. Видно же, что не любит: по ледяному блеску глаз, по едва заметной морщинке на лбу, по чуть сжатым тонким губам. И вдруг вновь стало не по себе — и когда только Рэми успел Армана узнать так хорошо? Ведь видел всего пару раз. А теперь считывает его эмоции, хоть душа Армана и была, как у всех арханов, плотно закрыта щитами. И лезть под щиты не осмеливался даже Рэми со своим даром.
— Рожанин, вот оно что, — глаза виссавийца недобро блеснули, и он шагнул вперед, оказавшись вдруг совсем близко, прошептал едва слышно на ухо:
— Я вас не выдам, маг. Не бледнейте так, ради Виссавии. Замок пропитан силой Деммида, потому и стало вам не по себе. Это пройдет. Вы привыкните. А пока привыкните, я помогу…
Виссавиец на мгновение коснулся ладони Рэми, и вдруг сам побледнел так сильно, что Рэми шагнул к нему, намереваясь поддержать, но почувствовал на плече тяжелую ладонь Армана и остановился.
— Кто вы? — выдохнул виссавиец. — Ради милостивой богини, скажите мне, кто вы, мой мальчик?
Рэми не знал, что ответить. Он видел немое отчаяние виссавийца и не понимал, что его вызвало. Но что-то внутри отозвалось на чужую боль, волной поднялось к горлу, и Рэми уже почти коснулся ладони посла ответным жестом, как вновь его остановил Арман.
— Простой рожанин, — ответил он на вопрос виссавийца. — Дерзкий, но ничего более. Не понимаю, что вас в нем могло заинтересовать, но в любом случае — этот мальчик кассиец и его судьба — это наше дело, а не ваше, посол.
— Вы правы, — неожиданно смутился виссавиец. — Это… глупо… этого не может быть… нет, подождите!
Но Арман явно не хотел ждать. Не давая виссавийцу опомниться, он вновь сослался на спешку, и, прежде чем виссавиец успел ответить, грубо схватил Рэми за запястье и потянул к боковой двери.
Толпа поспешно расступалась перед ними, и Рэми шкурой чувствовал, как через сомкнутые на его запястье жесткие пальцы перетекает к нему гнев Армана. Теперь дозорный точно разозлился. Теперь точно выпорет, как не раз обещал. Но почему все равно не страшно? Боги, что он сделал? С виссавийцем поговорил? Да, преступление, сразу надо…
Они вышли из зала, и Рэми вновь сглотнул от накатившего на него ужаса. Он вдруг осознал, что при людях Арман, как и всякий архан, может сдерживаться, а вот наедине… Тут, за дверью, предусмотрительно распахнутой слугой, было тихо и безлюдно. И дышалось гораздо легче. Хотя, как ни странно, после разговора с виссавийцем и без того дышалось легче. Будто посол на самом деле помог… только странной была эта помощь. Да и Армана нельзя недооценивать.
Что теперь виссавиец? Грубо развернув Рэми, Арман швырнул его на стену и, не давая упасть, встал рядом. Близко, слишком близко. Стоит, молчит, рассматривает, будто стремится что-то увидеть. Да что ты увидишь, даром не вышел!
— Что, красна девица, плохо тебе стало? — холодно спросил Арман. — Чем же ты так умудрился виссавийского посла напугать? Откуда же ты такой взялся, а? И в самом деле, волосы темные, глаза… глаза тоже темные, такие у нас редкость...
— А архан-лариец тут откуда? — сам не зная почему, разозлился Рэми. — Тоже мне, чистокровный кассиец!
И только когда сказал, понял, что наделал. В коридоре воцарилась тишина. Зловещая и тяжелая. Пощелкивал огонь в факелах, отражался в полированных листах дерева, покрывающегося стены, и стало вдруг жутко. Ну и кто просил язык распускать?
Лишь когда тишина затянулась и стоять вот так, опустив взгляд, стало невмоготу, Рэми покосился на Армана. Все так же смотрит. Холодно, с издевкой. Будто пришпиливает к стене взглядом. И в глазах его бьется холодная ярость, вот-вот вырвется наружу, и тогда точно быть беде… а ведь Рэми сюда не ругаться пришел. Гаарса спасать… и еще немного, и сам Рэми сорвется и морок растает, вот тогда ему точно из замка не выйти.
— Послушай дружеского совета, — выпрямился вдруг Арман. — Хочешь жить, лучше притормози со своей дерзостью. За такие слова ты мог бы и кнута опробовать.
Но притормозить было не так и просто. Рэми сжирал невесть откуда взявшийся гнев, и только морок, все так же окутывающий душу, не позволял Арману увидеть этот гнев. Да, боги, почему этот архан столь спесив? Не помнит, как Рэми его вытаскивал из храма Шерена? Не помнит, как сам оказался едва ли не беззащитным против магии? Намекает, что Рэми не чистокровный кассиец, а сам-то что? Лариец? Оборотень? Нечисть проклятая! И почему, ради богов, почему Рэми это все так волнует?
А не должно волновать! Надо найти силы, чтобы продолжать притворяться. Всегда же и со всеми находил! Опускал взгляд в пол, как положено рожанину, не смотрел в глаза, не дерзил, не говорил лишнего. Ради богов, почему с Арманом так не получается? Хватит! Рэми должен помочь Гаарсу, должен уйти из замка живым. Ради Лии, ради матери, ради Варины и ее сына, он должен быть простым напуганным рожанином.
А промолчать-то как? Если с Арманом он почему-то сначала говорит, а потом — думает?
— Успокоился? — холодно спросил Арман.
И Рэми вновь опустил взгляд, наступил на хвост собственному гневу и уже гораздо спокойнее и даже почти искренне сказал:
— Да, архан.
— Тогда не отставай, будь добр. В разговоры не вступай, старайся на глаза никому не попадаться. Это тебе не город, здесь каждое слово может стоить жизни и тебе, и мне. Хватит и того, что теперь с послом объясняться придется.
Даже не оглянувшись, Арман быстро пошел по едва освещенным коридорам. Толстые ковры скрадывали шаги, вышитые портьеры слегка покачивались, будто за ними кто-то прятался, то и дело раздавались из-за закрытых дверей голоса, но сами коридоры были пусты. Будто вымерли.
Арман ударом руки распахнул очередную дверь, в лицо хлынул свет. И чистый, морозный воздух.
На миг свет ослепил. И лишь когда глаза привыкли, понял Рэми, что Арман тащит его по ступенькам на тонкую ленту вьющейся среди сугробов дорожки. В тот самый магический парк, теперь уже не спрятанный за вуалью тумана, в царство капели, в звон сосулек, тронутых ветром. Мир, куда Рэми хотел попасть так давно… только сам об этом не знал.
Дивное место… Зима же! Наметенные сугробы, морозный дух, треск снега под ногами. Но в то же время — благоухает у дорожки цветущий жасмин, манит ярко-красными цветами роза, сыпет под ноги черемуха лепестки, и тут же — спит под снежным покрывалом ель. Невероятно… магия может все… только зачем?
— Не отставай! — как кнутом ударил по плечам окрик Армана. — И не дрожи так! Как дерзить мне — не дрожишь, а магии парка — боишься! Никто тебя не тронет, если будешь меня слушаться.
— Недавно вы говорили… — очнулся от удивления Рэми. — Вы говорили, что тут опасно…
— Если не будешь меня слушать, то опасно. Или ты все же осмелишься мне противиться? Сделаешь назло?
— Может, просто не доверяю? — вновь не выдержал Рэми. — Вы же оборотень, не так ли?
Ну вот и зачем он это сказал? Теперь точно пропал…
Арман на миг замер, побледнев. Задышал часто, схватился за рукоятку приточенного к поясу кнута, и Рэми наконец-то понял: договорился… и стало вдруг все равно, что вокруг магия. И что слились тут времена года. И аромат цветущего жасмина, смешанный с запахом талого снега, стал уже не столь пленительным… дрожа от ужаса, не в силах оторвать взгляда от перекошенного бешенством лица Армана, Рэми отшагнул назад. Поскользнулся, упал в розовый куст и чуть охнул от боли, когда вонзились в спину острые шипы. Но жаловаться не решился… не стоит лишний раз злить Армана.