Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 66



7

Во все годы строительства коммунизма в СССР Ленин был альфой и омегой каждого советского гражданина независимо от того, где он находился, был ли он относительно свободен, трудился ли в колхозе на правах крепостного, или отбывал незаслуженное наказание в ГУЛАГе — коммунистическом раю. Ленин был в загсе, в коровнике, в каждой школе, детском садике, в каждом кабинете, он даже залез в кровать к своим рабам. Поневоле возникла поговорка: «трёх спальная кровать — Ленин с нами». Этот коротконогий злодей Бланк, купался в реках народной крови и возвышался над площадями городов с поднятой кверху бородкой и рукой, как бы говоря: там встретимся, на небе, презренные рабы. В одной Москве даже сейчас, когда пишутся эти строки, больше ста памятников кровавому вождю. В дни моей молодости я был убежден в гениальности этого человека. Ленин знал 20 языков, он был выдающимся философом, физиком, математиком, биологом, химиком, ботаником, свинопасом, скотоводом, собаководом и генералиссимусом, — всем!

Трудно было найти даже глухую деревню, где бы в правлении колхоза, в клубе, а то и на площади не возвышался гипсовый, бетонный или металлический Ленин. Страна была покрыта за густой сетью ленинских музеев, ленинских комнат», мемориалов, ленинских памятных мест, ленинских маршрутов, библиотек. Сотни тысяч улиц были названы его именем, одноименных колхозов, совхозов, поселков, городов, областей… В лом городе районного или областного значение был главный проспект имени Ленина, десятки улиц, что ответвлялись от проспекта носили его имя, переулки, тупики, закоулки, не возможно было попасть адресу, скажем улица Ленина, дом, 25, потому что таких улиц было много. Идолы монументов стояли повсюду; это было словно нашествие инопланетян…

К чему только ни притрагивалась рука этого человека, где только ни ступала его нога — все обретало особый, мистический, священный смысл. Гигантский Центральный музей В.И.Ленина обзавелся своими филиалами в Ленинграде, Тбилиси, Киеве, Ульяновске, Львове, Баку, Ташкенте, Фрунзе, Уфе, Красноярске, Казани, Куйбышеве, Алма-Ате, Чебоксарах… Возникли государственные исторические заповедники «Родина В.И.Ленина», «Горки Ленинские», «Сибирская ссылка В.И.Ленина»; великое множество мемориальных домов и квартир-музеев Ленина, членов его семьи… Есть и «пароход-музей» Ленина на Енисее, «музей- сарай» в Разливе, «музей-шалаш» там же, «траурный поезд — музей»… В одном только Ленинграде открылось около десятка ленинских музеев. Где хотя бы недолго был Ленин или его домочадцы — музей: Горки Переяславские, Псков, Уфа, Костино, Кашино и т. д. и т. п. Даже если он где-то помочился или стрельнул — памятное место. Осчастливили музеи ленинские и зарубежье: Париж, Прага, Лейпциг, Хельсинки, Тампере, Выборг, Парайнене, Котка, Краков, Белый Дунаец, Новый Тарг, Засниц… Но даже там, где не был Ленин, музеи с нашей помощью появлялись: в Братиславе, Улан-Баторе, Адене, Гаване… Тысячи памятных мест мечены мемориальными досками. Ни один святой, самодержец, полководец никогда не удостаивались такого внимания, подобного всеобщему затмению. Человеческая история не знает ничего подобного. Очень многие верили в ослепительную святость вождя большевиков. Все были загипнотизированы греховным величием Ленина. Юные ленинцы и ленинский комсомол, как, естественно, и ленинская партия, все оказались в плену великого жреца. По себе знаю, что повседневная «лениниана» стала частью нашего регламентированного образа жизни. Мы верили, что это преисполнено некоего особого, почти мистического значения. Вина нашего божка только в том, что за короткий период своего кровавого правления, ему удалось поработить каждого настолько, что мать — рабыня уже рожала раба.

К 1922 году евреи покорили Россию, Наполеон не мог завоевать, Татарское иго отступило, а евреи завоевали на долгие десятилетия. Тем не менее, Ленин усиливает драконовские меры, он требует ужесточить судопроизводство.

«Суд, — писал он, — должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас».

10 августа 1922 года он издает декрет «Об административной ссылке», на основании которого Особой комиссии при НКВД предоставлялось право высылки в административном порядке, причем без суда и следствия, «лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям» за границу или в отдаленные местности РСФСР сроком на три года.

По приказу Ленина была создана комиссия, которая в течение нескольких месяцев выдворила из страны огромное количество граждан из среды интеллигенции, которую Ленин ласково именовал говном. Этой чести удостоился ректор Московского университета на Ленинских горах (Ленин тут же переименовал Воробьевы горы, назвав их своим именем). Боженька запускал кровавые когти в тело истории.

— А кто ректор Петроградского университета? — спросил он свою секретаршу Фотиеву, когда та принесла кипу бумаг на подпись.

— Красавин, кто же еще. Вы недавно из Питера вернулись, разве вы с ним не знакомы?



— Передай Бронштейну: Красавина выслать немедленно… вместе с семьей и с родственниками…, и соседей пусть прихватят. На очереди, запиши это архи важно. Всех историков выдворить. Нам нужны свои историки. Бронштейн знает. Он хочет сделать историками евреев. Так пусть набирает евреев, у кого, как у него есть хотя бы реальное училище. Зато они не будут искажать историю.

За пределы России были вышвырнуты историки С. Мельгунов, В. Мякотин, А. Кизеветтер, А. Флоровский. Эта же судьба постигла группу математиков во главе с известным профессором Стратоновым.

Троцкий, не мешкая, доложил о выполнении почетного задания, добавив, что профессора перенесли эту акцию, молча, высоко задрав голову, и только их жены и особенно дочери, кто уже, видимо, женихался на советской земле, собирали слезы в кулак.

— Пусть благодарят Ленина, вождя мировой революции, что остались живы и что мы с Кобой гуманные люди, не выслали их в Сибирь. Знаешь, Лейба, какой там холод? Га…га…га! Впрочем, совсем забыл. А что с философами, в особенности с Бердяевым, Ильиным и прочей сволочью. Я бы этого Бердяева расстрелял, как пить дать, расстрелял, лично бы расстрелял.

— Так в чем дело, господин Бланк?

— Знаешь, Лейба, на западе поднимут вопль, дескать, Бердяев светило науки, философ с мировым именем. Я, правда, не согласен с такой постановкой вопроса. Если уж придерживаться истины, то таким философом являюсь я, Ленин, а не какой-то там Бердяев. Ты все должен сделать, Лейба, чтоб историки, которых ты подберешь в местах, где ты родился, исправят эту ошибку. Лейба, учти, высылку философов я беру под особый контроль. Ты, Лейба, подожди денек, я сам составлю список этих философов. Это Бердяев, Ильин, Лосский, Франк, Степун, Лапшин и прочая сволочь.

Ленин не мог простить ученым, что они не признали его талмуды гениальными произведениями, а его самого как философа с мировым именем. Это произошло позже. Советские ученые, как правило, еврейской национальности, возвели коротышку до небес. Когда это было сделано, они стали твердить, что каждая запятая в его талмудах гениальна и мы, зомбированные русские люди, верили этой бесстыдной лжи. В эпоху расцвета словоблудства о божке я обучался в университете. Так как никто из нас не понимал талмудов Ленина, думаю, что не понимали их и сами профессора, то я набрался смелости и спросил у профессора Павлова:

— Почему вы нам трижды в неделю читаете лекции об «Империализме и критинизме», а мы ничегошеньки не понимаем, вы-то хоть сами понимаете, о чем там идет речь?

— Ну как вам сказать…ваш вопрос не простой. Как учит великий Ленин…, а вот, пришло на ум. Вы понимаете, Ленин — гений всего человечества, а гении пишут гениальные произведения, они подлежат изучению, прочтению, конспектированию и… зубрежки… наизусть. Вот я и добиваюсь, чтоб вы учили наизусть. Тогда будут пятерки, тогда наступит коммунизм. Уже в восьмидесятых годах, как обещает Никита, этот коммунизм можно будет подать на блюдечке с голубой каемочкой. Вы все поняли? То-то же.