Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 89

Но на отдых рассчитывать не приходилось — вскоре Дроздовский получил приказ форсировать реку Кубань и взять штурмом Армавир. Михаил Гордеевич счел эту операцию излишне рискованной и попытался доказать свою правоту в штабе армии, но не был услышан. Продвижение к Армавиру сопровождалось тяжелыми боями, но 19 сентября город все же был взят. Впрочем, уже через три дня к Армавиру подтянулась 35-тысячная Таманская Красная армия, и завязалось сражение за город. Дроздовский мужественно держал Армавир на протяжении всего дня 25 сентября, но затем отошел, чтобы не быть окруженным. Деникин направил в поддержку «дроздовцам» небольшой отряд полковника Н. С. Тимановского, но Дроздовский, считая свои части крайне утомленными, решил дать им отдых. Очередная попытка штурмовать Армавир 27 сентября закончилась безуспешно.

Через два дня на позиции прибыл Деникин. Разъяснив ему ситуацию на месте, Михаил Гордеевич сумел настоять на своем и отменить штурм Армавира. Вместо этого главком Добрармии перенацелил 3-ю дивизию на Михайловскую группу красных. Но и тут Дроздовский поступил по-своему: вместо того чтобы действовать вместе с 1-й конной дивизией П. Н. Врангеля, он атаковал красных силами своей дивизии. И потерпел неудачу: «дроздовцы» были отброшены с тяжелейшими потерями. А. И. Деникин публично вынес начдиву выговор за своеволие, повлекшее за собой отход и напрасные жертвы, и предупредил, что в случае повторения ситуации отрешит его от командования дивизией и назначит на менее значимую должность. Самолюбие Михаила Гордеевича было задето, и 10 октября он отправил на имя командующего рапорт, который вскоре стал широко известен в армии.

Подробно разъясняя мотивы своих действий на поле боя, Дроздовский во второй части рапорта сдержанно, но с большим достоинством напоминал Деникину о роли, которую сыграл его отряд в деле возрождения Добровольческой армии: «Только мне одному обязана Добровольческая армия таким крупным усилением. <…> Я получал предложения не присоединяться к армии, которую считали умирающей, но заменить ее. <…> Но, считая преступлением разъединять силы, направленные к одной цели, не преследуя никаких личных интересов и чуждый мелочного честолюбия, думая исключительно о пользе России и вполне доверяя Вам, как вождю, я категорически отказался войти в какую бы то ни было комбинацию, во главе которой не стояли бы Вы. <…> И не взирая на эту исключительную роль, которую судьба дала мне сыграть в деле возрождения Добровольческой армии, а быть может и спасения ее от умирания, не взирая на мои заслуги перед ней, пришедшему к Вам не скромным просителем места или защиты, но приведшему с собой верную мне крупную боевую силу, Вы не остановились перед публичным выговором мне, даже не расследовав причин принятого мною решения, не задумались нанести оскорбление человеку, отдавшему все силы, всю энергию и знания на дело спасения родины, а в частности — и вверенной Вам армии.

Мне не придется краснеть за этот выговор, ибо вся армия знает, что я сделал для ее победы.

Для полковника Дроздовского найдется почетное место везде, где борются за благо России. Я давно бы оставил ряды Добровольческой армии, так хорошо отплатившей мне, если бы не боязнь передать в чужие руки созданное мной.

<…> Великая Русская армия погибла от того, что старшие начальники не хотели слушать неприятной правды, оказывая доверие только тем, в чьих устах было все благополучно, и удаляли и затирали тех, кто имел смелость открыто говорить.

Неужели и Добровольческая армия потерпит крушение по тем же причинам?»[196]

Надо сказать, что причиной подачи такого резкого рапорта послужила не только ситуация, сложившаяся под Армавиром. Михаил Гордеевич с самого начала не мог не понимать, что его положение в рядах Добровольческой армии выглядит двойственным. Приведя на Дон отряд, который по численности почти не уступал Добрармии, а по огневой мощи и боевому духу превосходил ее, Дроздовский был вынужден сменить роль вождя, несущего ответственность за судьбы доверившихся ему людей, на скромную должность начальника одной из дивизий, исполнителя чужих приказов. В то же время в глазах «дроздовцев» он продолжал оставаться живой легендой (тем более что других командиров, имеющих статус легендарного, на Белом юге уже не было). Играли свою роль, видимо, и политические настроения Дроздовского, который не скрывал монархических пристрастий и даже пошел на публичный конфликт с С. Л. Марковым, резко заявив ему, что состоит в тайной монархической организации. Для большинства руководителей добровольцев, которые вовсе не были поклонниками низложенной династии, подобная позиция выглядела по меньшей мере странно и неуместно. Неудивительно, что среди «дроздовцев» начали распространяться слухи о том, что начальник штаба Добрармии генерал-майор И. П. Романовский, под чьим сильным влиянием находился А. И. Деникин, испытывает к Михаилу Гордеевичу «завистливое недоброжелательство, страх конкуренции, а помимо того и личную антипатию»[197]. Нашлись даже «молодые буйные головы»[198], решившие убить Романовского и попросившие санкции Дроздовского на этот шаг. Как отнесся к этому плану Михаил Гордеевич — неизвестно. По одному свидетельству, он «увещевал эти буйные головы <…> он внушал им и внушил всю мелкость их замысла»[199], по другому — ответил, что если бы не симпатия Деникина к Романовскому, не раздумывая отдал бы приказ о его устранении, «но пока приходится подождать»[200].

Вообще стоит сказать, что талантливому генералу-штабисту И. П. Романовскому в истории Белого дела сильно не повезло — он был фактически «назначен» на должность «злого гения Добрармии», ответственного за все ее неудачи, и поплатился за свою репутацию жизнью (в апреле 1920 года поручик М. А. Харузин застрелил Романовского в Константинополе, будучи убежден, что именно он виноват в катастрофической эвакуации армии из Новороссийска). Отчасти И. П. Романовский и сам способствовал такому отношению к себе в глазах, считая, что малопопулярные распоряжения должны исходить именно от него, чтобы сохранить вне осуждений фигуру командующего. Но вполне возможно, что Романовский действительно воспринимал Дроздовского настороженно — как «не своего», «чужака», не имеющего отношения к первым дням создания Добрармии и Ледяному походу, к тому же опасно самостоятельного, привыкшего к лидерству. Независимое поведение Дроздовского в бою могло только усилить опасения Романовского по поводу того, что со временем полковник станет претендовать на первые роли в армии или же отколется от нее вместе со своими подчиненными. Возможно, именно с подсказки Романовского Деникин и вынес Дроздовскому публичный выговор с целью поставить на место, указать на то, что теперь он — не командир отдельного соединения, а всего лишь начдив, который работает на общий результат. Ну а рапорт, поданный Михаилом Гордеевичем после выговора, и вовсе служил доказательством того, что Дроздовский расценивает свои заслуги крайне высоко и готов в случае чего покинуть армию.

Последствия этого рапорта могли быть очень тяжелыми для Михаила Гордеевича. Но Романовский попросту… не стал его докладывать Деникину. Между Иваном Павловичем и Антоном Ивановичем произошел такой диалог:

— Я написал вчера еще Дроздовскому, что рапорт его составлен в таком резком тоне, что доложить его командующему я не мог.

— Иван Павлович, да вы понимаете, какую тяжесть вы взваливаете на свою голову…

— Это не важно. Дроздовский писал, очевидно, в запальчивости, раздражении. Теперь, поуспокоившись, сам, наверное, рад такому исходу.

«Прогноз Ивана Павловича оказался правильным, — вспоминал А. И. Деникин, — вскоре после этого случая я опять был на фронте, видел часто 3-ю дивизию и Дроздовского. Последний был корректен, исполнителен и не говорил ни слова о своем рапорте»[201]. Но, внешне разрешившись, на деле ситуация осталась «подвешенной». История о том, что Романовский даже не стал докладывать рапорт Дроздовского Деникину, тоже стала широко известна в армии и вряд ли способствовала увеличению популярности Романовского среди «дроздовцев».





196

Российский государственный военный архив (далее — РГВА). Ф. 39 751. Оп. 1. Д. 3. Лл. 2–7.

197

Дроздовский М. Г. Указ. соч. С. 140–141.

198

РГВА. Ф. 39 751. Оп. 1. Д. 3. Лл. 8–14.

199

Там же.

200

Абинякин P. М. Генерал-майор М. Г. Дроздовский // Исторические портреты: Л. Г. Корнилов, А. И. Деникин, П. Н. Врангель… М., 2003. С. 294.

201

Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 2. М., 2005. С. 532.