Страница 74 из 98
Владимир отрицательно качал головой, с неохотой произнося, точно смертный приговор, краткое «нет», и видел, как скорбно суровели искрившиеся надеждой глаза, как испарялись радость и тепло из них, как заволакивало их безысходной тоской и болью.
В такие мгновенья он отворачивался и чувствовал себя виноватым в том, что доставил человеку огорченье. А некоторые ни о чем не спрашивали и на вопрос: «Вы к кому?» — отвечали откровенно:
— Да вот зашли на минутку на вас поглядеть, да чужому счастью порадоваться…
Средняя школа № 4 — на крутом, обрывистом берегу Каменки. Белая, двухэтажная с большими квадратными глазницами окон, она возвышается над серыми бревенчатыми домишками окраин и похожа на пароход. Ночью это сходство еще больше усиливалось, так как школа, залитая электрическим светом, издали, казалось, плыла над землей.
С противоречивыми чувствами вошел Володя в нее, где не был больше года. Внимательно оглядывая, прошел вестибюль с размещавшимся здесь гардеробом. В коридоре тихо, сумрачно, безлюдно. Пахло свежевымытыми полами, острым щиплющим запахом извести и еще чем-то непонятным.
Из-за неплотно закрытых кое-где классных дверей доносились приглушенные голоса.
«Уроки еще не кончились. Тем лучше. Огляжусь…» — решил Володя и, стараясь ступать бесшумно на носки отчаянно скрипевших с мороза хромовых сапог «джими», пошел по коридору.
Его внимание привлекла красиво оформленная стенгазета: «Смерть фашизму». В передовой статье «Наш ответ Гитлеру» бросались в глаза цифры: собрано и сдано металлолома — 20 тонн, — собрано колосков…
— Кто к нам пришел?! — раздался за спиной знакомый мелодичный голос.
Володя обернулся.
Перед ним, улыбаясь, стояла Фелицата Константиновна — его бывший классный руководитель.
«Милая, дорогая Фелицата Константиновна!.. Нисколечко, ни капельки не изменилась! По-прежнему очень и очень симпатична, аккуратно и со вкусом одета… Не случайно многие парни в классе влюблялись в нее…»
— Здравствуйте, Фелицата Константиновна!
— Здравствуй! Здравствуй, Володя! Какой ты солидный, мужественный стал!.. Идем скорее в учительскую, — она взяла его под руку.
— Зачем? — смущенно улыбался Владимир.
— А затем, что наш сын вернулся домой и мы — родители — должны его видеть…
— Владимир Ушаков! — торжественным голосом конферансье объявила она, точно представляя знаменитого артиста, когда они вошли в преподавательскую.
Находившиеся в ней педагоги, а их было двое, будто по команде повернулись к дверям.
Первым к Володе подошел директор школы — лучший литератор города Александр Александрович Кузовников, недавно демобилизованный из армии по состоянию здоровья. Высокий, костистый, с больших очках на крупном прямом носу, в старенькой залатанной гимнастерке и таких же брюках, он, пожимая руку Владимира, сочным, звучным баритоном говорил:
— Рад видеть вас, дорогой коллега, в родной школе. Рад видеть! Прошу раздеваться.
За ним мужской походкой, широким шагом подошла Таисья Павловна Бедрова — завуч школы. В длинном, чуть не до пят, темном платье, скрывавшем кривоватые ноги, она походила на монахиню. Энергично давнув ладонь Владимиру и холодно заглянув в глаза, кратко произнесла:
— С приездом!..
Володя вроде бы съежился, почувствовал себя снова учеником, увидев перед собой строгого педагога. Вспомнилось, как после окончания 7-го класса, ему по настоянию Таисьи Павловны за слабую дисциплину и успеваемость вместо аттестата выдали справку о том, что «В. П. Ушаков прослушал курс неполной средней школы…»
В 8-й класс пошел в 3-ю школу на трубный, где директор — Галина Павловна Иванова, знакомая матери — приняла его на свой страх и риск до первого серьезного замечания. После успешного окончания 8-го класса с единственной четверкой по немецкому, перешел в свою школу в родной класс.
Шептались учителя, шептались парни и девчонки, удивляясь отличной учебе Володи. Даже первая красавица класса — всегда всех лучше одевавшаяся, всех лучше певшая на школьных вечерах — отличница Милька Ремизова порой украдкой пристально глядела на него…
А еще раньше, где-то классе в пятом или четвертом, Володя после драки с Мишкой Мироном помчался по лестнице и столкнулся лицом к лицу с Таисьей Павловной. Загородив дорогу, она презрительно-строго смотрела сверху на его исцарапанное лицо, зелено-бурые синяки под глазами, распухший, кровоточащий нос, всклокоченные волосы.
— Опять дерешься, Ушаков?
— Так я защищал слабого! — дрогнувшим голосом стал объяснять Володя.
— Не оправдываться! — словно плеткой ожгла Таисья Павловна. — Знаем, как вы защищаете!..
И, проходя мимо, зло процедила:
— Колонист из тебя выйдет!.. Попомни мои слова…
Долго глотал слезы обиды тогда на уроке…
С прыгающим сердцем, взволнованный, поднимался Владимир по лестнице рядом с Александром Александровичем на второй этаж.
«Сейчас увижу ребят, Мильку. Надо сегодня же обо всем поговорить с ней. Если будут танцы — приглашу танцевать… Не должна же отказать?.. Попытаюсь проводить домой… В общем, сегодня все выяснится…»
На вечер, проводившийся в самом большом помещении — спортзале, собрались ученики обеих смен. Как же? Всем охота было поглядеть на живого орденоносца, да еще ученика своей школы. Послушать, наверняка, интересные рассказы. В зале — битком, тело к телу, будто в очереди за хлебом. У стен — чуть ли не до потолка. Остальные — давились в коридоре у обеих распахнутых дверей…
Едва Александр Александрович, Владимир и Фелицата Константиновна по одному протиснулись к столу, как грянули дружные аплодисменты. «Будто героя встречают», — смутился Володя и тоже захлопал в ладоши, оглядывая зал и всматриваясь в лица. Он увидел и узнал многих своих одноклассников — и Короткову Галину, и Свету Вольскую, и Лену Алексееву и Светку Булашевич, и Неску Чернявскую, и даже парней — долговязого Витьку Бабина и коротыша — «профессора» Андрея Рязанского, давшего ему еще в 3-м классе прозвище Адмирал. И все они или почти все, особенно девчонки, приветливо улыбались. Но ее, Ремизову, к сожалению, не увидел.
«Сидит где-нибудь сбоку — я и не вижу…»
Когда Александр Александрович, стоявший за маленькой фанерной трибуной, веско бросил в стихающую аудиторию:
— Слово предоставляется воспитаннику нашей школы, награжденному за подвиги в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками медалью «За отвагу» и орденом Красного Знамени летчику старшему лейтенанту Владимиру Петровичу Ушакову! — в зале и коридоре обвалом рухнули аплодисменты.
Володя, разрумянившись от столь неожиданного приема, вышел к трибуне. Дождался тишины, громко произнес:
— Друзья! От летчиков, штурманов, техников, механиков, стрелков, радистов и мотористов нашего дальнебомбардировочного комсомольского полка передаю вам горячий боевой привет!..
И снова зал грохнул взрывом аплодисментов.
Володя, поощряемый напряженным вниманием слушателей, говорил звонко и четко. Часто приводил примеры из боевых действий своего полка, дивизии и других частей. И когда закончил словами:
— Несомненно, в 44-м году фашисты будут разбиты! — зал снова, в который уж раз, бурно зааплодировал.
Володя, чуть вспотевший и немного уставший, направился было за стол на свое место, но ему не дали отдохнуть. Посыпались вопросы:
«А что за училище он окончил?.. Сколько времени в нем учиться?.. Давно ли на фронте?.. А страшно ли там?.. На каких самолетах летает?.. Сколько сделал боевых вылетов?.. Как часто приходится летать?.. Видел ли немцев?.. За что получил награды?.. Каков экипаж на самолете?.. Берут ли девушек в авиацию?..» И много, много других…
Под конец откуда-то с галерки из темного угла раздался развязный, ядовитый голос, полный ехидного сочувствия:
— Летчик! А отчё ты поседел?.. От страху?..
Зал возмущенно ахнул и замер в растерянности, словно ожидая, что будет дальше и чем все это кончится.
Володя краем глаза видел, как покраснели Александр Александрович и Фелицата Константиновна. Видел и чувствовал на себе разные взгляды. В большинстве стыдливые и сочувствующие. Но были и любопытные, насмешливые: «Ну, поглядим? Что ответишь? Как выкрутишься?..» Кое-где раздалось едучее хихиканье…