В сложном полете

— Глядите! — заулыбался Владимир и, вытащив из мешка огромную банку свиной тушенки, поставил на стол.

— О-о! — начал было Ленька.

— Глядите! — и вслед за первой вытащил еще несколько банок.

— А-а!..

Потом достал увесистые пачки пшенного и горохового концентрата, несколько булок серого и белого хлеба, фляжку спирта и, наконец, плитки шоколада.

Ленька буквально ревел от восторга, меняя о-о! на а-а! и наоборот. Смеялась радостно Валя, улыбалась довольно мать, качая головой.

— Володя? Где ты все это достал? — удивленно-испуганно спросила она.

— Паек за отпуск выдали, да ребята надавали. Знаешь, какие у нас мировецкие ребята в полку?.. Если бы все привезти, что они натащили, то десять мешков бы потребовалось!.. А командиры какие?!. Останин! Вадов! Панкратов!.. Выпьем по рюмочке в честь моего приезда? — открывая фляжку, предложил он.

— Выпьем! — живо откликнулся Ленька — Сейчас достану рюмки.

— Стоит ли, Володя? Мы ведь отвыкли… С 41-го не пили…

— Ну по одной? За наше здоровье, за нашу победу!..

— Ну уж токо по одной. А остальной спирт отдал бы мне, сынок? Я бы на него воз сена корове достала… На зиму бы хватило…

— Бери, конечно. Знал бы, так больше привез…

— И на том спасибо! Сейчас за спирт что угодно достать можно. Пробивней денег!..

Владимир, мать и Валя выпили. Ленька, наблюдая за ними, от души хохотал. Его уж очень развеселил вид матери и сестры, когда они, глотнув обжигающей жидкости, замерли с открытыми ртами и выпученными, застекленелыми глазами. А потом, не произнеся ни слова, судорожно глотали воздух, словно рыбы, выброшенные на берег.

— Ой! Ей! Ей! Сколь он зол?! — махала руками мать и вытерла тылом ладони выступившие слезы. — Так и палит, так и жгет проклятый, будто горящую головешку проглотила…

Насилу закусив и кое-как придя в себя, она умоляюще говорила:

— Володя, ты уж ради бога не пей там. А то, не приведи господи, научишься, привыкнешь, алкоголиком станешь…

— Что ты? Что ты, мама? Нам после боевых вылетов положено по 100 граммов, так я всегда отдаю свою норму ребятам. Они смеются надо мной за это. Маменькиным сынком называют…

— Ну и пусть! А ты не пей!..

— Володя, а ты летал к партизанам? — спросила сестра.

— Летал…

— Про папку там не спрашивал? Не искал?..

— Конечно, спрашивал, но разве найдешь?.. Там народу тоже много. Да и во всех отрядах надо побывать, а это невозможно…

Молчали. Только Леня продолжал стучать ложкой, уплетая тушенку.

— Вот бы приехал он сейчас, заходит домой, а вся семья в сборе. Вот было бы радости! — вытирая слезы, говорила мать.

— Да-а, пропал наш папка, — вздыхала Валя, горестно покачивая головой.

— Да хватит вам реветь! Вернется он! Я знаю! Вот увидите! — возмущался Ленька, оглядывая родных. — Ешьте лучше мясо! А то все съем!.. Просто не верится, что такую вкуснятину до войны ели каждый день!.. Ох и жили же тогда?! А казалось, плохо?!.

…Легли спать далеко за полночь.

Под самое утро сквозь сон Владимир услышал, как мать наказывала семье:

— Ему надо поправляться после болезни. Не смейте есть его продукты. Говорите, что не хотите, или старайтесь не быть дома во время его завтрака, обеда иль ужина.

Владимир, не открывая глаз, предупредил:

— Мама, если так будете делать, я завтра же уеду обратно на фронт. Поняла?..

— Поняла, — упавшим голосом тихо ответила она.

— Куда так рано?

— Леня в школу, Валя к корове, а я на завод. Сёдни отпрошусь пораньше… А может, ради тебя и отпуск на недельку дадут…

Владимир проснулся около полудня, когда Ленька вернулся уже из школы. Нахлобучив шлем, утонув в унтах и меховой куртке, он важно расхаживал по комнате, приговаривая:

— Что ж! Можно в такой одежде летать! Можно бить фрицев! И меня так одень, так я бы показал им!

— Послушай, гроза фашистов! — вылезая из-под одеяла, сказал Владимир. — Отдай мне брюки и унты, а сам займись печкой!

— А тебя в школу приглашают! — остановился Ленька, «пинком» скидывая с ног унты.

— Кто?!

— Твои учителя и одноклассники!

— А откуда они узнали о моем приезде?

— От меня. А теперь расскажи, за что получил вот этот орден и медаль?

Ленька, распахнув куртку, потряс наградами перед носом Владимира.

— Нет, об этом вечером, когда лягем спать. А сейчас отдай гимнастерку и расскажи про знакомых ребят. Кто, где и чем занимается?..

— А кто тебя интересует?

— Пашка Засыпкин где?

— По твоим стопам пошел. Добровольцем в штурманское училище.

— Молодец! Умыться-то в кухне?..

— Да.

Братья вышли из комнаты.

— А Мишка Мирон где?.. В армии? — фыркал под умывальником Владимир.

— Ну да?! Пойдет он туда?! Там же убить могут?!. Дома у матери под юбкой сидит!..

— Как?! Он же с 24-го года?!..

— Был когда-то!.. Мать ему где-то достала метрики, так он теперь с 27-го!

— Вот подлец!

— Ты, чтобы попасть на фронт, год себе прибавил! Он, чтобы не попасть, три убавил!..

— Подлец! Увижу — в глаза плюну!..

Раздавшийся стук в дверь прервал разговор братьев.

— Да! Да! — метнулся Владимир в комнату. За ним Ленька с полотенцем в руках.

— Гимнастерку! — выхватывая полотенце, скомандовал Владимир.

Брат услужливо подал ее. Владимир едва успел подпоясаться ремнем, когда в комнату несмело вошли Галька Короткова и Светка Вольская. Остановились на пороге.

— Здравствуйте! С приездом, Володя!..

Короткова — крупная брюнетка, приветливо улыбаясь, смело уставилась на Владимира своими «мохнатыми» глазами.

Света — беленькая, аккуратненькая, слегка порозовев, стояла потупившись. Трепещущие веки, да полуоткрытые вздрагивающие губы еще больше выдавали ее душевное состояние.

— Здравствуйте! — как-то несмело ответил Владимир и тоже смутился.

— О-о! Поздравляем тебя, Вовочка, с боевыми наградами и желаем заслужить их еще больше!..

— Спасибо!.. Вы проходите.

— Нет, мы ненадолго. По поручению школы и особенно нашего 10-го класса приглашаем тебя, Володя, завтра на вечер, посвященный Дню Красной Армии.

— Спасибо, но вы проходите. Ведь не ругаться же пришли?..

— Идем, Светка! — Галина, дернув ее за руку, прошла к столу. За ней Света. Присела неслышно на краешек венского стула. Вскинула голову и так доверчиво, ясно взглянула на хозяина, что тот невольно почувствовал тепло ее глаз.

— Какие у вас новости? Как поживают ребята?..

— Господи?! Да какие у нас ребята? — безнадежно махнула рукой Галина. — Кто сам в армию ушел, кого забрали, кто на завод, кто уехал! Полтора парня на весь класс осталось, и те калеки! А было шестнадцать!..

Света умоляюще взглянула на Галину, потом, отвернувшись, опять залилась краской.

— Правда! Правда, Вовка! — влез в разговор Ленька, примостившись на коленках на стуле и облокотившись на стол. — У нас в классе и то бросили учиться Ленька Волков, Гришка Терентьев, Петька Дегтярев!..

Приход матери и сестры прервал этот разговор. Девушки встали чуть сконфуженные, засобирались домой. Уже в дверях Короткова сказала:

— Дарья Яковлевна! Валентина Петровна! Вы хотя бы раз зашли к нам. Мама часто вспоминает вас и нахвалиться не может.

— Да? А я и не знала?! — по простоте душевной удивленно ответила мать.

Света аленькая, как утренняя зорька, из-за плеча подруги еще раз насмелилась прямо взглянуть в глаза Владимиру и тут же вышла из комнаты.

— А мне отпуск тоже дали, Володя! — обрадованно сообщила мать, когда закрылась дверь за девчонками. — Раз у тебя сын герой, с фронта приехал, то будь пока дома, а мы за тебя и за себя сработам, — сказало начальство и девки по бригаде…

В этот день, как и в последующие, до самого позднего вечера в гости к Ушаковым шли женщины-солдатки, знакомые и незнакомые, прослышавшие о приезде сына-фронтовика. И почти все с одним вопросом: «А не видал ли там, на фронте, моего мужа, сына или брата?.. Чё-то давно нет писем от него…»