Страница 412 из 433
Мышка Титти и мышка Тэтти
Жаклин уже ходила с Эдельвейс в детские магазины выбирать игрушки, в многочисленные лондонские детские кукольные театры, новогодние представления, цирк для самых маленьких, лондонский зоопарк. Они вдвоём уже вовсю осваивали развивающие игры и конструкторы. Эдельвейс пробовала изучать буквы английского алфавита.
Иногда в гости приходила Сара Абрамсон со своим внуком Джереми, когда бывала в гостях у своего старшего сына в Челси. Она оставалась с Эдельвейс, пока Жаклин бегала по Лондону по своим делам.
Раз в полгода приезжала в гости Сесилия. Девушка могла бы расспросить у неё о Чарльзе, но ей было попросту лень – настолько неинтересно и безразлично, что там у него и как. Так же, не слышала она больше и о Мэри. Наверняка, женщина опять стала вести оседлый образ жизни в своём Корнуолле.
После смерти дядюшки Жаклин практически перестала ездить в Глазго. Плата за квартиру ей поступала ежемесячно, никаких особых хлопот с квартирантами не возникало, но девушка всё-таки иногда подумывала, что логичней было бы продать дядюшкино наследство и положить деньги в банк. Ей платили бы примерно такую же сумму в виде процентов, сколько квартиранты давали в виде оплаты жилья, но она не решалась. Её дочь по рождению была шотландкой, хоть и носила фамилию Фортескью, и у Жаклин в очередной раз не поднималась рука на «место под солнцем» в Глазго.
Иногда звонила даже Марго, не смотря на свою «футбольную команду на дому» — как она выражалась. Об Эдельвейс Марго, как и все остальные в Глазго, не знала. Все знакомые в Шотландии, были только лишь в курсе того, что Жаклин уехала из Оксфорда и живёт теперь в Лондоне. Девушка иногда просто поражалась выдержке своей мачехи.
Эшли тоже больше не приезжала в Лондон, но звонила довольно часто.
Однажды она обмолвилась, что у Кирка с какой-то там француженкой Матильдой родился сын. И причём уже давно, ещё в апреле две тысячи тринадцатого года. Мальчик всего на полгода младше Эдельвейс. А чуть позже она объявила, что Кирк, оказывается, уже давно живёт в Париже. Больше мачеха ничего не знала, но сказала, что Алиса не исключает скорую женитьбу своего младшего брата.
Жаклин сразу вспомнила мисс Гаврош.
«М-да, Тильда, кстати, похожа на ту, ради которой и во Францию, и в Испанию, и на край света уедет даже такой как Кирк. Если она захочет, разумеется», — подумала про себя девушка в тот момент. Но если бы выяснилось, что мистер Бикстер занялся личной жизнью и завёл семью, она бы только несказанно обрадовалась и выдохнула с облегчением.
Когда Делли исполнилось полтора года, и пока ещё Жаклин не вышла на работу, она подарила радости материнства и своей хулиганке. Почти всем этим занимались члены клуба кинологов, а от девушки требовалось только не препятствовать. Сула привела четырёх щенков, которых Жак, при участии всё тех же кинологов, продала через два месяца.
Декретный отпуск доктора Рочестер подошёл к концу в апреле две тысячи пятнадцатого года, когда Эдельвейс исполнилось два с половиной года. Жаклин вышла на работу, а её дочь пошла в детский садик.
И вот тут девушка вплотную столкнулась с трудностью, к которой уже какое-то время мысленно готовилась.
Если в декретных отпусках с детками в основном сидят мамы, а папы работают, то в детский садик к ним приходят всё-таки оба родителя. Естественно, к тем, у кого они имеются.
Девушка уже дано задумывалась над тем, что же ей лучше дочери говорить про папу? Сочинять нечто очень сказочное и ещё более героическое абсолютно не хотелось. Сказать правду? Об этом не могло быть и речи – меньше всего Жаклин хотела настраивать ребёнка против собственного отца, каким бы подлецом тот не оказался. Она точно знала, что от этого больше страдают сами дети, а не их папы. Пусть Делли вырастет, и сама во всём разбирается.
А пока девушка решила ничего не выдумывать, а рассказать про Алекса близко к истине, излишне не обнадёживая. А именно: их папа учится, получает образование в далёкой большой стране, но у него своя, другая жизнь, и как он дальше поступит, он сам не знает, а решит только, когда закончит учёбу.
А ещё, если Эдельвейс спросит про папу, Жаклин приготовилась из раза в раз повторять дочери, что папа её любит. Девушка отлично понимала, что рано или поздно, случайно или преднамеренно с чьей-либо стороны, Александр обязательно узнает, что у него есть ребёнок, его плоть и кровь. И в том, что он не отвернётся от своей дочери, а полюбит её, Жаклин не сомневалась ни секунды – МакЛарен слишком любит себя.
Всё это время Жаклин пришлось как-то улаживать свои отношения с мужчинами.
Она ясно видела, что продолжает привлекать внимание, как и до встречи с Чарльзом, но также чувствовала, что по-прежнему держит их на расстоянии своей сдержанностью и равнодушием. И на первых порах девушка была этому несказанно рада. Но время шло, тоска по Алексу даже не то, что ослабла или поутихла, хотя и это было правдой, она постепенно шаг за шагом отступала на второй план, будто постепенно пряталась за спину хозяйки. Разумеется, иногда она нашёптывала на ушко, что хватит с тебя браков не по любви, неужели тебя жизнь не учит, но её голос становился всё тише, а доводы всё неубедительней.
И однажды, когда Эдельвейс исполнилось два с половиной года, весной пятнадцатого, Жаклин отправилась на семидесятилетие к доктору Абрамсону. Пожилой врач решил всё-таки оставить трудовую деятельность и удалиться на покой. По этому случаю была устроена не вечеринка, а именно застолье а-ля фуршет и не в ресторане, а у доктора дома.
Одним из гостей, кстати, довольно многочисленных, был некто по имени Роберт Доринсон, как оказалось, врач-педиатр по профессии. То ли то, что этот мужчина являлся вхожим в семью людей, которых она безмерно уважала, то ли он ей действительно понравился, то ли дело было опять в ней самой и просто пришло время, но Жаклин согласилась дать ему номер телефона.