Страница 410 из 433
Услышав звук, Жак будто очнулась. Девушка достала вещицу, довольно плотно установленную в пазы на подставке. В руках туфелька чувствовалась плотной, хрупкой и холодной. Девушка, слизывая слёзы с губ языком вертела эту красивую штуку и так и эдак. Это было настоящее произведение искусства.
— Как же я его люблю, — очень тихо прошептала она. — Дура, — добавила Жаклин ещё тише, уже почти спокойно и, развернувшись, швырнула эту красоту в угол комнаты. Каблук отлетел, брошь разлетелась по комнате россыпью камней, но сама колодка осталась целой.
Успокоив на втором этаже проснувшуюся от грохота Делли, Жак опять вернулась в комнату для гостей, собрала все осколки и саму туфлю в пакет, а на следующий день прошла с коляской на почту, там упаковала эти остатки в почтовый пакет, написала на нём адрес Александра в Оксфорде и отправила.
Это случилось девятнадцатого октября. А через два дня, которые Жаклин, кстати, благополучно проплакала, у парня был день рождения. Девушка полагала, что будет абсолютно справедливо, если он получит туфельку, вернее то, что от неё осталось, к праздничному столу. Но сама она двадцать первого числа всё-таки позволила себе выпить глоток вина за его здоровье. Ведь именно он подарил ей такого чудеснейшего ребёнка.
Чарльз не объявлялся и не давал о себе знать. Так получилось, что кроме Сулы и фотографий у Жаклин от него почти ничего не осталось. Флакон духов Givenchy, которые он дарил жене на двадцать пять лет, закончились, а красивые кухонные шторы, о каких она мечтала, и которые он организовал ей на двадцать шесть лет, девушка не стала снимать с окна, а так и оставила в Оксфорде.
Но зато как-то спустя пару недель после дня рождения Алекса, ей позвонила Сесилия и рассказала, что Чарльз попал к ним в больницу с обеими отбитыми почками и ещё чем-то там, подруга точно не знала. Она слышала, что он якобы возвращался поздно вечером с паба и его сбил мотоцикл. Чарльз ударился спиной об асфальт и отбил почки. А потом пришёл домой и вызвал скорую.
Девушка сначала вообще ничего не поняла, а потом вся обмерла.
«Эшли», — догадалась она. Но ей настолько полегчало от этой новости, что отругать мачеху у неё просто не повернулся язык.
Когда Делли стукнул месяц, Эшли с дядюшкой приезжали к Жаклин в гости. Увидев маленькую копию Александра МакЛарена, дядюшка немного скривился, но тут же оправился и заулыбался, потому как пускание пузырей ещё ни одного взрослого не оставило равнодушным. Мистеру Фортескью даже дали подержать и понянчить четыре килограмма живого веса.
Его не стало в ночь на двадцать седьмое ноября. Эшли позвонила Жаклин уже в девять часов утра. Дядюшка Лам умер во сне.
Оставив Эдельвейс всего на сутки у доктора Абрамсона, Жаклин полетела на похороны на самолёте.
Мистер Фртескью завещал им с мачехой напополам свою квартиру, а Жаклин – ещё и тридцать с лишним тысяч фунтов стерлингов в придачу.
Эшли тут же наотрез отказалась от своих претензий на долю. Женщина сказала, что ещё не выжила из ума, чтобы претендовать на наследство девушки, которая в девять лет осталась сиротой, а сейчас, так и вообще, одна на всём белом свете.
— Что-то Лам тут явно напутал, — категорично заявила она тогда.
Кстати, она рассказала падчерице об Итане с Марго, которые, понимая, что троим мальчикам будет уже тесно в этой квартире в центре, решили взять в кредит дом загородом, поэтому сама она сможет освободить дядюшкину жилплощадь и спокойно вернуться к себе в Balornock.
Услышав, что Марго с Итаном взяли кредит, Жаклин, ни секунды не колеблясь, заявила, что тридцать тысяч фунтов отдаст им на погашение. Как сказала, так и сделала – перевела на счёт Марго всю дядюшкину сумму целиком до последнего пенни.
Эшли довольно скоро документально оформила отказ от наследства, а вот Жаклин всё некогда было явиться к нотариусу и переделать владение квартирой дядюшки полностью на себя.
Поэтому, пока по документам они сдавали внаём его жильё пополам, хоть все пятьсот фунтов отправлялись на счёт падчерице. Той они особенно пригодились после того, как Делли исполнился годик, и её маме существенно урезали пособие.
Когда Александр блестяще закончил Оксфорд и уехал в Нью-Йорк, Эдельвейс исполнилось восемь месяцев, которых ей с лихвой хватило, чтобы полностью дать понять миру, что лоб, брови, глазки и губки, это далеко не всё, что она взяла от своего папочки, потому как, все восемь месяцев девочка отменно орала.
Её мама уже начинала потихоньку жалеть, что дала крикунье имя такого нежного, невинного, горного цветка. Что-то оно никак не вязалось с манерой поведения названной им красавицы – Жаклин восемь месяцев почти не спала. Новоиспеченную родительницу и выматывало, и безумно смешило то, с каким упорством этот маленький МакЛарен взялся за её воспитание. К тому же, Эдельвейс не очень хорошо кушала. Этим она пошла в мамочку.
Когда их папа поступил в аспирантуру Колумбийского университета, его доченьке исполнился годик.
Она стала чаще улыбаться, милостиво позволила-таки своей мамуле выспаться и теперь уже засовывала себе в рот четыре пальца руки, а не один большой, как раньше.
Отмечали годовщину вместе с детьми, взрослыми и собаками. Пришли мистер Абрамсон со своей Сарой и Нуппи, приехала Сесилия и ещё заскочила поздравить новая знакомая Жаклин – Увил Райтли вместе со своей почти годовалой Индирой. Женщины познакомились в парке Broock, гуляя с колясками.
Александр больше не давал о себе знать, Эшли ничего не рассказывала, Жаклин не спрашивала.