Страница 157 из 433
Чарльзу девушка купила ежедневник в Оксфорде, запихнув подальше в себя угрызения совести по поводу такой, можно сказать, неприличных размеров разницы, в количестве вложенных в оба подарка – для любимого человека и для мужа – финансов и фантазии. Дядюшке же в презент племянница заказала новые очки – терять, ломать, разбивать, забывать, давить свои очки являлось его коронным номером, поэтому новые ему никогда не будут лишними.
Повезло ей и с подарками для Эшли, Алисы и Марго. Её соседка, художница Танита Тикарани, иногда брала заказы на оформление декораций в школах и театрах, а так же на художественную роспись предметов интерьера и стен. А еще время от времени они с мужем занимались поделками из дерева.
Гвидо заказывал у какого-то плотника, кажется, из Kidlington, различные заготовки: подносы для пива, большие деревянные декоративные блюда, подставки для ножей, кухонные разделочные доски, небольшие навесные шкафчики и полочки, шкатулки, иногда даже рамы для картин, а Танита их расписывала на заказ красками, изображая на них различные мотивы по желанию заказчика или на свой собственный вкус. После чего её муж покрывал их лаком, и заказ был готов.
Жаклин, будучи у них в гостях, залюбовалась на кухне расписанной хозяйкой деревянной хлебницей. Девушке очень понравились сочные, броские, яркие, не смешанные, насыщенные краски ягодного натюрморта на манер примитивизма или наивного искусства, поэтому она, долго не раздумывая, заказала три разделочные декоративные доски для своих новых знакомых женщин из Глазго. Где-то дня за четыре до Рождества Танита позвонила и сказала, что заказ выполнен и его можно забрать. На одной из досок была изображена жар-птица, на другой – Арлекин, а на третьей – радуга, нависшая над маленькой сказочной избушкой с палисадником.
Жаклин очень хотела прикупить что-нибудь интересное для Дженни, но, зная по рассказам Алекса о креативных вкусах сестры, сформировавшихся занятиями рисованием, лепкой, дизайном и изучением национальных художественных промыслов и мировой культурологи, махнула рукой – за таким подарком нужно ехать в Лондон на Portobello road или в центр современного искусства. Поэтому она прикупила для Дженн и мальчишек Марго по пакету сладостей в праздничной упаковке и после этого засобиралась в Глазго.
Конечно же, как настоящая англичанка, Жаклин даже и помыслить не могла изменить рождественским традициям – их с Чарльзом квартира благоухала купленными, уже оформленными как следует, ветками хвои и небольшой ёлочкой, установленной в углу гостиной. С двадцать четвертого на двадцать пятое была зажарена в духовке молоденькая гусыня под крыжовниковым соусом и сварен plumpudding*. В этот пудинг девушка, как и всегда, положила напёрсток, своё обручальное кольцо, пуговицу и монету.
Они с мужем по традиции сели ужинать вечером двадцать четвёртого декабря, не забыв про Сулу, которая понятия не имела, что происходит, но была всему рада по умолчанию. Конечно же, всё гадальное блюдо они съесть не смогли, но Жаклин, тем не менее, успел достаться кусочек с наперстком, который по приметам гарантировал ей холостую жизнь, а её муж ухватил порцию с монетой, которая означала богатство – мужчина радовался как ребёнок. Обручальное кольцо девушки осталось внутри блюда, к немалому её облегчению, поэтому, уезжая в Глазго, она наказала Чарльзу, что оставляет кашу для его сестры. Может, Меринэлл тоже захочет погадать и отрежет себе кусочек, и именно там окажется обручальное кольцо. Не исключено, что гадание окажется пророческим, и корнуоллка в наступающем году расстанется со своей холостой жизнью всем на радость.
Кстати, о Мэри.
Она обещала приехать к ним двадцать пятого, после обеда, чтобы успеть послушать вместе с братом рождественскую речь королевы в три часа пополудни. Поэтому Жаклин приняла решение ехать в Глазго самым ранним утром этого же дня. Своё столь поспешное отбытие в Шотландию, даже не повидавшись с золовкой и не выслушав по телевизору всё, что накипело у монаршей особы, она объяснила стремлением успеть проводить в отпуск Марго с мужем, которые на Новый год собрались в жаркие страны «за девочкой» — как объяснила сама мать двоих сыновей. Она позвонила Жак где-то числа пятнадцатого декабря и пригласила чету Рочестер на небольшой домашний ужин по случаю их с Итаном отъезда.
Это приглашение для Жаклин подвернулось как нельзя кстати – ей очень хотелось разминуться со своей золовкой – после вечеринки девушка никак не могла привыкнуть к своему новому отношению к сестре своего мужа, которая открылась для неё слегка в ином свете.
Во-первых, сама Жак ничего не могла с собой поделать – чувствовала себя той самой «счастливой соперницей» по отношению к Меринэлл, хоть здесь слово «соперница» звучало как-то даже нелепо. Так получилось, что у девушки и до этого были поводы для жалости по отношению к сестре своего мужа – всё-таки у той не сложилась личная жизнь, и, когда умерла её мать, женщина осталась совсем одна, а Жаклин очень хорошо знала, что такое настоящее одиночество, и вот теперь в полку поводов для жалости прибыло. Невестка понимала, что ни в чём перед Мери не виновна, но всё равно чувствовала себя немножко неуютно, тем более что как бы там ни было, но корнуоллка согласилась пожить у них в квартире на каникулах с Сулой, пока Чарльзу предстоит улаживать свои дела во Франции, а Жаклин – гостить в Шотландии. Видимо, оставаться одной в Хемпстоне для Мери сделалось уж совсем невмоготу, может, именно поэтому она в телефонном разговоре с Жаклин благословила идею той навестить в столь радостное, благостное время своего уже немолодого дядюшку, единственного родственника, который её вырастил.