13 минут

– В больнице у меня возникло странное ощущение, – объяснила я. – Я осознала, насколько все хрупкое.

Это правда. Мысль о том, что я чуть не умерла – по-настоящему, а не просто на тринадцать минут, – все еще вызывает у меня дрожь.

– Тогда давай так и сделаем, – сказала мама, улыбнувшись. – Но пусть для тебя это будет праздником вашей дружбы, а не страхом потери.

Иногда она слишком сентиментальна, но, возможно, в данном случае была права. Я тоже улыбнулась. А как же иначе? Мне ведь нужна была ее кредитка, чтобы за все заплатить.

– А что насчет Ребекки? – неуверенно спросила она, когда мы уже выбрали тонкие браслеты с брелоками и серебряными сердечками с надписью «Друзья навсегда». Может, они выглядели немного детскими – ладно, совсем детскими, – но они точно были не безвкусные. Цена это подтверждала.

Я ненадолго задумалась. Бекка. Конечно. Но не браслет. Это было бы смешно, учитывая все, что произошло, но у меня появилась другая идея.

Когда мы пришли домой, позвонила невыносимо серьезная инспектор полиции Беннет – хотела убедиться, что все хорошо и я спокойно добралась домой. Она сказала родителям, что в данный момент расследование приостановлено, но чтобы они сразу же звонили, если я что-нибудь вспомню. Она говорила все это моему отцу, будто я из какой-то далекой страны и ни слова не знаю по-английски или, и того хуже, словно я пятилетка.

Ну а что, если именно отец толкнул меня в воду? Что, если это так, миссис умная инспектор полиции? Едва ли я смогу попросить у него твой номер, чтобы позвонить и сказать: «Эй, угадай-ка, что я вспомнила». Потерять память плохо и без того, что другие вдруг стали считать меня отупевшей.

Когда они договорили, папа спросил, хочу ли я заказать где-нибудь обед. Мы редко заказывали еду на вынос. Мама гордилась своими кулинарными навыками, но при этом настолько стеснялась быть домохозяйкой, что нам пришлось нанять горничную, которая приходит дважды в неделю и занимается глажкой. Среди ее подруг отказ от работы – это символ статуса, но иногда я думаю, что так много вина в обеденное время – не показатель полноценной жизни. Когда-то давно, до моего рождения, она работала. Тогда же она и встретила папу. Как бы то ни было, мама отлично готовит и гордится тем, что каждый вечер ставит на стол полезные, но вкусные блюда. Это как раз тот момент, который я стараюсь не пропускать, потому что тогда моя жизнь становится проще. Мои родители, похоже, не сильно озабочены тем, что не знают, где я нахожусь каждую минуту, но им действительно нравится, когда мы ужинаем всей семьей, даже если мама просто грызет салат, делая вид, что ест. Обычно я выделяю на это минут пятнадцать, а они, как правило, считают это приемлемым.

Видимость. Это все только видимость. Я думала о том, что мы пополдничали тортом. Думала про лишние калории. «Хрен с ними!» – в конце концов заключила я. Я ведь чуть не умерла.

– Было бы неплохо заказать китайскую еду, – сказала я.

– Значит, китайскую, – согласился папа. – Как пожелает моя принцесса. – Он взял кофе и направился обратно в кабинет.

Было уже больше двух часов дня. Мне следовало пошевеливаться. У меня были дела.

– Я хочу отвезти эти подарки, – сказала я. – Чтобы для них это был сюрприз, когда они вернутся из школы.

Мама начала было говорить, что она отвезет меня, но я ее прервала:

– Все будет хорошо. Обещаю.

Я была твердой и крепкой. Как и моя кожа. И я знала, что она не станет со мной спорить. Она практически никогда не спорит. Если честно, за исключением этого почти смертельного происшествия, у нас все было гладко, а ведь я делала в общем-то все, что хотела, с шести лет. Никаких проблем или ужасных инцидентов. Кроме случая с классным хомяком в первом классе и того, что случилось с идиотским выходным платьем Бекки, когда нам было по шесть лет, но все это быстро забылось. Взрослые прощают детей. Это были хорошо усвоенные уроки.

Я пообещала, что вернусь приблизительно через час. Я не буду долго гулять. Я все еще чувствую себя уставшей. Последняя фраза была ложью. Я не была уставшей. Даже наоборот, я чувствовала себя бодрой.

Мама согласилась. Я надела новое пальто – только чтобы угодить ей. В целом я хорошая дочь. По крайне мере стараюсь быть таковой. А пальто это отличное, красное. Оно подходит к моим светлым волосам, но подойдет и к темным, если я перекрашусь. Хоть мне и нравится, что мы сейчас выглядим одинаково, я скучаю по темному цвету волос. Мне иногда хочется снова стать брюнеткой.

Я торопилась. На улице похолодало и надвигались снеговые тучи, а я уверенно шагала по ледяной каше. Это лучший способ. Падает на льду всегда тот, кто слишком осторожен. Я должна быть смелой. Решив начать с менее близкой подруги, я направилась к дому Дженни.

На пороге мне пришлось пережить удушающие объятия ее мамы, а потом я спросила, могу ли оставить подарок для Дженни на ее кровати. Лиз прослезилась, и ее слезы стали черными. Она плакала дешевой тушью.

– Ох, дорогая, это так мило! Они действительно переживали о тебе, обе. Знаешь, мне кажется, она совсем не спала с тех пор, как мы узнали. Она и не подозревает, что я в курсе. Я понимаю, что вам, девочкам, нужно собственное пространство, но я слышала, как она посреди ночи говорит по телефону. Слышала, что она встает попить. Наверное, в школе заметили, в каком она состоянии, потому что даже звонил один из учителей, спрашивал, все ли с ней в порядке. И, конечно, где же ей и быть, как не у тебя в больнице вместе с Хейли? – Она гладила мои волосы. – Вы трое как сестры, не так ли? Двойняшки.

Я хотела указать на ее математическую ошибку, но вместо этого пробормотала да и взлетела по лестнице, на ходу расстегивая сумочку. Моя мама, наверное, наливает себе первый за день стакан, но Лиз, должно быть, уже прикончила бутылку. Не знаю, как Дженни справляется с этим.

Я сделала то, зачем пришла, – оставила красиво упакованную коробочку и маленькую открытку на ее подушке и насладилась моментом удовлетворения, перед тем как спуститься в гостиную. Лиз не пошла за мной. Наши спальни – это наши святилища, и Дженни способна была закатить истерику, если бы мама стала рыться в ее вещах. Лиз позволено только оставлять чистое белье Дженни у нее на кровати. Дженни нравится самой складывать свои вещи. У порога я опять обняла Лиз, а затем пошла к Хейли. Я считала повороты между их домами. Тринадцать. Я постаралась выбросить это число из головы.

У Хейли было легче. Ее мама больше похожа на мою – она заботливая, но сдержанная в проявлении чувств. Она пустила пару слезинок на пороге, увидев меня здоровой, но они не образовали разводов туши на ее щеках. На ее лице я читала облегчение от того, что это я чуть не утонула в реке, а не Хейли. Она смотрела на меня, на мои светлые волосы, а я понимала: она думает, что на моем месте вполне могла оказаться ее красивая дочь. Я также понимала, что она испытывает чувство вины из-за такой мысли, а затем облегчение от того, что в конце концов все хорошо закончилось. Я умею читать по лицам.

Ее объятия были слабее, чем у Лиз, а проводив меня к лестнице, она так и осталась там стоять, пока я не вернулась. Она не трогала мои волосы, не изливала своих чувств. Я управилась с визитом за пять минут.

Более странно было дома у Бекки. К тому времени, как я туда добралась, мое лицо разрумянилось от холода, а из носа начало течь. Я не считала повороты. Не хотела опять насчитать тринадцать. Я позвонила в дверь, и мое сердце заколотилось в груди от неожиданного волнения. Давно я здесь не была. Годы прошли.

При виде меня Джулия Крисп открыла рот от удивления, а затем сменила это выражение на радушное. Я видела, что она оценила мое пальто, гладкие волосы, все мое великолепие «соседской девочки». Я видела, что она размышляет о том, как выглядела бы Бекка, если бы мы все еще дружили. Она бы выглядела такой же запущенной, как сейчас? А может, она бы не была такой невзрачной?