Страница 10 из 18
Хейли и Дженни обняли меня, и мы превратились в сплетение волос, пальто и горячего дыхания. Поджарые руки сжимали меня крепче, и я знала, что это была Хейли. Когда они отстранились, я почувствовала, что кожа лица стала влажной от нашего дыхания.
– Пиши нам, – сказала Хейли. Она выглядела грустной. Помедлив, она добавила: – Мы правда тебя любим, Таша. Ты перепугала нас до смерти.
Дженни кивнула:
– Быстрее возвращайся в школу. Нам тебя не хватает.
Прошел всего день. Интересно, как они могли по мне соскучиться, если, без сомнений, все время говорили обо мне? Я знаю, что это плохая мысль. Я должна радоваться, что мы снова друзья.
В конце концов, именно этого я и хочу. В последнее время в наших отношениях появились трещины.
– Мне тоже вас не хватало, – сказала я.
В этой фразе я использовала прошедшее время, но они этого не заметили. Я скучала по ним по-своему. Они были моими лучшими подругами.
Может, сейчас все будет по-другому.
9
Это было слишком странно. Не думаешь?
Ты серьезно будешь писать мне с заднего сиденья?;-)
Хочу об этом поговорить. Ррррр, твоей маме. И что это за дерьмовая музыка?
Отстой из девяностых.
Да уж, было странно. Она и правда ничего не помнит.
Думаешь, вспомнит? Мне страшно.
Мне тоже. Я позвоню тебе позже.
Я хотела, чтобы она умерла.
УДАЛИ! Все будет в порядке.
Удалить весь разговор или только это?
Разговор.
Это такое идиотское дерьмо.
Не волнуйся. Давай, удаляй.
10
Эйден скручивал косяки быстрее, чем кто-либо из знакомых Бекки, и они у него получались ровные. Его косяки были чертовски хороши, заключила Бекка, глубоко затягиваясь и наблюдая, как бумага тлеет оранжево-красным, а маленькие семена травки трескаются внутри. Три, пять или семь листов бумаги для самокруток – все они всегда были одинаковыми: идеальный баланс травки и табака, – и тебе не нужно было тянуть слишком сильно, и никакая хрень никогда не попадала в рот, как в случае, если самокрутка свернута слишком слабо.
Она хихикнула и закашлялась, когда ее начало накрывать, согревая лицо, которое все еще покалывало от холода, хотя в комнате было очень жарко. Мама Эйдена не экономила на отоплении. И да здравствует она хотя бы только за это. И еще за пиццу, которую она им купила.
– Хорошая дурь? – спросил Эйден.
Бекка, положив голову ему на плечо, смотрела в потолок.
– Хорошая дурь, – сказала она и улыбнулась. – А теперь покорми меня пиццей.
Он вытащил большой кусок из коробки и поднял его у нее над головой. Она потянулась, чтобы откусить, и он отодвинул его так, что она не могла достать.
– Меняемся.
Она поводила перед его лицом косяком, а затем с усилием поднялась, не обращая внимания на разлохматившиеся волосы. Улыбаясь ему, она откусила большой кусок гавайской пиццы, сыр вытянулся в длинную нить и, оторвавшись, мокро шлепнулся на ее подбородок.
– Сексуальненько.
Она пожала плечами:
– Я не Барби. Какая мне разница?
– Барби? – Эйден выдул ей в лицо полные легкие сладкого дыма, и она вдохнула его, убрав в сторону вредную пищу.
– Ну, знаешь, как Наташа и ее банда. Такое впечатление, что они никогда не едят. И, наверное, вызывают у себя рвоту. Как же это чертовски печально!
– Я думаю, что ты страдаешь булимией и амнезией, – задумчиво произнес Эйден. Он усмехнулся. – Ты объедаешься, а потом забываешь выблевать это.
– Засранец! – Она произнесла это не совсем отчетливо, потому что ее рот был набит ананасами и сыром. Бекка доела кусок и забрала у него косяк.
– Послушай, а почему ты вообще сейчас о них заговорила? Какое тебе до них дело? С Наташей все в порядке. Вся эта хрень скоро уляжется.
– Знаю, – ответила она. – Я думаю, что эта ситуация просто все вернула. Воспоминания о том, как хреново они со мной обошлись. – И даже более того, хотела сказать она, это вернуло мысли о том, как сильно я хотела быть с ними. Что я позволила бы им быть со мной стервами, если бы только могла оставаться в их кругу. Я такая неудачница! Правда, о некоторых унижениях лучше не распространяться, если хочешь удержать парня. Никому не нужно знать, какой тряпкой она могла быть, а особенно Эйдену.
– Джейми ходил ее навестить, – сказал Эйден, – но она, по-видимому, очень устала от всего этого. Думаю, поэтому он почувствовал себя идиотом. Он и в лучшие времена не очень-то ладил с людьми. – Она протянула ему косяк, но он покачал головой: – Докуривай. Мне скоро нужно будет поиграть на гитаре.
Это было единственным, что раздражало Бекку в работе Эйдена с Джейми Мак-Махоном, – они записывались по вечерам, с семи или восьми и до полуночи, а иногда и дольше, если сроки поджимали. Это означало, что иногда она не видела Эйдена по нескольку дней. А если бы они работали днем, как все нормальные люди, то он был бы свободен по вечерам.
– Если бы он спас меня, я бы захотел его увидеть, – продолжил Эйден. – Хотя бы просто чтобы поблагодарить.
– Она и Хейли не отвечает на сообщения. Может, ей не настолько хорошо, как все думают. Когда я читала ей в больнице, она была такой неподвижной. Было трудно поверить, что она не умирает. Она была как мертвая или что-то вроде того. Наверное, не так уж легко оправиться от подобного.
Почему она вдруг начала защищать Наташу? Как долго умирают старые привычки?
– Все равно странно. И это очень в ее стиле – наплевать на то, что он проделал такой путь, чтобы повидать ее. Она могла уделить ему хоть пять минут.
– И правда, – согласилась Бекка. – Ее мама звонила моей. По всей видимости, Наташа мало что помнит. А из того дня вроде как вообще ничего.
– Все больше оснований думать, что ей было бы желательно увидеться с ним.
– Да, но это Таша. Я не уверена, что свидания в больнице – это для нее.
Эйден вопросительно смотрел на нее.
– Без макияжа. Без выпрямителя для волос. Без бюстгальтера пуш-ап.
– О, мяу. – Эйден рассмеялся, притянув ее к себе. – Ты можешь быть такой стервой, – произнес он почти ласково и запустил руку ей в волосы, наклоняясь, чтобы поцеловать.
Ей нравилось, как он целуется. Трепетное и сладкое ощущение. Под кайфом было еще лучше – а так они проводили большую часть времени, если честно. Покалывание языка, и вот наркотик уже в венах, и всего через пару секунд все ее тело начинало пульсировать. Она никогда не уставала от Эйдена. Никогда. Наташа сглупила, отказав ему.
Она подобрала Наташины объедки. Бекка пыталась не думать об этом. Эйден любил ее, Бекку. Он бы никогда не полюбил Наташу, по крайней мере, так. Она бы не стала его второй половинкой. Но ее все еще беспокоило то, что он хотел Ташу, считал ее красивой. Она действительно красивая. От осознания этого Бекке было только хуже. Но даже если бы они стали встречаться, это продлилось бы недолго. В конце концов он нашел бы Ребекку. Как только с Таши стерлась бы сияющая позолота и под ней проявился дешевый металл, он бы понял, что Бекка – его бриллиант. Конечно, он бы это понял.