Страница 4 из 22
У того холодок пробежал по спине. Но в то же время воин понял, как важно теперь дослушать всю историю до конца и не показать страха, осуждения или неприятия. Кажется, когда юный жрец наконец-то согрелся, отдохнул, поел, а, самое главное, почувствовал расположение и искреннюю заботу хозяина, служитель проникся к нему доверием и поведал самое сокровенное в своей жизни, то, что, быть может, ещё не рассказывал никому. К тому времени Куиллокуэтлачтли свернул ещё одну лепёшку с мясом и протянул новому другу.
- А что же было дальше? - спросил он и внимательно посмотрел на гостя.
- Тебе интересно? - недоверчиво спросил Тетемикточтли.
- Конечно. Похоже, ты встретился с кем-то очень-очень важным и всё только начинается.
- Да, верно, - рассказчик утёр губы рукой и продолжил, - Я тогда не связывал эти два события. Хотя, признаюсь, радовался достойному воздаянию. Тем временем родители продолжали ссориться. Однажды они где-то достали большой кувшин октли (31) и выпили за вечер. А затем снова начался скандал. Отец стал избивать мать, он пнул её прямо в живот, я тогда убежал из дому и всю ночь слонялся по улицам. Больше мама уже не вставала. Её не стало через три дня. Тогда к нам первый раз пришёл Койоичкакуаштли, наш дальний родственник. Он жил неподалёку и работал писцом при дворе тлатоани. Оказывается, он давно следил за нашей семьёй. Мужчина стал увещевать отца, говорил, что он не должен забывать о моём воспитании. Тому всё это явно не нравилось, но он дотерпел до конца и не сказал ни слова. На прощание господин вывел меня из дома и показал, где он живёт на тот случай, если станет совсем невмоготу. Но с того дня всё пошло только хуже. Отец будто бы совсем не замечал меня. Утром он уходил на работу строить городские стены. Вечером возвращался злой и усталый. Жарил лепёшки на огне, давал пару мне, ел сам и ложился спать. Он не спрашивал, как у меня дела и не давал никаких поручений, даже не пытался меня чему-нибудь научить. Говорил мне всего пару фраз в день, иногда совсем не отвечал на мои вопросы. Не прошло и двадцати дней, как у него появилась подружка. Мерзкая женщина на явно старше него с выпирающими передними зубами, от чего её лицо было похоже на беличью морду. Мне сразу не понравился её резкий голос и распущенные манеры. Всякий раз, когда она приходила, отец выгонял меня спать на улицу, а они пили октли и совокуплялись. Я иногда подглядывал за ними через дырку в занавеске. Тогда кормить меня стали не каждый день. Я изнывал от голода и иногда ходил в дом Койоичкакуаштли. Там мне давали то пирожков, то собачьего мяса, то лепёшек. Однажды писец снова пришёл к отцу и попытался вразумить, но тот набросился на родственника с кулаками. Как-то раз я, как обычно подглядывал за развлечениями отца с его потаскухой и услышал, как она сказала: "Слушай, ну зачем тебе ребёнок? Избавься от него. Когда ты свяжешь себя плащом и юбкой (32) со мной, я рожу тебе прекрасных детей столько, сколько пожелаешь". Мужчина ничего не ответил, и я успокоился. Через два дня она вернулась и подала мне три тамалли (33) с мясом игуаны. Никогда раньше блудница не дарила мне ничего. Я был очень голоден и сразу съел один. Остальные решил оставить на потом. Отец, как всегда, выгнал меня, и я пошёл на берег покидать камешки. Но тут навстречу мне попались соседские мальчишки. Они отобрали тамалли и втоптали их в грязь. Хорошо, хоть не избили. А потом мне сделалось плохо. Голова закружилась, желудок будто скрутило, как прачка отжимает мокрое бельё. Меня начало рвать, открылся понос. Когда вся пища вышла из меня, болезнь не отступила, начала изливаться вода, иногда со слизью или с кровью. Но я во что бы то ни стало решил выжить, ходить я уже не мог, и я пополз. Мои колени и локти стёрлись в кровь, ногти потрескались, тело пылало в лихорадке, сердце билось, словно у землеройки, а нечистоты продолжали исторгаться из тела всю дорогу. Глаза уже почти ничего не видели. Наступила ночь, и никто не помог мне. Только насмешливый Йоуалли Ээкатль (34) стал свидетелем моих страданий. И всё же я дополз. Нет, не к себе, там властвовала она, богомерзкая отравительница. Дрожащей рукой я постучался к Койоичкакуаштли и растянулся на пороге. Дальше меня начали лечить. Прежде всего господин заставил меня выпить несколько кувшинов воды и есть уголь. Потом позвал жрецов. Те творили заклинания, пели и трясли погремушками. Я плохо понимал смысл действа, ибо разум мой помутился. Несколько раз за ту ночь я терял сознание. Кажется, за время болезни все соки моего организма сменились трижды, как не больше. Но дядюшка, а тогда я стал называть писца дядюшкой, так как не знал, каким именно родственником он мне приходится, спас меня, не бросил умирать и не вышвырнул из дома, хоть всё жилище надолго пропахло моими испражнениями. Иногда я засыпал, но не на долго. Кошмар продлился три дня. Потом силы постепенно начали возвращаться. Однажды Койоичкакуаштли ушёл на службу, а я остался один. Тогда мне впервые пришлось задуматься о том, что случилось и как быть дальше. Я даже мысленно благодарил тех ребят, которые отобрали тамалли. Если бы я съел все три, то не смог бы выжить. Тогда же я почувствовал жуткую злость, и в то же время бессилие. Неужели болотной змее ничего не будет? Тело моё содрогнулось, зубы сжались и заскрежетали от негодования и гнева. Рука сама потянулась к груди и нащупала свисток смерти. И я во второй раз подул в него. Звук снова испугал меня. Казалось, стены задрожали, свет померк, а в комнате стало зябко. А я дул и дул, пока не выдул из себя всю ненависть. А через два дня квартал взбудоражила новость. Говорили, будто недавно потаскуха завела себе нового знакомого, гончара из района ремесленников. Тот узнал, что блудница посещает и моего отца, пришёл в ярость, подкараулил её и задушил. Тут я впервые задумался, не я ли тому виной. Тем временем Койоичкакуаштли объявил, что мне пора отправляться обратно к отцу. Как я ни умолял дядюшку оставить меня у себя, он был непреклонен. Писец в третий раз сходил к моему родителю и имел с ним продолжительный разговор. А на следующий день я вернулся домой, - здесь Спящий Кролик сделал паузу и отдышался, а Тощий Волк протянул гостю третий кусок индейки, завёрнутый в лепёшку.
- Спасибо, - сказал молодой жрец, съел угощение и продолжил, - Я думал, всё будет хотя бы по-старому. Но нет, всё стало хуже. Отец сделался мрачнее тучи. Он больше не заводил подружек. Весь день мужчина ходил злым и угрюмым. Даже лицо сделалось каким-то серым, каменным. Глаза потускнели. Со мной он вовсе перестал говорить, не произносил ни одного слова. Больше он меня не кормил. Я же ходил в затопленный лес, искал птичьи яйца, выкапывал из ила моллюсков, личинок и червей, пытался ловить рыбу, собирал какие-то плоды и лягушачью икру, иногда крал на соседних чинампах (35) незрелые тыквы и томаты. К Койоичкакуаштли я решил больше не обращаться, так как считал дядюшку предателем. Возвращался домой только спать. Хоть это мне ещё разрешали делать. А отец лишь глядел на меня изничтожающим взглядом, полным ненависти и злобы. Неужели он понял, что его любовница умерла из-за меня? Он еле терпел собственного сына и с трудом сдерживался от удара. Но вскоре я почувствовал, что слишком ослаб. Так не могло продолжаться дальше. Когда родитель отправился на работу я вернулся домой, нашёл, где он хранит еду. Там оказался мешок маиса, да горстка бобов. Я взял немного, думал, он не узнает. Но вечером он заметил и начал меня избивать. Я бегал по всему дому и еле уворачивался, а затем выскользнул на улицу. Через мгновение он выскочил. В одной руке палка, в другой - нож. И это лицо. Я хорошо его запомнил. Такое же у него было, когда он убивал мать. Только сейчас отец не был пьян. Он гнался за мной и поносил на чём свет стоит. Я же звал на помощь. На шум выбежал кальпуллек (36) и пригрозил судом. Унялся отец только когда дорогу ем преградили несколько крепких мужчин. А я ... Я добежал до края затопленного леса и схоронился на островке в зарослях чистоуста (37). Слёзы катились градом. Я вспоминал маму и взывал к богам. И тут снова неведомая сила заставила меня взять в руки свисток и дунуть. Сначала потихоньку, а затем я встал на ноги повернулся лицом к Тламанакальпану и уже дул со всей силы, не опасаясь ни крокодилов, ни ягуаров. Теперь я решил, что отец обречён. Я крутился около дома, видел, как он плетётся на работу, иногда заходил внутрь и брал зерно из запасов. Оставалось только ждать, когда же. Прошло два дня. На третий он уже не вернулся к вечеру. Начало темнеть. И тут к нам в квартал зашёл незнакомец, кажется, мелкий чиновник. Он спросил у встречной женщины, как пройти к дому кальпуллека и прямиком направился туда. Я уже знал, то есть догадывался, какую весть он принёс, сел возле дома и стал ждать. Через некоторое время мне сообщили, что во время возведения городских укреплений часть стены обрушилась, и моего отца задавило насмерть. Несколько других рабочих получили лёгкие ушибы. Моей судьбой займутся завтра. Сам не знаю, почему, но я снова заплакал и ушёл домой. Теперь я буду спать в своей постели, и никакое жуткое чудовище мне не помешает. Я сварил себе кукурузной каши и впервые за много дней наелся до отвала. Продуктов хватало ещё не три дня, было также несколько зёрен какао, но я не знал, как покупать товары на рынке. Множество мыслей смешалось в голове: страх, вина, тревога, отдохновение, забота о будущем, угрызения совести, боязнь неизвестного. Но сознание моё быстро отключилось, и я провалился в глубокий сон. Разбудил меня Койоичкакуаштли. Говорил он мало. Собрал все более-менее ценные вещи, и мы отправились к нему. Там дядюшка объявил, что ему совсем не хочется содержать меня, и что, чем раньше я его покину, тем лучше. Он постарается меня устроить в кальмекак (38), школу для жрецов, где я буду жить до конца обучения, а потом стану служителем при храме. Пока же мне нельзя сидеть без дела. Мне велели подметать дом и двор, мыть посуду и проветривать одежду господина, дабы та не пахла затхлым. На следующий день писец заявил, будто смог убедить священников взять меня на обучение. Но при этом ему пришлось соврать и сказать, что я - ребёнок огромных талантов, обладаю благородным нравом от рождения. А потому он будет меня учить правильно говорить, читать, считать и писать, связно излагать мысли и делать заключения. Главное - научиться усваивать знания, и запоминать. Если же меня выгонят из школы, то он меня больше к себе не возьмёт, и дома у меня уже не будет, так как Койоичкакуаштли получил его за опеку надо мной. В скором времени его продадут. Я сильно испугался, но решил не сдаваться. По крайней мере, меня нормально кормили, не били и не пытались отравить.