Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь

Он тоже молчал, умышленно позволяя Стасе психовать. Раздувая ноздри, мерно втягивал в себя тонкий пьяняще-сладкий аромат ее духов и сосредоточенно наблюдал. Питал тайные надежды, что Сладкая Заноза разойдется в силе своих чувств. Выплеснет наружу отравляющий душу коктейль. Аравин хотел их узреть. Жаждал вкусить хлынувшие из нее эмоции.

– Давай. Ругай, принцесса, – подтолкнул он Стасю. Голос волокнистый и намеренно придушенный, со скрытым парализующим смыслом. – Истязай.

Руки девушки напряженно вытянулись вдоль туловища и сжались в белеющие кулаки. Его принцесса научилась копить переживания. Сумей надавить – хлестанет такой волной, мало не покажется. И Аравин провоцировал, потому что вскрывать раны – спасительная необходимость.

– Ты хотел его ударить?  – сбиваясь дыханием, нервно спросила Сладкова. – Хотел избить?

– Да, – с видимым удовольствием выдал Егор. – Я бы хотел его уничтожить.

– Ты с ума сошел? – пораженно выдохнула девушка. – За что?

– Он, с*ка, хочет то, что принадлежит только мне, – откровенно заявил Аравин, медленно скользя языком к уголку рта и закусывая нижнюю губу. Опасный прищур стер с его лица всякие следы хладнокровия.

– Что за... Что за, блин, варварство, Аравин? – рассвирепела Сладкова, с силой толкнув его в грудь. – Артем – мой друг! Он пытался меня защитить, потому что ты вел себя, как чертов тиран, – сердито говорила она. – Стоя рядом со своей пассией, ты указывал мне, что делать! Никого не постеснялся. Обо мне не подумал! Я, черт возьми, не твой довесок! Начни, наконец, со мной считаться...

– Рита – не моя пассия! – огрубелым басом остановил ее Егор. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

– Знаешь, что? – надсадно зашипела Стася, пронзая его яростным взглядом. – Мне вообще по фигу! Я устала об этом говорить! Я устала об этом думать! Делай, что хочешь, черт бы тебя побрал!

Эти слова терпким ядом просочились в сознание Аравина. Разум отторгал их жестокий бескомпромиссный смысл. С бешенством отбрасывал в сторону. Гудел множеством вариаций действий. Но Егор силой их глушил. Концентрировался на эмоциях шумно сопящей перед ним Стаси.

– Лжешь, что плевать, – беспощадно уличил ее он. Дожимал до критической точки.

Реакция Сладковой была незамедлительной. Глаза полыхнули мерцающим малахитом. Брови от ярого недовольства сошлись на переносице. Стремительный негодующий вдох... и девичья ладонь хлестанула левую щеку Аравина. Жгучее пламя полоснуло кожу, но он этого будто не заметил. Сглотнул. Сжал челюсти.

Прицельно следил за Стасей.

– Конечно, лгу! – яростно закричала она. Ревность, как дьявольская червоточинка, успешно ела душу. Заставляла говорить, лгать, брать свои слова обратно, противоречить самой себе. – Не нахожу в себе силы смотреть на вас. Тебя и Риту, – в голосе неуправляемые волны дрожи и злости. Расплескивала эти чувства, исчерпав внутренние резервы самоконтроля. – Хоть убей меня, не могу!

– Напрасно, Мелкая. Напрасно, – голос Аравина звучал сильно, несмотря на то, что он ее, эту силу, сейчас не ощущал. – Повернут исключительно на тебе.

– Вот и ты зря бесишься, Егор. Хотя давно знаешь, что я тебя... Давно знаешь... – на волне злости не смогла договорить. – Душа горит от этих чувств. Но, закрывая глаза, я продолжаю идти. Ты считаешь: малолетка переменчивая. Думаешь так? А я не сверну, Егор, понимаешь? – отчаянно взывала к нему она.

И Аравин, тяжело вдохнув, выдал ответное признание:

– Не могу не беситься. Я ненавижу, когда ты с ним. Ненавижу, когда он касается твоих волос... твоей кожи... Все внутри меня полыхает яростью.

Гулкий ветер летел мимо Стаси. Земля под ногами плыла. Аравин бесповоротно разбередил душу. Сердце с лихими переменами билось в груди. Болезненно пульсировало. С трудом выполняло свою работу.

– Это все ненормально...

Егор был с ней согласен. Любовь, это эфемерное сатанинское чувство, должна быть легкой и радостной. Почему же они без конца отгребают горечь и боль? Часов счастья гораздо меньше. Но, бл*дь, они являлись такими основательными и мощными, что уже невозможно было отпустить из сердца.

– Я до сих пор не могу осознать то, что увидела там, на набережной... Каким я увидела тебя... – голос Стаси сломился, упал в своей высоте.

– Испугалась? – сипло спросил Аравин.

Девушка без промедления кивнула, и у него внутри все сжалось.

– Но не за себя.

– За у**ка этого? – едва не рыча, побуждал к развернутому ответу.

Стася отрицательно качнула головой.

– За тебя, Егор, – обхватила его лицо ладонями. – За тебя... Я... я... просто...

Девушку охватывала истерика. Фундамент треснул. Вот-вот посыпятся камни.

– Тише. Тише, Сладкая, – плавно скомандовал он, сжимая ее ладони и опуская их вниз.

Настал момент перестраивать. Направлять ее эмоции, помогая им излиться с наименьшей болью.

– Егор...

– Помолчи, принцесса, – закрыл ей рот ладонью, заставляя подчиняться и концентрироваться на его словах. Обхватывая второй рукой затылок, не давал пошевелиться. – Не нужно обо мне волноваться. Слышишь меня, Сладкая? Не стоит, – втолковывал, словно нерадивому ребенку. – Я кого угодно голыми руками в сечку покрошу. Потому что нет внутри меня жалости и человеколюбия, – голос нарочито стал жестче, размереннее. Не трудно было Аравину подбирать слова. Дав себе волю, ощущал, как они шли, словно бы самостоятельно, пропитанные задушенными чувствами. – Лишь ты стала исключением. Только ты, Стася, причиняешь настоящую боль. Абсолютное неудобство, – с каждым новым предложением высота его голоса поднималась. Речь оттенялась несвойственной ему быстротой. – Знаешь? Знаешь, почему тебя никогда не трону? Знаешь? Потому что люблю тебя! – свирепое надрывное признание. Выдохнул из себя. Вырвал для нее из черного звериного сердца. – Свободного куска внутри не осталось. Все ты захватила. Все!

Эти слова вторглись целенаправленно в сердце Стаси. Беспечно шаркая по живым тканям, вероломно обосновывались там. Прожигали изнутри. Ненадежный хрупкий нерв критически натянулся и пораженно лопнул. Целые фрагменты, смутные воспоминания выскользнули из него.

Сладкова растерялась. Рассыпалась. Глаза наполнились обильной влагой, и в одно короткое мгновение объемные капли скатились вниз.

Аравин видел слезы Стаси. Ощущал, как они сползали и сочились по его руке, но, исходя внутренним пламенем, некоторое время смотрел на них, будто на обязательный фрагмент этой исповеди.

Мучительно медленно грудная клетка расползалась по грубым швам. Но не все сегменты были порваны.

С колотящимся сердцем и густой пеленой перед глазами, позволил Стасе себя отпихнуть. Больше не пытался ее успокоить. Только смотрел на девушку немигающим цепким взглядом. Видел, как та упрямо растирает слезы по щекам, хрипло выдыхает и готовится сказать то, что совершенно точно убьет его. Он это чувствовал. Читал по ее глазам.

– Прости меня, – решительно выдала Сладкова, и по спине Аравина прошелся ледяной озноб. – Прости, Егор, – в ее голосе слышались такие полутона и оттенки, такая непривычная сила. Нереально было понять, что она в данный момент чувствует. Будто скопилось в ее душе всего и помногу. – За то, что неудобна тебе. За то, что хочу быть твоей слабостью. За то, что люблю тебя слепо и эгоистично, невзирая на все запреты. За то, что буду упорствовать в своих чувствах.

Обострила, отчеканила, казалось бы, простые слова: «хочу», «люблю», «буду». В мелкую пыль стерла гибельную душу Аравина. Внутри него все затрещало от силы сумасшедшего перерождения эмоций.