Страница 4 из 9
Научный и технологический прогресс, возможности воздействия на больного, методы поддержания жизни и даже вызывания смерти, – все это заставляет нас лучше осознавать необходимость каких-то ясных этических норм, определяющих, что допустимо, а что нет, очерчивающих границы нашей свободы действий. Эта необходимость возникает гораздо чаще в такие моменты, когда (как происходит и сегодня) наука и техника развиваются быстрее, чем принимаются соответствующие законы, и возникают новые проблемы, которых еще несколько лет назад нельзя было и представить. Специфическая работа врача и его возможность значительно влиять на человека и на общество всегда требовали высокого морального уровня, опирающегося на медицинские кодексы и даже в меньшей степени – на законы, регламентирующие поведение врача.
Во второй половине XX века появились несколько кодексов и деклараций, отвечающих этой потребности в ясных этико-моральных нормах. Этика, которая на протяжении долгого времени отодвигалась на задний план под неукротимым напором технологий, необходима сейчас как никогда прежде. Многие национальные и международные встречи стали отзвуком этой необходимости.
Сегодня кое-кто считает, что Клятва Гиппократа устарела, хотя усовершенствовать ее или заменить чем-то будет трудно. Женевская декларация, которая переводит на современный язык суть греческой клятвы, была принята Всемирной медицинской ассоциацией в 1948 году. В 1949 году Третья ассамблея Всемирной медицинской ассоциации приняла Международный кодекс медицинской этики, разделенный на три части: обязанности врача по отношению к коллегам, обязанности врача в целом и обязанности врача по отношению к пациенту. Далее последовали другие декларации, в которых отразились новые проблемы, требующие немедленного решения.
Вот основные из них:
– Сиднейская декларация (1968)
– Декларация, принятая в Осло (1970)
– Хельсинкская декларация (1964)
– Гавайская декларация (1954)
• Проблема этической неопределенности
Эти декларации, начиная с Кодекса Персиваля, разрешили некоторые этические проблемы современности. Но ввиду той скорости, с какой разворачивается технический прогресс, этого явно недостаточно. Лавина сложных ситуаций и этических дилемм, вызванных открытиями последних десятилетий, застает врасплох законодателей, реагирующих гораздо медленнее. Вот только некоторые примеры этих сложных вопросов: врачебная тайна и средства информирования, использование в терапии гипноза и софрологии, добровольное прерывание беременности и право на жизнь, клинические исследования, терапевтический вред, этика и фармацевтическая промышленность, злоупотребление доверием и халатность, забастовка медиков и профсоюзное движение, этика в военное время, этика профессионального образования, искусственное оплодотворение, эвтаназия, информатика и профессиональная этика, специализация, банки органов и спермы, пренатальное усыновление, изменение пола, генетические изыскания или поиск групп людей определенного типа, использование фармацевтических продуктов, способных изменять человеческое поведение, евгеника, производство микробов…
«Вместо того чтобы решать мировые проблемы, научное честолюбие, как кажется, развлекается созданием новых», – говорит Дюэльв. Исследования последнего времени переполнили законодательную машину, и без того медлительную и тяжелую, так что она даже не успевает создавать законы, чтобы включить их в общий список. «Наука ускользает из наших рук?» – спрашивает Х. Компонер. Человек оказался в опасной ситуации: подобно Прометею, он принес огонь с неба, но этот огонь может дать ему много хорошего, а может и разрушить его.
Ван Доселер говорит нам об «опасном знании» и определяет его как «знание, которое появляется гораздо быстрее, чем благоразумие для его использования».
Мы дошли до той точки, когда трудно сказать наверняка, приносит ли научно-технический прогресс пользу или вред. Все больше становится разрыв между силой науки и теми принципами, которые позволяют применять достижения науки с позиций здравомыслия.
Перед лицом этих этических проблем мы понимаем, что наши затруднения объясняются нехваткой знаний о глубинных факторах, управляющих социальными и индивидуальными процессами.
Те религии и философии, которые имеют этические ориентиры, заставляют нас задаваться вопросом, возможно ли существование всеобщей, естественной медицинской этики. Имеется в виду надлежащая деонтология человеческой природы, принятая всеми людьми доброй воли. Этика, которая применима к любой исторической и социальной ситуации.
Гиппократ и Клавдий Гален. Фреска XII–XIII вв. в склепе кафедрального собора в городе Ананьи (Италия)
Врач должен обладать достаточной ясностью духа, чтобы тот мог направлять его поведение и позволял ему выполнять свой долг, избегая этической расплывчатости и неопределенности. Подобные принципы, как сказал Гораций, «позволяют науке порождать добродетель».
«Какие бы средства ни использовал врач, цель его всегда будет одной и той же: помогать пациенту. Принципы медицинской этики продолжат служить врачу проводником, чтобы он мог определить, что лучше для пациента, для него самого и для его профессии» (Дуайт Л. Уилбур, Американская медицинская ассоциация).
Итак, должны ли существовать какие-то вневременные нормы, какие-то конкретные обязательства, изначально присущие достоинству врача, какие-то проявления неизменной этики, не зависящие от той или иной социально-исторической ситуации?
Медицина есть нечто гораздо большее, чем сочетание знаний и практической деятельности. Медицина – это наука, это экономика и политика, это искусство в гиппократовском смысле, это этика и религия, – вот четыре мотора, которые приводят ее в движение и придают ей подлинную ценность. Профессиональная этика должна, следовательно, объединять эти основные векторы, чтобы также быть вневременной ценностью.
Медицина в Древнем Египте
На протяжении уже многих лет я стараюсь быть философом, поскольку, как почти все люди, считаю себя искателем истины, мудрости и всего подлинного. И я не ограничиваюсь только своей профессией – медициной, древним искусством и наукой предотвращать болезни. Болезни не только физические, но также и психические и ментальные. Духовных заболеваний, хотя порой говорят и о них, на самом деле не существует, поскольку дух болезням не подвержен.
В любом случае, вызывает интерес тот факт, что в человеке помимо физического плана есть еще нечто – и в Древнем Египте и во многих древних цивилизациях это порой описывалось очень подробно, а в других – очень поверхностно. Однако нужно принимать во внимание, что когда существование души, существование духа описывается бегло и поверхностно, это происходит потому, что для древних народов речь идет о чем-то известном, о чем-то естественном и обыденном. Некоторые вопросы души и духа, не только в связи со здоровьем, но и просто в связи с их существованием, часто обходили или упоминали мимоходом, поскольку они воспринимались как нечто само собой разумеющееся, как то, что известно всем, как то, что все представители этих цивилизаций проживали ежедневно, каждый в своей мере и в соответствии со своим уровнем познания.
Когда речь идет о Древнем Египте и медицине тех времен – приблизительно пять, шесть, семь тысяч лет назад, – разные специалисты всегда прибегают к одним и тем же точкам отсчета, к одним и тем же источникам: есть около двенадцати папирусов как непосредственных источников и больше полусотни не прямых, но древних ссылок и упоминаний. Например, Платон, Геродот, Манефон, Гиппократ, Еврипид, Плутарх, которые на протяжении многих лет жили в Египте, оставили нам очень хорошие ссылки для подтверждения того, что содержится в папирусах, которые мы часто не можем прочитать полностью, потому что они написаны иероглифами, а их не так легко перевести, или даже древним письмом, которое сегодня практически неизвестно, – иератическим письмом.