Страница 48 из 60
— Допустим, одежда нашлась, что это нам даёт?
— Одежда — это уже ниточка, от места находки и следует плясать дальше. А одежду — на экспертизу. Ну, я думаю, азам тебя учить не стоит. В этом деле одно преступление может прикрывать другое. Вызови жильцов — допроси по всей форме, под протокол.
После этих слов зашевелился в своём кресле Арнольдик:
— Может не стоит беспокоить заместителя префекта? — вкрадчиво произнёс он. — Да и супруга у него — дама не из последних.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Денисов, — Тогда сам сходишь, поговоришь, так сказать, в неформальной обстановке. Так оно, пожалуй, будет даже лучше — заодно невзначай присмотрись к дверям и окнам на предмет проникновения в квартиру. Свежий, незамутнённый взгляд всегда полезен. Если что заметил — вызывай криминалистов. И не забудь про главное — психиатрическая экспертиза фигурантки. Нам надо знать всё о её голове. Когда, где и насколько глубока потеря памяти, есть ли шанс на восстановление.
— Вы закончили? — изрёк Арнольд, видимо ему до смерти надоели эти двое, что беседовали в его начальственном кабинете. — Вообще, стоит ли следствию заниматься розыском, есть же специальные структуры. Тем более, если девчонка несовершеннолетняя, отдадим её Варе, участковому инспектору по делам несовершеннолетних, пусть не даром ест свой хлеб.
— Вы забываете, — под холодным тоном Денисова скрывалось лютое бешенство, видимо они уже схлёстывались на эту тему, — Что у нас зарегистрировано заявление от жильцов о незаконном проникновении в квартиру. По этому факту открыто производство. Вот если Вы, Арнольд Николаевич, уговорите заместителя префекта забрать заявление — так и поступим. А пока — дело наше. Мы пришли к выводу о несовершеннолетии девушки, исходя сугубо из субъективных фактов, нужна экспертиза, а до этого связываться с участковым ПДН не стоит. К тому же это дело — хорошая практика для лейтенанта Конюшкина.
— Так-то оно так, ну да ладно. — вздохнул Арнольдик и, обратив начальственный взор в сторону Конюшкина, спросил. — Всё ясно?
Павел только кивнул, как услышал:
— Все свободны, и сразу принимайтесь за дело.
По пути в кабинет Денисов продолжал наставлять Павла, словно боясь, упустить что-то важное:
— Не забудь, девушка не ела ничего со вчерашнего дня. Я, думаю, не обеднеешь, если купишь ей что-нибудь пожевать.
— Обижаете, Сергей Степанович.
— Подай запрос на розыск, фотографии возьмёшь в моём ноуте, Да, заодно и ознакомишься с записью ночного допроса.
Они уже входили в кабинет Денисова.
— И долго её не маринуй. Как закончишь формальные процессуальные действия — определи её в спецприёмник. Я — отсыпаться после дежурства, как говориться — просьба не беспокоить. Все вопросы — завтра. Да, и чтобы наши орлы на вас не пялились кобелиными взглядами и не навязывались в добровольные помощники, у них и так работы по горло, разрешаю в моё отсутствие использовать мой кабинет.
Надо ли говорить, после последней фразы Павел Конюшкин был на седьмом небе от счастья.
Складно излагал Денисов, да только пошло всё у Павла наперекосяк. И кабинет отдельный, начальственный, и стол важный, да всё не то! Сидит напротив него зеленоглазая бестия, сверкает длиннющими ногами, взгляд от которых отвести невозможно, смотрит на него с лукавой полуулыбкой, словно знает, какой Паша следующий вопрос задавать будет. Всю науку он забыл от взгляда этой нимфы, от свободно струящихся каштановых волос, от задорных ямочек на щёках. Когда говорил — запинался, вопросы задавал невпопад, глупо пытался подражать Денисову, да только колос дрожал и к ужасу своему осознавал, что краснеет. Эх, следователь: не следак, а красна девица прямо.
Павел Конюшкин осознал, что пропал, ещё там, в комнате досуга, как только она подняла на него свои малахитовые глаза, оторвав свой взгляд от телевизора. С тех пор как Павел стал осознавать себя как мужчина, он ненавидел себя как блондина. Он думал, что кобелиная внешность не дают разглядеть его сущность. Девушками он не интересовался, но девушки интересовались им, да так, что спасу не было. Обладая от природы добродушным нравом, он не мог устоять против агрессивного напора очередной красавицы, и каждый раз дело едва не заканчивалось ЗАГСом. Только отчаянные усилия родителей в последний момент спасали сыночка от цепких коготков хищницы. И это при том, что ни сладкого волнения, ни учащенного сердцебиения Паша не ведал. До своих двадцати пяти сильные чувства им были ни испытаны и неизведаны, сердце молчало.
И вот оно ожило, да так, что вспыхнуло, обожгло душу, опалило внутренности. А ведь раннее утро ничего подобного не предвещало. Он тщательно изучил дело, внимательно прослушал аудиозапись допроса, составил стратегию ведения дела и продуманный план первого допроса. И вот всё теперь летело в тартарары. Все вопросы разбивались о мягкую полуулыбку и стену непонимания, через которую ему никак не удавалось пробиться. А ведь было видно, что девушка недавно испытала большое горе и отчаянно нуждается в помощи. Но как подступиться, Конюшкин решительно себе не представлял.
— Скажите, мадемуазель, — почему-то, он сам не понимал почему, но называл потеряшку этим вышедшим из употребления обращением, — У вас горе, как вам помочь? Не бойтесь. Это наша работа.
Девушка широко распахнула свои изумрудные глаза и спросила с оттенком печали:
— Никто мне не поможет, Паша! Можно я вас так буду называть?
И хотя это было против правил, Павел отнюдь не возражал против подобного сближения, в чём заверил девушку, добавив при этом:
— Напрасно так думаешь. Для полиции это не первый феномен. Мы помогли не одному человеку, потерявшему память.
— Всё мы, да мы. А ты? Что готов сделать ты лично Паша? Для меня! Поможешь мне?
От переполнявших его чувства у Павла буквально снесло голову, он думал и действовал уже не как следак, а как влюблённый дурачок, на все готовый ради одобрительного взгляда предмета своего обожания.
— А что нужно сделать? — спросил он несколько невпопад. — Я на всё готов!
— Ничего против закона и твоей совести. И помни — поклялся ты, а я тебе ничего не обещала.
Паша согласно кивнул. Тогда девушка подошла к столу, взяла ручку и быстро что-то написала на странице перекидного календаря. Павел перевернул надпись и прочитал:
«Выключи запись!»
Он кивнул и щёлкнул по клавише «Еsc» на клавиатуре ноутбука. Смог, наконец, взглянуть на девушку без соплей, внимательно, так, как и должен был с самого начала, словно убрав запись, снял дамоклов меч со своей шеи.
Странное дело, но и девушку как будто подменили. С губ исчезла лукавая полуулыбка, погасли озорные огоньки в глазах, приказали долго жить смешливые ямочки на щеках, а на переносицу легла вертикальная складка, свидетельствующая о том, что в голове происходит интенсивный мыслительный процесс. С удивлением наблюдал влюблённый лейтенант юстиции, что девушка колеблется, хочет рассказать что-то, но не решается. Хотел было подстегнуть вопросом, приободрить какой-нибудь фразой. Нутром почуял — не надо, только хуже будет, спугнуть можно — и закроется девушка, тогда уже ничего не узнать. Наконец девушка решилась:
— Паша, я вверяю тебе свою судьбу в этом мире. То, что я расскажу, будет необычно, но это будет правдой от начала и до конца. А там уж тебе решать: сдавать в сумасшедший дом, или… или помочь выпутаться из этой истории.
— Да я!.. — раскрыл было рот Павел, да девушка подошла и мягко накрыла рот его ладонью. Он понял, что лучше промолчать.
— Я не теряла память и всё помню, Паша. — голос девушки раздавался как будто издалека. — Я знаю, когда родилась, где живу и мое имя. Позвольте представиться — Наталья Александровна Воинова, как говориться, прошу любить и жаловать.
— Павел Артёмович Конюшкин. — машинально представился и он.
В ответ услышал короткий смешок:
— Да знаю, слышали уже.