Страница 9 из 14
Универсализация политической модели, пусть даже это модель демократической политической культуры, непременно столкнется с вопросом политической идентичности любого народа. Каждое национальное сообщество на протяжении веков выстроило собственное понимание власти, авторитета, интересов, отношения к чужаку, и в первую очередь свое понимание достоинства, морали, свободы, справедливости. Отдельно взятое понятие демократии неприменимо в культурах с ярко выраженными коллективистскими обычаями, или в культурах, где материальные ценности не являются первостепенными. Показателем национальной политической культуры может быть и степень вмешательства неполитической деятельности в политику, или фамильярные отношения с административными формами.
Стратегия глобализации демократии не учитывает возможность конфликтов с политической идентичностью отдельных народов, концентрируя тем самым свое внимание на политических личностях отдельных государств, что вызывается прагматическими интересами. Другое недоразумение связано с проблемой соотношения экономических, военных и политических интересов развитых стран с действительной заинтересованностью в демократических ценностях. Стала ли демократия всего лишь инструментальной ценностью? В иных культурах национальная гордость может стать более сильной мотивацией, нежели экономика.
Неуверенность – структурная особенность истории общества и человека. Нынешний отклик на эту общую судьбу – демократия. Дух современности ошибочно воспринимает свою роль, поскольку возможности мира развиваются только в одном направлении. Демократия может уцелеть только в том случае, если индивидуум пройдет сквозь призму ценности собственной личности и войдет в контакт с культурными особенностями сообщества, к которому он принадлежит. Вот что Милль и другие мыслители политического либерализма определили отправной точкой к освоению власти в обществе: «Ни индивидуум, ни большое число людей не имеют права предписывать другому человеческому существу в зрелых годах, что он должен делать со своей жизнью, если это касается его личной пользы» (Мил, 1988). Это действительно и для межгосударственных отношений. Этот принцип должен звучать так: ни одно государство или группа государств не имеют права предписывать другому государству, как ему поступать с собственной жизнью, если это касается его благосостояния. Право вмешиваться возникает только в том случае, если государство угрожает безопасности другого государства.
Этот принцип глобальная демократия не признает. Возможно, это станет почти неразрешимым внутренним противоречием и перманентным внешнеполитическим искушением.
Демократическая колонизация мира и проблема свободы
В XIX веке культуру и политику определяли цивилизация, прогресс, капитализм, социализм. Токвиль уже был политическим философом, когда в 1848 году в предисловии к двенадцатому изданию своей «Демократии в Америке» написал, что демократия в мире наступает неумолимо и в массовом порядке. Но уже на следующей странице он, говоря о Республике во Франции, различает «демократию свободы» и «демократию тирании». В этом понятийном различии можно обнаружить не только восторг, но и проблески сомнения в демократическом воздействии Провидения.
Мы живем в нашем времени под знаком демократии. Громче всех звучат голоса тех интеллектуалов и политиков, которые обращаются к миру с единственным лозунгом – мир будет демократическим, или его не станет. В поисках разгадки тайн истории поспешно отбрасывается (коммунистическая) мечта о новом обществе и начале новой истории, и еще быстрее распространяется программа демократической организации мироустройства. Демократия стала волшебным словом, а волшебников, произносящих это слово, становится все больше и больше.
Неужели человечество нашло в демократии свою точку опоры?
Всеобщее увлечение демократией не должно усыпить критическую мысль. Она должна внести в повестку дня демократической дискуссии обсуждение комплекса глобального наступления демократии, а также организационно-политические методы, с помощью которых реализуется эта стратегия.
Духовное смещение внимания на организационные рамки демократии – внутри- и межгосударственные, вызывает предположение, что пространство идей, ценностей и знаний о демократии перенасыщено, и настало время приступить к ее практической универсализации. В этом деле высшим авторитетом является ООН. Эта организация самым решительным образом переносит классическую связь демократии с формой государственной конституции в область международных правил демократизации. Это общее положение в свое время высказал первый человек в системе ООН. В 1993 году в статье для «Le Monde diplomatique» Бутрос Гали точно изложил, как именно дипломатия видит демократию и права человека – их цели и инструменты. Оправдание этой новой роли ООН видит в необходимости воспрепятствовать нарастающей волне национализма малых народов и росту нетолерантных отношений между гражданами внутри некоторых стран.
Анализируя стратегию демократической дипломатии и прав человека, особое внимание следует обратить на предлагаемые инструменты, а не цели, поскольку именно средства раскрывают природу политики. Бутрос Гали форсирует применение четырех инструментов: 1) мандат «голубых касок» определяет их миссию в примирении конфликтующих наций и в консолидации демократии в определенном государстве; 2) ООН предлагает правовую помощь в организации выборов, а также помощь в изменении менталитета посредством приспособления институтов, обучения демократии и подготовки государственных кадров – армии, полиции, судов; 3) ООН организует миссии доброй воли с целью оказания помощи в разрешении кризисов; 4) ООН употребляет силу для защиты демократии и прав человека.
Мысль ясна: демократия и права человека – цель, к которой следует стремиться всем народам мира. Такая стратегия мировой дипломатии должна стать предметом критического исследования не только с концептуальной точки зрения, но и с учетом перспективы нынешнего политического опыта.
Во-первых, касается ли вопрос определения демократии организации, включающей такие разные страны? Кто организует в ООН вербальные игры вокруг демократии? В истории ООН демократические государства всегда были в меньшинстве: стабильные демократические страны находятся в Западной Европе и в Северной Америке. Такое различие в истории демократий демонстрирует фактическое доминирование евро-американской модели. Политическая картина мира демонстрирует экспорт демократии в мир, вмешивающейся не только во внутреннее устройство государств, но и в процесс возникновения новых стран (бывшая Югославия). Глобализации демократии можно противопоставить один этический аргумент: изменение менталитета с целью внедрения демократии фактически является нападением на достижения культурной истории сообщества. Это отягощается и претензией на универсализацию языка, избранного для определения демократии.
Самый серьезный приговор дипломатии демократии и прав человека касается силового инструмента. Во-первых, демократия как мирная борьба за власть отрицает применение силы. Если международная организация одобряет насилие с целью распространения демократии, то она лишает легитимности суверенитет государства и выдает свое политическое насилие за защиту прав человека и демократии. Насильственное осуществление глобальной демократизации наиболее ярко продемонстрировал процесс разрушения СФРЮ многонациональными силами. Заигрывание с силой продолжается: во время вооруженного мятежа косовских албанцев Мадлен Олбрайт требовала от администрации США запретить Белграду применение армии и полиции в случае возникновения кровавых инцидентов в Косово! Иными словами, Сербии отказывали в праве на самооборону.
Дипломатия демократии и прав человека избегает столкновения с последствиями, в которые не следует слишком углубляться. Глобализация демократии – путь к созданию новых национальных государств. Мир третьего тысячелетия будет состоять из нескольких тысяч стран.