Страница 8 из 14
В головокружительном стремлении кодифицировать демократическую политическую жизнь на планете игнорируется проблема коллективной жертвы. Создание наднационального государства, или системы ЕС, которая неуклонно стремится ко все большей власти брюссельской бюрократии, неизбежно создает проблемы для независимости, национальной свободы, автономии и достоинства отдельных стран. Глобальная демократия открыто подвергает ревизии понятия национальной свободы и независимости, изменяя значение этих категорий, которые веками существовали в сознании людей и в теоретических работах. Но никакая глобальная демократия не может скрыть или запретить борьбу одних национально-государственных интересов с другими.
Посмотрим, как обстоят дела с правами человека и свободами. На первый взгляд, тут все понятно. Между тем, эти права и свободы в некоторых демократических странах толкуются не одинаково. В реальной политической жизни государств индивидуальные права формируются на основе коллективного национального восприятия и автономно определенных интересов народов и граждан. Следует ли из этого, что одна демократическая страна может обвинить другую в недостаточной демократии, если она решила эти вопросы не так, как говорилось выше?
Например, сексуальная свобода. В некоторых демократических странах она распространена вплоть до права заключения однополых браков. В других демократических странах такие браки не разрешаются. Глобализация демократии приведет к тому, что государства, признающие гомосексуальные браки (например, США), осудят страны, которые законодательно не признают подобные связи, и признают их недемократическими. Можно ли согласиться с таким выводом?
Есть и другие примеры: контроль за эмиграцией, контроль за рождаемостью, контроль за родителями… Каждая форма государственного контроля ставит под удар права человека и демократию, в связи с чем можно прийти к мнению, что глобальная демократия служит интересам отдельных лиц, а не государству.
Интересно посмотреть на демократизацию исламских стран, или тех стран, где сильно влияние ислама. Станет ли шариат международной демократической нормой, или же останется автономным политическим правом исламских государств?
Такие или похожие политические явления могут стать предметом различной оценки и разного толкования различными политиками и теоретиками. Конкретные исторические решения проблем прав человека и свобод – настоящий тест для проверки пригодности демократических деклараций к жизни. Принятие абстрактных демократических норм и ценностей не означает унификации демократической практики. Опыт показывает, что проблема состоит в том, что существующие на практике демократические различия могут употребляться для распространения влияния и интересов неких государств, а в случае конфликта они превращаются в инструмент решения споров между демократическими и недемократическими странами. (В США существует закон двухсотлетней давности, который позволяет иностранным гражданам обвинять иностранных деятелей и других граждан в нарушениях прав их народов). Исследователи демократии не могли представить, что демократия может стать не только инструментом политического разума, но и причиной разжигания политических страстей. «Национальное самоутверждение и агрессивность могут буйствовать и на демократической почве» (Manhajm, 1980:183). И в демократических странах трудятся не только ответственные деятели, но и обманщики, аморальные люди.
Проект глобализации демократии подразумевает не только распространение сверхмощных политических идей, но и использование самых различных средств для оказания давления.
Во время развала СФРЮ, вплоть до 2000 года, было наглядно продемонстрировано инструментальное применение демократии. Все внешнеполитические требования демократизации Сербии имели одну, скрытую или явную, цель – смену власти, сделать страну вассалом ЕС и Америки. В этой борьбе за демократизацию Сербии была опробована идея силы как повивальной бабки демократии. Однако трагедия Сербии и сербского народа показала, что существуют скрытые противоречия внутри глобальной демократии, особенно на полях внутриполитической жизни Республики Сербии.
И тут можно подчеркнуть три парадигмы политического вызова. Проблема результатов выборов сознательно распространяется на другие вопросы, и это приводит к тому, что в структуру требований закладываются и какие-то иные интересы. Одно политическое течение в системе демократических государств угрожает санкциями, другое втягивает ООН, третье персонально указывает на противников демократизации, четвертые клеймят устаревшие идеи, и так далее. Роли распределены вплоть до момента, когда звучит команда: «Бомбить!»
Оспаривание легитимности демократического вмешательства оттирается на теорию политической автономии.
Выборы в каждой демократической стране регулируются законами, которые могут быть хорошими и не очень. Можно согласиться с оценкой плохого избирательного закона, но из этого не следует, что его необходимо срочно пересмотреть. Таким же образом обстоят дела и с диалогом власти и оппозиции. В Республике Сербии существуют власть и оппозиция, и какими будут их взаимоотношения – дело их автономных желаний и политического поведения. Если же речь идет о политических идеях в Сербии, возникает неудержимое желание определить, какие идеи могут быть позволены, а какие недопустимы в международном содружестве. Наконец, в прошлом организации (ЕС, НАТО) угрожали и предъявляли требования к политическим деятелям и правительству Сербии, хотя она не состояла в них.
Демократия как инструмент согласования международных интересов все в большей мере подавляет традиционное понимание демократии как средства реализации свободы и независимости человека и народа отдельного государства. В этом новом предназначении демократия находится перед огромным искушением стать главенствующей идеей толерантных отношений между людьми и народами, и она используется для навязывания прагматических интересов развитой части мира, и таким образом превращается в выжатый лимон. «Попытаться заставить людей воспринять то, что считается хорошим и славным, но не нравится этим людям – ясный признак антидемократических убеждений» (Шумпетер, 1981:301). В данном случае теоретически оправдана аналогия с автономной и гетерономной личностями. Навязывание демократии извне напоминает действия гетерономной личности.
Кроме внешнего международного давления, при внутренней демократизации политического строя следует учитывать и внутриполитические требования, предъявленные демократической интервенцией. Политические требования, разумеется, могут исходить от индивидуумов, от неправительственных организаций или оппозиционных политических партий. Этот факт вносит политическую путаницу в понятие демократии, если речь идет не об однопартийных государствах.
Призывы к иностранным государствам с целью демократизации внутреннего устройства входят в противоречие с фундаментальными ценностями цивилизации. Найдется ли в таких призывах место для свободы и национальной независимости? Если своя свобода передается в чужие руки, то нельзя рассчитывать на ответственность. Это самое уязвимое место тезиса, призывающего к импорту демократии. Тот, кто неспособен самостоятельно избрать демократические ценности и институты, не может быть свободным, и тем более самостоятельным в политическом мышлении и поведении, получая такой политический подарок.
Глобализация демократии и национальная политическая культура
Распространение демократии под угрозой военных союзов и международных санкций разрушает выстроенные историей значения и институты национальной политической культуры. Форсированная глобализация демократии внедряет стратегию ликвидации мирового политического релятивизма, а это по существу является демонстрацией превосходства высших политических культур над низшими. Демократический колониализм воленс-ноленс пренебрегает имманентными целями политического релятивизма. Вместо познания политических культур, понимания различного политического опыта и значений и обогащения политических знаний, на скорую руку навязывается конструкция политической системы, имеющая чуждое происхождение и иное место в долгой истории западноевропейской цивилизации.