В водовороте

Тот молча на это пожал плечами.

- Вероятно, заняться чем-нибудь хочет и развлечь себя, - вмешался в их разговор Елпидифор Мартыныч.

В это время управляющий прошел в кабинет, и княгиня еще внимательней стала прислушиваться, что там будет происходить. При этом она очень хорошо расслышала, что князь почти строго приказал управляющему как можно скорее заложить одно из самых больших имений.

- Слушаю-с! - отвечал ему тот фистулой и вышел из кабинета.

- Именье зачем-то велел заложить, - обратилась снова к барону княгиня.

- Именье? - переспросил он.

- Да! - отвечала княгиня.

- Для чего бы это? - продолжал барон.

- Может быть, за границу думает совсем уехать! - пояснила княгиня.

- Что же, и вы поедете? - спросил барон; в голосе его при этом послышалась как бы какая-то грусть.

- О, непременно! - подхватила та.

- Князю безотлагательно следовало бы ехать за границу и укрепить свои нервы купаньями, а то он, пожалуй, тут с ума может сойти! - опять вмешался в их разговор Елпидифор Мартыныч.

Во всей этой беседе г-жа Петицкая, как мы видим, не принимала никакого участия и сидела даже вдали от прочих, погруженная в свои собственные невеселые мысли: возвращаясь в Москву, она вряд ли не питала весьма сильной надежды встретить Николя Оглоблина, снова завлечь и женить на себе; но теперь, значит, надежды ее совершенно рушились, а между тем продолжать жить приживалкою, как ни добра была к ней княгиня, у г-жи Петицкой недоставало никакого терпения, во-первых, потому, что г-жа Петицкая жаждала еще любви, но устроить для себя что-нибудь в этом роде, живя с княгинею в одном доме, она видела, что нет никакой возможности, в силу того, что княгиня оказалась до такой степени в этом отношении пуристкою, что при ней неловко даже было просто пококетничать с мужчиной. Кроме того, г-жа Петицкая была очень капризна по характеру и страшно самолюбива, а между тем, по своему зависимому положению, она должна была на каждом шагу в себе это сдерживать и душить. Словом, благодаря настоящей своей жизни, она с каждым днем худела, старелась и, к ужасу своему, начала ожидать, что скоро, пожалуй, совсем перестанет нравиться мужчинам.

* * *

Управляющий на другой же день принес князю занятые под именье деньги, более ста тысяч. Князь, внимательно и старательно пересчитав их, запер в свой железный шкаф и потом, велев подать себе карету, поехал к нотариусу. Нотариус этот был еще старый знакомый его отца. Увидав князя, он произнес радостное восклицание.

- Ваше сиятельство, какими судьбами?.. Господи, что с вами, - как вы похудели и постарели! - присовокупил он.

- Болен нынешним летом был, - отвечал князь. - Есть у вас особенная комната, где бы переговорить?

- Есть, имею! - отвечал нотариус, вводя князя в свой кабинет. - Молодым людям стыдно бы хворать!.. Вот нам старикам - другое дело!

- Старые люди крепче нынешних, - говорил князь, садясь. - Я вот по случаю слабого моего здоровья, - начал он несколько прерывающимся голосом, желал бы написать духовную...

- Это дело хорошее; это при всяком здоровье не мешает делать! - одобрил его нотариус.

- Завещать я желаю, - продолжал князь, тряся ногою, - все мое недвижимое имущество в пожизненное владение жене моей, - можно это?..

- Можно-с!.. Нынче без испрошения высочайшей воли это можно.

- Потом, весь капитал мой, в четыреста тысяч, я желаю оставить моему побочному сыну - сыну девицы Жиглинской, а теперь по мужу Оглоблиной... можно это?

- И это можно; деньги - благоприобретенное ваше.

- Только, пожалуйста, чтобы строго юридически все это было и чтобы наследники никак не могли оттягать как-нибудь от ребенка и у жены моей завещанного.

- Крепко напишем-с, верно будет; ничего не оттягают.

- И чтобы как можно поскорее это сделать.

- Да сегодня же к вам вечером и привезем все.

- Пожалуйста! - повторил князь.

Провожая его, нотариус еще раз повторил ему свое сожаление, что он так постарел и похудел.

Возвратясь домой, князь, кажется, только и занят был тем, что ожидал духовную, и когда часам к семи вечера она не была еще ему привезена, он послал за нею нарочного к нотариусу; тот, наконец, привез ему духовную. Князь подписал ее и тоже бережно запер в свой железный шкаф. Остальной вечер он провел один.

На другой день поутру князь велел опять заложить себе карету и, взяв все сто тысяч с собой, поехал в банк, где положил деньги на свое имя. Выходя из банка, князь вдруг встретился с Николя Оглоблиным.

- Здравствуйте! - заговорил тот радостным и в то же время оторопелым голосом.

- Здравствуйте! - отвечал ему князь мрачно и хотел было уйти.

- А я на вашей знакомой Елене Николаевне женился, - не утерпел и бухнул Николя.

- Слышал это я!.. Поздравляю вас! - говорил князь.

- Вот прислала сюда пятьдесят тысяч на свое имя положить; без того за меня не шла. "Нет, говорит, меня другие обманули, теперь я стала практична!" - молол Николя.

Князь ничего ему на это не ответил и даже поспешил раздвинуть силою сгустившуюся у выхода толпу, чтобы только уйти от Николя.

Из банка князь заехал в театр и взял билет на ложу, который, возвратясь домой, отнес к княгине.

- Поезжайте сегодня с Петицкой в театр, - отличная пьеса идет.

- А ты поедешь?

- То есть, я приеду... Мне часов до восьми нужно дома быть.

- Хорошо, если ты приедешь, - отвечала княгиня, полагавшая, что князь этими делами своими и поездкой в театр хочет развлечь себя.

С наступлением вечера князь по крайней мере раз пять посылал спрашивать княгиню, что скоро ли она поедет? Та, наконец, собралась и зашла сама к князю. Она застала его сидящим за столом с наклоненной на руки головой.

- А ты скоро приедешь? - спросила она его, почти испуганная его видом.

- Сейчас же, очень скоро! - отвечал князь как-то нервно и торопливо. Поезжайте, поезжайте! - прибавил он.

Княгиня поехала.

Прошло около часу.

Во всем доме была полнейшая тишина; камердинер князя сидел в соседней с кабинетом комнате и дремал. Вдруг раздался выстрел; камердинер вскочил на ноги, вместе с тем в залу вбежала проходившая по коридору горничная. Камердинер бросился в кабинет к князю.

- Что такое, батюшки! - кричала ему вслед горничная.

В кабинете камердинер увидал, что князь лежал распростертым на канапе; кровь била у него фонтаном изо рта; в правой и как-то судорожно согнутой руке он держал пистолет.

- Доктора, скорее доктора! - кричал камердинер и бросился зажимать князю рот рукою, желая тем остановить бежавшую кровь.

Та же горничная, что выскочила в залу и заглянувшая в кабинет, сбежала в сени и начала кричать швейцару, колотя его в плечо и в шею:

- Доктора скорее, князю очень дурно, и княгиню воротите из театра!

Швейцар едва понял ее и послал одного лакея за Елпидифором Мартынычем, а сам поехал за княгиней. Елпидифор Мартыныч и княгиня в одно время подъехали к крыльцу дома.

- Князю дурно? - говорила княгиня, проворно взбегая по ступенькам лестницы.

- И за мною тоже прислали! - говорил Елпидифор Мартыныч, не успевая идти за быстрыми шагами княгини, так что та первая вошла в кабинет к князю.

- Ай! - раздался вслед затем ее пронзительный крик, и когда Елпидифор Мартыныч достиг кабинета, то увидал там княгиню без чувств, уже распростертую у трупа мужа.

- Господи помилуй! - произнес он. - Девушки, люди, отнесите ее, несчастную!

Люди отнесли княгиню, совершенно бесчувственную, в ее спальню.

Елпидифор Мартыныч осмотрел после того труп князя, у которого пуля навылет пробила затылочную кость.

- Гм! - грустно усмехнулся Елпидифор Мартыныч. - Как угостил себя!.. Мне, однако, тут одному делать нечего, - съездите хоть за бароном! присовокупил он камердинеру, все время стоявшему у ног барина и горько плакавшему.

Тот поехал. Елпидифор Мартыныч пошел к княгине и начал ее спиртом и холодной водой приводить в чувство.