Невидимые

И как только умудрилась так опростоволоситься? Лет немало, а дура дурой. Эх. Верно говорят: не умеешь - не делай. А если думаешь, что умеешь, то все равно лучше не суйся - можешь и ошибиться да клыки пообломать.

- Когда со мной говорить-то станут? - обратилась она к безучастным соседям, занятым каждый своей бедой.

- Любят они это дело - потомить подольше, - дородная крестьянка, по виду - стольких же лет, что и Матрена, лузгала на пол припасенные семечки. - Все, почитай, ждать упарились.

- Но мне-то нужно им сказать. Я ж старика не убивала.

- Все тут ни в чем неповинны, милая, - ухмыльнулась баба. Вместо передних зубов у нее торчали пеньки.

- Так я ведь и сама пострадала. Девку у меня украли, - Матрена села, прижавшись ноющей от долгого неудобного положения спиной к стене.

- Ха-ха, - раздельно просмеялась соседка. - Небось, сама себя и покрала. Ничо, нагуляется и вернется.

Матрена не обратила на обидные слова внимания - думала. Сейчас нужно собраться, как никогда. А не скорбеть да рыдать, как некоторые другие поблизости.

- Да как бы я его порешила, если все утро дома была? В тот день и вовсе задержалась... И сама же за городовыми пошла, - принялась размышлять вслух. - Девка вот могла бы подтвердить, взрослая она, в лета вступила. Да только как раз ее невидимые и забрали.

- Неужто сами невидимые? - недоверчиво присвистнул одноглазый, что стоял прямо над головой.

Прачка отмахнулась.

- И младшие тоже дома сидели, но от них толку чуть. Как-то они там без меня? Одно хорошо: вовремя Ульку прогнали. Так... На улке нашей меня мало кто заметил - все уже разбрелись. Да и даром, что соседи - и видели бы, да не сказали. Проку с них никакого. Вот если бы Ульке передать, будто бы она раньше вернулась и со мной в тот день оставалась. Хотя тут тоже можно пропасть: а что, если хозяев ее прежних найдут?

На полу, собрав под собой ноги, сидел кудрявый юноша лет восемнадцати, похожий на матрениного среднего, и смотрел куда-то в точку перед собой. Оказалось, внимательно слушал.

- Да, мать. Попала ты в переплет.

- Что украла, то украла. Тут нечего отпираться, грешна, - отвечала Матрена. - За то и с полгода в исправительном доме посидеть согласна. Но у старика и до меня много чего взяли, а ему все равно уж разницы нет.

- Кто? Невидимые? - снова с сомнением спросили сверху.

- Они самые! Даже полиция так сказала. Они и придушили хозяина, не я.

- Все тут невинные, - затянула старую песню крестьянка.

- Уж не фартовая ты, мать, - посочувствовал кудрявый. - Ты либо не ты, а все на тебя повесят. Так им проще. И ждет тебя не исправительный дом, а каторга бессрочная...

Матрена вздрогнула. Таких мыслей она и допускать не хотела.

- Эх, как бы доче-то моей передать, где я... С кем бы весточку послать, что меня, невинную, оболгать пытаются и сгноить ни за что, ни про что, - сказала прачка, а затем замолчала.

Вспомнила.

***

Алекс не сразу сообразил, что его разбудило. Какой-то звук.

Он поднялся на постели, которую прежде делил с Маруськой - сейчас ее место занимала Драгунская - потряс головой и прислушался.

Снова. Скрежетание, словно кто скребется в стекло. Точно: бросают комья сухой земли.

Алекс встал, открыл окно, высунулся. Неосмотрительно, но с нынешним идиотским занятием совсем потерял хватку.

На улице стоял сопляк из театра. Обычно он бегал по поручениям.

- Лексей Иваныч! Вас какой-то бродяга ищет! Господин Щукин велел передать, чтобы срочно пришли.

- Чего-чего?

Как будто в порядке вещей: ходить на встречи с бродягами. Что за дерьмовая шутка?

- Это по поводу госпожи Елены...

Вспомнился вчерашний день и слова Надьки. Видно, старый приятель прислал кого-то из своего отребья. Все же надумал передать, что потаскуха теперь живет с ним? Ну если так, то что ж. Пусть заплатит, что на нее потрачено, и пользуется всласть.

Но хотелось бы, конечно, просто порешить обоих.

- Скажи - скоро буду.

Алекс принялся одеваться. Драгунская приоткрыла глаза, улыбнулась:

- Уходишь?

- Ты тоже уходишь.

Похоже, не приняла всерьез.

- Вставай! Живо!

Поднялась, однако все равно пришлось торопить: уж больно медленно собиралась. Алекс же в кои-то веки и впрямь спешил в театр.

В зале сидел, с тревогой озираясь по сторонам, костистый рабочий. Рвань - вся одежда истрепана.

Над ним нависал Щукин. Увидев Алекса, просиял, указал пальцем:

- Это он! Вести от госпожи Елены принес.

- Все не так было, - стал препираться гость. Бас не вязался с сухим телом. - Я только сказал, что видел вашу даму...

- Что там у тебя? - вмешался Алекс.

Выяснение деталей нисколько не заботило.

- А вы еще кто? - дерзко спросил рабочий.

Закатав до локтя широкий рукав, Алекс ударил гостя прямо в свежую ссадину на переносице. Потекла кровь. Зажав нос ладонью, он смотрел с удивлением, но без особого страха.

Легкий и прежде умел подбирать людей.

- А теперь говори, что хотел.

- Я ничего...

- Он сказал, что видел госпожу Елену в тот день, когда... - начал Щукин.

- Заткнись.

- Не знаю, чего вам от меня надо. Пойду, пожалуй, - рабочий привстал.

Положив руки ему на плечи, Алекс вернул гостя в кресло.

- Что передал твой хозяин?

- Да нету у меня хозяина! Без работы я. Уж второй месяц.

Вспоминая слова посыльного, Алекс занял место рядом с рабочим. Может ли быть, что он сам не так понял?

- Принеси мне выпить, - велел Щукину.

Тот оскорбленно замер.

- А ну, пошевели жиром!

Вышел, громко вздыхая.

- Так что ты хотел сказать про Маруську?

- Я вообще только спросил: дама, говорю, тут у вас была. Красивая. Вернулась ли? Ей еще рот заткнули на улице, а потом утащили...

Ну нет, тут точно скрытое сообщение.

- И куда же?

- Да бог весть... Я-то случайно заметил. Смотрел на нее, когда она с кем-то стояла. Ну, после разошлись они, она отошла - и тут как кто-то на нее бросится...

- Кто?

- Да не разглядел я в потемках... Но там еще один господин все видел. А больше никого не было.

- А другой кто?

- Да почем мне знать? - рабочий отпустил руку. Струйка крови вырвалась, шустро сбежала по подбородку и упала на застиранную поддевку. - Говорю же: в сквере я сидел. Они тут стояли, у входа. Второй за дамой вышел и позвал ее. Но как увидел, что схватили - за кустами затаился. Зря: там фонарь, видно хорошо.

- Так... Ты кто будешь?

- Макар я. Веселов. А ты?

Прост, как три копейки. Наверху такое приходилось встречать нечасто.

- Алексей. Так, стало быть, Макарка, где тебя найти?

- А чего меня искать? Я живу в квартале рабочих, на улице Зеленой, в доме Бехтерева... Номер три.

Алекс усмехнулся.

- Чего?

- Улица ваша.

- Ну да. Никакая она, в самом деле, не зеленая. Серая. Но так ведь некрасиво.

Мысли разбегались, как клопы из разворошенной перины.

- Так что ты сюда пришел?

- Да просто. Гляжу - театр. А я - без работы. С завода меня погнали, говорю ведь. Ну, думаю, спрошу - может, разгрузить чего надо... Перенести...

- А Маруська - вот так к слову пришлась?

- Дама-то? Ну да. Гляжу - лицо ее на наклеенной картинке. Ну, и спросил.

Ничего... Нужно все проверить, и тогда станет ясно, что тут за сообщение.

Вот только в голове просветлеет. Сейчас в ней будто котелок каши.

- Ну так что, Алексей? Пойду я? И, ежели что, я зла на тебя не держу, - рабочий показал рукой на нос.

Надо же.

- Жена твоя, что ль?

Алекс кивнул.

- Ну, тогда бывай!

Рабочий поспешил к выходу. Через миг за ним громко захлопнулась дверь. Алекс поморщился. Хорош вход в долбанный театр. Всегда бесил.

Откинулся на сиденье - и оно тоже взвыло. Сколько тут отвратительных звуков.

Он закурил и задумался.

Если вдруг Маруська у Легкого не по своей воле, то чего он хотел от Алекса?