Невидимые

***

Едва унеся ноги из театра, Макар бегом припустил к складам. Не то, чтобы опаздывал - просто хотелось поскорее убраться.

Так его еще нигде не встречали: сначала схватили, едва рот открыл, а потом - сразу в зубы, без разговоров.

Гиблое место! Еще говорят - культура... А он-то думал, что нет ничего хуже Старого города - где, впрочем, ни разу и не бывал.

Проклятый Червинский!

Зато имелась и польза - теперь встречи с сыщиком можно не опасаться. Уж найдется, что рассказать. Макар не только вышел на главного - похожего на беса чернявого Алексея. Молод - лет тридцати, не больше, а злобы, что в сатане.

Нет, он даже о том, что внутри творилось,разведал. И в доказательство мог предъявить свой разбитый нос.

Все-таки, что бы ни говорили, имелось у него какое-то непростое чутье. Не случайно он на тот театр сразу решил указать, еще до того, как увидел, что даму от него тащат. Вот и угадал: секретов там хватало.

Впрочем, надо надеяться, что на этом знакомство с культурой и кончится. Больше Макар по театрам - ни ногой.

Внезапно он остановился, как подкошенный. Зачем свой адрес-то назвал? Вот болван! А все оттого, что слишком перепугался.

Рабочий сделал глубокий вздох. Так когда-то учил мастер: "говорят тебе, что ты совсем негодящий - а ты стой себе, молчи да дыши". И впрямь, помогало.

Отдышавшись и снова порадовавшись расставанию с Алексеем, Макар задумался о грядущем.

Сегодня он вместе со Степаном и двумя рабочими с мануфактуры Павловой - ныне все хозяйство покойницы забрал в свои руки управляющий - собирался окончательно обговорить все детали и разойтись на неделю.

Само по себе занятие Макара совершенно не привлекало. Одно дело - кошелек на улице, а другое - то, что предлагал щедрый на неважные идеи Степан.

Макар вовсе не забыл, что именно приятель и виноват - пусть не со зла - в его нынешнем положении. Помнил он и о том, что предыдущее подобное начинание привело к знакомству с Червинским.

Но четвертная бы точно избавила всю семью от забот на месяц. А если Степка не обманул, и Макару перепадет не одна такая, а целых четыре? И всего лишь за ночь! Это не десять часов у станка каждый божий день, за исключением воскресного.

Если все так и пойдет, они скоро в люди выбьются. Поди, собственный дом купят. Без домовладельца и аренды. Дашутка на швею выучится, как мечтает. Мать станет чаи гонять сутки напролет, а Петька - сахарными петушками лакомиться.

Широко улыбаясь грезам, Макар еще больше ускорился.

6

- Батюшка ваш меня отослал. Как помню - воскресенье было, когда я его живым видала в последний раз, - Аксинья всхлипнула, но больше для виду. - Я и сама выходной собиралась просить - к сестре сходить, да за утро раздумала. Распря у нас с ней вышла аккурат накануне... А Сергей Мефодьевич как раз вернулся откуда-то в добром настрое. Но как меня заметил - так сразу и огорчился. Походил-походил, да и ко мне на кухню. Иди-ка, говорит, Аксинья, где-нибудь погуляй. Родных навести, или, если вдруг желание будет, в синематограф загляни. Я отвечаю: да некуда мне идти, дел нет. А он на чай мне дал, да щедро - целый пятерик! Тут уж как можно упрямиться? Собралась я да и пошла, в самом деле. К сестре все же пришлось податься, хотя и разлад у нас с ней случился...

- А вернулась когда?

- Так на второй день. С утра и пришла.

- Черный ход ты открыла?

- Нет, не я. Не приметила даже, отперт ли он. Мы через него и не ходили, почитай, никогда.

- И потом что?

- Захожу, зову вашего батюшку, зову... Тишь. Думала, снова куда вышел. За уборку принялась. Вот, гляжу я в его спаленку - а там он и лежит... - вздохнув, кухарка перекрестилась.

- Почему же ты никому не сказала? Из-за тебя он, выходит, неделю так пролежал! - не в силах больше сдерживаться, закричал Бирюлев.

Аксинья прижала руки к ушам и запричитала:

- Простите меня бабу-дуру - шибко испугалась! Неровен час бы и меня за ушко... Ведь всегда так: что случись - сразу прислуга виновата.

Оглядывая нищую избу - даже пол земляной - репортер склонялся к тому, чтобы поверить кухарке. Если бы Аксинья имела какое-то отношение к смерти отца, то вряд ли бы ей хватило смекалки и выдержки не бросить все и не сбежать сразу же.

- Вон и с Матрешкой так. Забрали ее. В смерти хозяина винят. Хотя какая из нее убийца? Семеро по лавкам. И избу ей сожгли. Видели небось, когда мимо шли? Детки еешные теперь по миру пойдут голодранцами.

По дороге репортер обратил внимание на обгоревший, распахнутый настежь дом. От него тянуло гарью вперемешку с сыростью - похоже, пожар произошел совсем недавно.

- Что, говоришь, с ней? - прежнее объяснение он прослушал.

- В полицию увели. Дескать - хозяина своего порешила. То бишь, господина Коховского.

Бирюлев смутно вспомнил служанку, которую встретил на пороге дома Старого Леха.

- Его убили невидимые. Как, думаю, и моего отца.

- Вот и я про то же! Матрешка-то не при чем! Но вроде штуку какую-то покраденную у нее нашли.

Что же сказали в полиции про прислугу? Отчего-то сыщики не желали признавать ее причастность к невидимым... Точно: у половины жертв горничных да кухарок на месте не имелось. Якобы. Неизвестно, как обстояло на самом деле. Лично Бирюлев никогда бы не стал верить этим алчным и лживым людям. Прислуга Ирины ухитрялись из-под носа уносить даже ложки.

- Смотри, Аксинья: сбежишь - значит, ты отца и убила.

- Да бог с вами, Георгий Сергеевич! Куда мне бежать? Ох, простите, простите дуру.

Репортер встал с шероховатой табуретки, зацепившись штаниной. Только чудом не порвал. Выходя, едва не ударился головой о низкую потолочную перекладину перед сенями.

- А кухарка вам не нужна? - умоляюще спросила на прощанье Аксинья.

Отказавшись, Бирюлев вернулся в накладный - особенно теперь, когда все источники дохода разом иссякли - гостиничный номер.

Еще какое-то время он сможет продолжать вести привычную жизнь, получив невеликое наследство. А что потом? Переезд в дом отца? Даже о визите туда думать неприятно - слишком свежо в памяти последнее посещение. Назад к Ирине? Вариант ненамного лучше. С каждым днем перспектива встречи с женой удручала все больше - но вечно от нее прятаться не получится.

В газете репортер тоже не показывался с того самого дня, как Титоренко ответил отказом. Бирюлев до сих пор чувствовал себя уязвленным.

В среду он вновь посетил полицию и в очередной раз рассорился с Червинским.

Гадко усмехаясь, сыщик разрешил забрать отца из мертвецкой - вот только, увы, все те гнусные опыты, что над ним проводились, ничего не показали. Тело, и впрямь, пролежало до вскрытия слишком долго.

Незнакомый городовой вытащил разгневанного репортера из кабинета, а потом неожиданно принялся утешать, как дитя:

- Да будет вам... Отыщем мы тех, кто это сделал. Малинкой, поди, потравили, раз следов других нет.

- Чем?

- Смесью водки да морфия. Часто такое у нас случается, вот только обычно господа в себя после приходят. Просыпаются в своих постелях.

Благодарный за то, что в убийстве отца хоть кто-то не сомневается, Бирюлев заметил:

- Червинский-то как раз искать виновных не хочет...

- Не гневайтесь уж так сильно, - городовой подкурил папиросу и протянул Бирюлеву. - Невидимые у них с Бочинским...

- А как же мой отец?

- Так все говорит о том, что не их вина. А у наших сейчас одна задача. Знаете, как их начальство прижало? Особенно после вашей статьи. Злые они на вас. Но ничего, переждите, и вами займутся.

- А вы отчего не злы? - с недоверием спросил репортер.

- А я им не друг, - улыбнулся полицейский.

Похороны состоялись в пятницу. Бирюлев никого не предупредил ни о дате, ни о времени, и потому на скромной церемонии присутствовал в одиночестве.